Дверью не хлопнула, рукой не ударила, ногой не топнула. Вышла спокойно, холодно. В оцепенение, кажется, впала. А по коже и, правда, мурашки пробежались. И что теперь делать?

— Диан, — хлопнула дверь, и раздался голос Артёма. — Постой, пожалуйста. Дай, хотя бы, объяснить.

— Что объяснить, Артём? Как я мешаю твоей семье? Как мешаю тебе?

— Хоть всему миру, но не мне, понимаешь?

Заторможено на него оглянулась, удивляясь его словам. Это лучше, чем признание в любви. Человек может любить, но не нуждаться. Видимо, Артём понял, что подобрал правильные слова, поэтому потянул меня наверх, на крышу.

На крыше ветер был морозный, и из-за этого невольно поёжилась, ища тепло у Лисички.

— Диан, мне правда всё равно, что она говорит, — начал он, — а молчал, потому что знал, что ещё хуже будет. Её лучше всего в самом конце затыкать, а не посередине. Она хоть и мать мне, но невыносимая.

— Как у неё Ника выросла такой другой, — был мой первый вопрос.

— Ника не её дочь, — ошарашил меня Тёма. — Когда папа был ещё молодым, то его вынудили жениться на моей матери. А она-то и возгордилась. Через пару лет у них появился Пашка. Но, скорее всего, чисто для вида, что семья есть. Потом и я так же, для мамы мы были не желанными детьми, в отличие для папы. Он всегда нам время уделял, даже когда его и не было. Когда мне было три, то родители начали ссориться, и папа не выдержал, ушёл. Да, я бы и сам от такой жены ушёл. Далее, отец на развод подал, а из-за чего уже не знаю. Ну, а после него познакомился с Ангелиной Аристарховной. Нас с ней познакомил, а она хорошая была. Поженились, да и дочка, Ника родилась. Помню, как с Пашкой и папой их из роддома встречали. А она в маму свою пошла, волосы рыженькие, кучерявые, а глазища, по-другому никак, зелёные-зелёные. Мы ходили тогда с Пашкой, гордились. Сестра родилась, красавица. Когда подрастали, защищали её, на свидание один раз проводили. Только, после этого она на нас обиделась, сказала, что её теперь мальчики боятся. А Ангелина прямо расцвела на дочь, любуясь, как и отец. А год назад она умерла. %Запрещено цензурой % какие-то ограбить пытались, а её зарезали. Отец-то их, нашел, конечно, но жену-то от этого не вернёшь. На папу с Никой смотреть было страшно. Отец хоть держался, а Ника понятное дело, что нет. С психологами работали, но толку не было, не знали, что и делать. Дашка её тогда в чувство привела. Не знаю как, но главное результат. Но, на этом ужас не закончился. Отцу снова пришлось жениться на нашей матери, чтобы не разорился бизнес. Брак там, толи фиктивный, толи ещё какой-то, но по документам он до сих пор женат на Ангелине.

А я уже и не замечала, что по щекам моим слёзы ручьями катятся. Слишком больно стало за Артёма. Я-то думала, что у него в жизни всё легко: семья богатая, отказов не знает, всё-то ему дозволенно. Но, оказывается, у него на самом-то деле не было самого главного — любящей семьи. А я по себе знаю, что она значит в трудный момент.

Сама поняла, что в руку Артёмки вцепилась, а отпустить не могу. Но, Артем не возражал, только наоборот крепче ладонь сжал. Надо было срочно съезжать с этой темы, но идей для другого разговора просто напросто не находилось. Решив, что лучше помолчать, я склонила голову к его плечу, прикрыв глаза.

Не имею понятия, сколько мы простояли, но когда уже спустились, на улице расцвёл закат. Закаты мне всегда нравились больше, чем рассветы. В закатах есть что-то пограничное с грустью и радостью. День прошел. Грусть и облегчение.

— Хочешь кушать? — спросила я, заходя в квартиру.

— Пожалуй, — выдохнул он, — кстати, а что ты в больнице делала?

— А, да я к маме забегала, — чуть скрыла правду я.

— Можно ещё вопрос? — ах, ты, своей улыбочкой меня заманить хочешь?

— Валяй, — согласилась я, нарезая овощи.

— На балу, когда папа сказал, что Танька бегала к тебе в больницу, — я напряглась. — Из-за чего?

Отвечать, если честно, не хотелось. И не то, что мне не хотелось ворошить прошлое, а боялась увидеть в его глазах осуждение. Прошлое — я первый раз сказала об этом случае так. Да, это действительно было прошлым.

— Ты же понимаешь, что я всё равно узнаю, Диан? — этого-то мне и не хотелось.

— Понимаю, Лис, прекрасно понимаю, — скупо отозвалась я, — но, дай мне собраться с мыслями.

Помимо воспоминаний о суициде, в памяти всплыли и другие моменты прошлого. Моя ошибка в том, что я не умею жить настоящим или будущим. Я живу прошлым, хватаясь за него руками, ногами, словно за спасательный круг. Но моё прошлое это не спасательный круг, а Титаник, который идёт ко дну.

— Мне было семнадцать, — после затянувшейся тишины, начала я, — я заканчивала последний класс в школе, и собиралась поступать на дизайнера. Но, тогда мы с Тимофеем поссорились, дойдя до того, что он перестал считать меня своей сестрой. Опуская моменты, скажу, что я решила покончить со всем этим, начиная с себя. Родители на работе были, Тим уехал подавать заявление в институт. Я заперлась в ванной, предварительно оставив письма. Но, как только я провела линию уже по второй руке, дверь открыли и это оказался сам Тимофей. Не помню, что было дальше. Но очнулась я только через трое суток, когда папа и брат разговаривали.

Сняв с запястья толстые браслеты, я протянула руки в Тёме, дожидаясь, что он скажет. Ожидая грубых слов, я совсем не ожидала, что меня резко дёрнут за эти же самые руки и посадят к себе на колени.

— Маленькая, глупая девочка, — проворчал Тёма, куда-то в район моей шеи.

Ну, не согласиться я не могла. И маленькая, и глупая, и девочка. Ой, у меня же салат не дорезан!

— Сиди, потом дорежешь, — проворчал Тёма, притягивая меня к себе, — да, ты сказала вслух.

Эх, всю жизнь бы так просидела, в этих тёплых, крепких объятиях. Уютно, умиротворённо, аж глазёнки закрываются.

Глава 27

Потянувшись, я зажмурила глазки из-за солнца, едва не замурлыкав, как котёнок. Опять распластавшись на кровати, я вспоминала вчерашний день. Стоп! Я резко поднялась на кровати и уставилась на мирно сопящего Артема. Блин, я же вчера на его руках уснула. И как только не проснулась, когда он меня перетащил и… переодел. Как же я люблю его футболки! Обняв себя за локти, я прикрыла глазёнки и подставила личико под лучики солнышка, выскакивающих из-за шторки, улыбаясь.

— Ребёнок, ты мой, сладкий, — хрипло отозвался Тёма, подмяв меня под себя. — Вот что мне с тобой делать?

— Люби, корми, и никогда не бросай, — ответила я со смехом.

— Люблю, кормлю, не брошу, — пробубнил он в подушку.

Кстати, о еде…я есть хочу, вообще-то! когда там, моя кормежка? Ещё раз потянувшись, и обняв Артика, я…осталась лежать на месте, наслаждаясь объятиями любимого человека.

Тёмка, тем временем, чуть прижав меня сверху, зарылся своим носиком в изгиб шеи, и, похоже, задремал. Нет, мне не тяжело, и даже удобно, но щекотно чуть-чуть.

Попыталась сдвинуться, но кроме усиления обхвата не добилась ничего.

— Ты куда? — невнятно пробормотал он.

— Зай, давай я тебе покушать приготовлю, — тихо прошептала я, ему на ушко, — ты спи, пока.

Подождав с минуту, Тёмка всё же перекатился с меня, взяв в заложники, мою подушку, уткнувшись в неё лицом, и забавно причмокнул. Улыбнувшись, я с хорошим настроением отправилась готовить завтрак. На настенных электронных часах — повезло — показывало 11:28. если честно, то я до сих пор не смогла разобраться в этих стрелочках, поэтому больше предпочитаю электронные часы. Заглянув в холодильник, поняла, что Тёма всё же не поел вечером. Взяв в руки яйца, я «вылила» их в тарелку и перемешала вилкой. Далее нарезала хлеб и приготовилась делать омлет.

Когда всё было почти готово, и я решила приготовить чай-кофе, мой сонный лисёнок вылез из кроватки и прошлёпал в ванную комнату. Пара минут, он такой же сонный, но уже с сырым лицом появился на кухне. Выглядел он очень мило, напоминая маленького ребёнка из рекламы. Быстро чмокнув своё чудо, я приступила раскладывать всё по тарелкам.