— Пан Лёнька, может быть, кончить? Пару очередей, и все… — сказал Ян.

— Ты что, с ума сошел? Никакой стрельбы! А если рядом другие?

Эсэсовцы, все так же непринужденно разговаривая, медленно пошли через поляну. Прямо к лесу, к кустам, под которыми притаились партизаны. У каждого в руках пистолет, фуражки сдвинуты на затылок.

— Назад! — прошептал Лёнька своим, но в тот же момент понял, что отступать некуда. Фашисты были уже не далее как в десяти шагах от кустов, и малейший шорох, малейшее движение выдали бы гвардейцев.

Еще пять шагов.

И тут шедший впереди немец остановился и уставился в подлесок. Лёнька увидел его удивленные, широко раскрывшиеся глаза и понял, что таиться больше нечего.

Вскочив на ноги он, крикнул:

— Давай!

И выпустил в эсэсовцев длинную очередь. Следом за ней еще четыре очереди вспороли тишину. Два передних немца упали. Остальные, отстреливаясь, бросились к дороге.

— Бей! Бей! Бей! — закричал Лёнька, полосуя очередями бегущих. — Не давай подойти к машинам!

Все кончилось в одно мгновенье. Полдневная тишина леса, взрыв выстрелов, крики — и снова тишина, звенящая, неестественная.

Двенадцать трупов в синих тренировочных костюмах на яркой траве. Легкий голубоватый дым над кустами. Пустая лента дороги под солнцем.

— Поджечь машины!

Уже в лесу, возвращаясь к базе, услышали частый стрекот мотоциклетных моторов.

Лёнька поднял отряд по тревоге. Через час партизаны покинули базу и взяли направление на Марианов.

— Теперь начнется! — вздохнул Коник.

К вечеру небо затянуло тучами. Шквалом налетел ветер, пригибая молодые деревья к земле. По щекам стегнули первые капли дождя, и скоро гроза опрокинулась на лес. Идти стало трудно. Ноги скользили по раскисшей почве. Одежда разбухла, сделала бойцов неповоротливыми. Фуры обоза то и дело застревали в колдобинах.

— Надо остановиться и переждать непогоду! — крикнул кто-то из партизан, шедших сзади.

— Никаких остановок! — приказал Лёнька.

Он был уверен, что следом за отрядом уже идут каратели. Гроза усиливалась. Уже не струи, а каскады воды падали с неба и с деревьев на цепочку людей, бредущих в темноте.

— Какой черт будет искать нас в такую непогодь! — бормотал Коник, спотыкаясь о невидимые корни.

Иногда кто-нибудь падал, вспыхивали ругательства, на мгновенье часть цепочки останавливалась, затем снова приходила в движенье.

Поднимались на холмы и спускались в лощины, по дну которых неслись грязные булькающие потоки. Мохнатая, мокрая ночь поглотила людей, и они плыли в ней, не чувствуя ни расстояния, ни времени.

Отряд поднялся еще на какой-то холм, и начался длинный спуск в лощину.

Прикрываясь плащ-палаткой, Лёнька справился по карте и компасу.

— Кажется, это Лаговица. Здесь должен быть мост.

Через несколько минут по цепи понеслось: «Мы у моста. Что делать дальше?»

По-прежнему вокруг густела темнота. Из нее слышался рев крутящейся воды и однообразный шум падающего дождя.

— Ишь вздуло реку, — сказал Коник. — Прет, как бешеная.

— Вот бы прижать здесь швабов, — отозвался Каминский. — Накупать бы их всласть перед смертью!

Отряд подтянулся к берегу. Сзади осталась только группа прикрытия.

— Можно передохнуть, — сказал Лёнька. — Курите, но осторожно.

Тесно прижавшись друг к другу, гвардейцы прикрылись кожухами и плащ-палатками. Закурили. Разговаривали вполголоса, так как за мостом проходила дорога Марианов — Шумско. За спинами бурлила река.

— Надо разведать, что на мосту, — сказал Лёнька. — Кто хочет?

— Я! — отозвался Станислав.

— И я с ним! — сказал Ян Косовский.

— Перейдите на ту сторону, проверьте, не сорван ли где настил. Разведчики ушли.

Бойцы продолжали курить, пряча огоньки в рукавах.

— В такую погоду ни один шваб носа не высунет из хаты, — сказал Каминский. — Они любят воевать, когда солнышко да тепло.

— А ты любишь воевать в дождь? — спросил Лёнька.

Сидящие рядом засмеялись.

— Вот как жахнет нас сейчас оттуда! — произнес чей-то хриплый голос, и, словно подтверждая это, рядом с Лёнькой возник Косовский :

— Жандармы, командир! Много! Они уже на середине моста!

— А где индеец?

— Здесь, со мной.

— В ружье, хлопцы! — вполголоса приказал Лёнька, вскакивая. — Заряжай! Целиться в середину моста! Стрелять только по моей команде!

Гвардейцы вытянулись в две цепи на берегу, по обеим сторонам моста. Прицелились ниже перил, начало которых смутными полосками белело во тьме. Пальцы застыли на спусковых крючках автоматов, штуцеров и двустволок. Замерли пулеметчики у пулеметов.

— Какая длина моста? — спросил Лёнька Яна.

— Не знаю. Мы не дошли и до середины. Вдруг слышим — кто-то нам навстречу. И голос: «Ферфлюхт…» Мы сразу назад.

— А ширина?

— Едва пройдет крестьянская телега.

— Командир, вот они.

Темнота на мосту уплотнилась, и это уплотнение медленно двигалось вперед. Видимо, это и была головная группа немецкого отряда. Сколько их там — десять, двадцать? Хорошо, что они не заметили разведчиков. Неожиданность — половина дела. А если отряд больше? Если их — сотни? Нет, быть не может. Да и думать больше некогда.

— Огонь!

Грянул длинный залп. Все кругом осветилось коротким трепетным светом. Группа на мосту словно выпрыгнула из темноты. Блеснули мокрые каски и дождевики. Потом все нырнуло в ночь, но тотчас снова высветилось красными вспышками. С моста ответили автоматными очередями.

Свет выстрелов выхватывал из мрака мерцающие прутья дождя. Лязгали торопливо передергиваемые затворы. Кто-то закричал. Черные силуэты начали отрываться от группы на мосту и падать в воду. С треском сломались перила. Теперь гвардейцы стреляли беглым огнем. Каминский, досылая патроны в ствол, кричал:

— Прыгайте! Прыгайте! Купайтесь, пся крев!..

Огонь с моста постепенно ослабевал и наконец прекратился. По Лаговице плыли трупы.

— Коник, Чарны, ко мне!

Партизаны подбежали к Лёньке.

— Берите ребят и летите за швабами! Не давайте им опомниться. Атакуйте гранатами.

Человек десять гвардейцев загрохотали по настилу моста следом за отступившими жандармами. Вскоре на том берегу глухо рванула граната и послышались крики «ура!».

К рассвету отряд переправился на левый берег Лаговицы. Дождь прекратился. После напряжения ночной схватки партизаны чувствовали себя вялыми. Хотелось спать, но Лёнька не дал никому ни минуты передышки.

— Вперед, ребята, вперед! Как можно дальше от берега! Неизвестно, скольким гитлеровцам удалось бежать.

На мосту и на берегу нашли восемь трупов. Трое или четверо утонули.

Взошло солнце. Отряд медленно тянулся по редколесью. Мокрая земля парила. Уже несколько раз падали лошади в обозе. Их с трудом поднимали на ноги. Впереди на низких холмах синела роща. Часам к одиннадцати добрались наконец до нее. Гвардейцы засыпали на ходу.

— В лес! Поглубже в лес, там отдохнем, — подбадривал Лёнька.

Но роща оказалась неширокой. Не успели углубиться в нее и на километр, как связной передового охранения доложил, что вышли к дороге, по которой двигаются грузовики с военной жандармерией.

— Сволочь! — выругался Лёнька. — Этого еще не хватало! Остановив отряд, он приказал, чтобы никто не разговаривал и чтобы — упаси бог! — не заржали кони, и сам пошел к дороге.

Колонна машин с ревом неслась к Лаговице. В кузовах грузовиков плотно сидели жандармы в черных мундирах. Они покачивались в такт движению и походили не на людей, а на больших темных кукол. В двух грузовиках Лёнька рассмотрел зеленые трубы минометов.

— Шесть, — сосчитал он. — По двадцать человек в машине.

— Наверное, ищут нас. Будут прочесывать леса, — сказал один из разведчиков.

— Плохо, — отозвался Лёнька. — Ты не заметил, сколько машин прошло до меня?

— Тоже штук шесть или восемь. Мы не считали точно. Только подсунулись к шоссе, они тут и появились.