Как было задумано, они сместили прежде всего акценты и приоритеты. В центр повествования был поставлен персонаж-жертва, но сложность сюжета состояла в том, что он сам участвовал в убийстве своей жены. Это преступление совершается прямо на глазах у читателя, который видит, кто и почему убил. Нет вроде бы никакой тайны. Но на самом деле показанное в романе убийство было лишь инсценировкой и завязкой подлинного, хитроумно замышленного преступления, тайна которого и лежит в основе произведения.
Дальнейшие события разворачиваются таким образом, что все происходящее кажется невероятным, страшным, почти фантастическим. Роль детектива, который пытается разобраться в пугающих его непонятных явлениях, выполняет будущая жертва. Этот персонаж анализирует, размышляет, то есть делает то, что положено сыщику. Но он не одерживает победы, а погибает (как и подобает жертве).
В отличие от традиционного «полицейского романа», преступление здесь хотя и раскрывается в конце книги, но остается безнаказанным.
Торжествует зло, победы справедливости не ощущается. Это подрывает один из главных устоев жанра, возникшего в XIX веке, как отражение мечты о торжестве добра над злом. Сложные инсценировки, которыми пользуется преступник (в данном случае преступница), свидетельствуют об особой изощренности действий современного «злодея». В его арсенале, в отличие от преступника былых времен, уже не только яд, нож или пуля, но и тщательно продуманная система лжи и обманов, направленная на то, чтобы как можно больнее воздействовать на психику человека и довести его до гибели.
Читателя потрясает в этом романе не столько само убийство (в литературе описывали и более кровавые случаи), сколько невероятное хладнокровие и деловитая расчетливость, которые проявляет преступница, фабрикуя смертоносную «ловушку» для заманивания и уничтожения жертвы. Это преступление эпохи, полной деградации человеческих отношений, когда потеряла былую ценность и значимость человеческая личность, когда рухнули сдерживающие центры и моральные табу.
Своим первым совместным романом Буало и Нарсежак продемонстрировали намерение приблизить детектив к живой современной жизни. Они стремились вывести детективный жанр на новую орбиту, подключить его к импульсам и тревогам литературы середины XX века, то есть поднять до уровня серьезной психологической прозы.
По своей сути, по содержанию произведение остается детективным: в нем изображено преступление и раскрывается постепенно его жгучая тайна. Но по форме изложения, по представленным в тексте ситуациям, в которые попадают его персонажи, по общему тону повествования оно выглядит характерным образцом модной в 40-50-е годы так называемой «экзистенциалистской» литературы. Название происходит от слова «экзистенциализм», ключевого термина доктрины философа и писателя Жан-Поля Сартра, который в своих книгах, написанных в самые страшные военные годы, доказывал, что человек — это трагический, одинокий «экзистант», брошенный в пучину чудовищного, враждебного для него бытия. Он ничем не защищен (нет больше никакой спасительной идеологии или веры), кроме собственного внутреннего мира, и обречен быть «свободным», то есть не скованным никакими заранее выработанными оценками, ориентирами, установками. Но он только тогда сохраняет свою человеческую сущность, свое «лицо», когда сознательно выбирает свой путь, принимает самостоятельное решение, даже не веря в успех, «со смертью в душе».
На страницах французских книг и на сценах театров появилось в конце 40-х — начале 50-х годов немало персонажей, оказавшихся в мучительной, безысходной, экстремальной ситуации. Они пытаются как-то действовать, не остаются пассивными, но все равно гибнут.
Хотя в романах Буало-Нарсежака воспроизводится абсолютно точно и атмосфера и образы произведений экзистенциалистской прозы, но есть весьма существенное различие. Представленные в их текстах «экзистентные» абсурдности и невыносимые кошмары — всего лишь умелые инсценировки, созданные преступником, чтобы сбить с толку будущую жертву или ввести в заблуждение свидетеля, замести следы — словом, тайна преступления прикидывается здесь тайной бытия. Соавторы как бы популяризируют, делают более доступными для широкого читателя глубокие и сложные философско-психологические идеи и образы «большой и серьезной» литературы, при этом оставаясь в рамках детективного жанра.
Второе совместное произведение писателей «Лица во тьме» (1953) может служить почти хрестоматийным примером экзистенциалистского подхода к изображению личности: стремясь подчеркнуть беспомощность и обреченность индивида, оказавшегося в потоке губительного существования, они сделали главного героя слепым, то есть неспособным увидеть и понять окружающий его мир. Этот образ воспринимали как своего рода символ современного человека, не ведающего о том, в какую чудовищную и страшную «ловушку» он попал. Но, как и подобает персонажу экзистенциалистского произведения, он борется, несмотря на явную безнадежность этого занятия. Он не сдается и этим сохраняет себя как личность, хотя и обречен на гибель. Действие романа развивается внешне совершенно в духе философии Сартра. Но губительные для него обстоятельства, которые кажутся ему непостижимыми и почти фантастическими, были искусственно созданы беспощадными, хладнокровными негодяями, желающими отобрать у него богатство.
Таким образом с философских высот читателя возвращают на грешную землю. Однако у него остается ощущение, что он, читая этот роман, приобщился к чему-то очень значительному.
Эта способность станет одной из отличительных черт прозы Буало-Нарсежака, которые умело придают детективному повествованию особую подсветку, так что кажется, будто это не просто распутывание преступления, а что-то несравненно более возвышенное и таинственное.
В романе «Лица во тьме» наглядно проступает еще одна важнейшая особенность их совместного творчества — это углубленный психологизм, который был не нужен ни в «романе-загадке», ни в триллере. В данном случае глубокое проникновение в психологию диктовалось, в частности, тем, что главный персонаж, лишившись зрения, мог воспринимать мир только через звуки, запахи и путем физического соприкосновения с предметом. Поэтому все, что происходило, пропускалось через его ощущения и восприятие. Потому-то и авторы должны были создавать развернутое и углубленное изображение его внутреннего мира.
Подобное описание душевного состояния личности, находящейся в крайне сложной экстремальной ситуации, становится непременным компонентом всех последующих произведений Буало-Нарсежака Им больше не нужно для этого придумывать образ слепого. Не менее развернутой психологической характеристикой снабжают они и вполне зрячих людей, но как бы «ослепленных» коварными и изощренными уловками преступника. Раскрытие чувств и переживаний жертвы становится канвой детективного действия. Психология тем самым участвует в раскрытии тайны преступления, помогает ее разгадать. А детективная история выполняет роль своеобразного катализатора, способствующего выявлению трагедии личности. Психологический анализ и детективный сюжет сливаются в единое органичное целое, образуя новую разновидность жанра — психологический детектив.
В романах Буало-Нарсежака меняется по сравнению с их предшественниками сам принцип воздействия на читателя. Если старый «роман-загадка» — от Эдгара По до Агаты Кристи — привлекал блистательной логикой и аналитическим умом великого детектива, а триллер из «Черной серии» держал в напряжении бурным развитием действия и кровавыми сценами, то романы Буало-Нарсежака поражают умелым сочетанием таинственности с психологизмом, создающих атмосферу взволнованного и тревожного ожидания, особой напряженности, которая стала характерной приметой многих детективов 50-х годов и получила в критической литературе название — suspense («сюспанс» по-французски, «сэспенс» — по-английски), что означает художественный текст или фильм, способный вызвать чувство тревоги, ожидания беды.
«Сюспанс» не был изобретением соавторов. Он встречался в фильмах знаменитого американского режиссера Хичкока и в некоторых романах (главным образом американских). Во Франции появилась даже серия, названная, в отличие от «Черной», «Мертвенно-бледная» (série blême), а также серия «Сюспанс», в которых печатались произведения этого направления.