"Наверное, из тех, кто спасся во время штурма. Хотя не видно лиц я, кажется, узнаю их".

-Привет Пит и Оло - замусорились как кроты.

Владимир шлепнул Оло по носу. Будучи на вид старше Тигрова юный партизан слегка оскорбился.

-Ты ведешь себя как маленький ребенок, а ты ведь не мальчик - ты наша надежда и опора.

-Я последний довод королей.

Произнеся этот перл, Владимир с трудом сдержал чихание, пепел забился в нос. Мальчишки медленно отползли на относительно чистое место. Оло устремил взгляд на небо, тучи начали густеть, собирался дождь. Вокруг базы вился целый рой тяжелых ощетинившихся дулами вертолетов. Тигров сделал знак, четверка собралась вместе.

-Мы сейчас напоминаем героев Дюма, веселая четверка собралась вместе. Я все же решил немного посовещаться с вами, у кого какое мнение.

Оло на вид самый старший из них первым взял слово:

-Скоро прольется сильный ливень и, судя по цвету туч - видите оранжевые блики подует настоящий ураган. Он заставит приземлится "вертушки", и тогда мы получим шанс не заметно проникнуть на территорию базы.

Владимир кивнул:

-Это не самый плохой шанс, но если там нет Ласки, то будет означать лишь новую кровь. А мне так надоели все эти массовые убийства. И вообще стоит ли нам драться с Чагунеско, может Лугоро еще хуже. - Тигрову вспомнилась история России. - Был у нас один такой Ленин, вроде хотел добра народу, а вышло тотальное опустошение страны. Потом спустя семьдесят лет, все вернулось в круги своя, вновь появились олигархи жадно пьющие народную кровь.

Оло гордо расправил плечи и столь резко тряхнул головой, что с нее слетели кучки пепла. Юноша проорал голосом полным гнева:

-Ты не прав! Чагунеско зверь и маньяк. Я расскажу тебе, что было со мной. Происходило все это два года назад. В нашем селе партизаны останавливались редко, но все же я поддерживал с ними связь, а мой младший брат Пит, не смотря на свой малый возраст, умудрился поступить на летные курсы.

Пит кивнул.

-Он неплохой летчик и смело пошел на таран. - Подтвердил Тигров.

Оло слегка поперхнувшись в горло, попало жженым деревом, продолжил:

-За последние три года в нашей деревне ни разу не пролилась кровь. Но они все же пришли, когда наступили легкие сумерки, деревню окружили карательные войска. Он выгнали всех, больше тысячи мирных жителей из хат, и ударами прикладов загнали в машины. Брать с собой ничего не разрешали, в кузовах торчали остро оточенные железные гвозди. Моя сестра попробовала сопротивляться, и ее так сильно избили прикладами, что она потеряла сознание. Везли нас долго, машины петляли, унося живой груз в высокие горы. Там в отличии от равнины бывают зимы, а значит более, чем мучительный плен. Моя сестра Кэт задыхалась и бредила, у нее были сломаны ребра, у бедной девушки пересохли губы, и она все время просила пить. В горах было холодно, и во время краткой остановки я соскочил с машины и набрал в банку свежего снега. Каратели заметили это, один из них пырнул меня штыком.

Оро показал пальцем на едва заметный шрам:

-Мне повезло, штык скользнул по ребрам. Затем нас бросили в железобетонный бункер, включили шланги и обильно полили холодной водой. Затем вывели на мороз, у многих женщин на руках были грудные дети и они умерли в результате истязаний. После нас загнали в бронированные герметически закупоренные вагоны.

В них было очень холодно и вместе с тем душно. От нехватки воздуха только в нашем вагоне погибло два десятка детей и примерно столько же стариков. Потом эти звери все же пустили немного воздуха, но нас стала доставить жажда. Конвоиры издевались над нами, а на просьбу попить, справляли в нас малую нужду. Когда, наконец, поезд остановился, и нас принялись выгружать, люди не выдержали и словно звери набросились на отливающий фиолетовым цветом снег. Конвоиры открыли огонь на поражение, спустили сокобр. Это были особые специально откормленные животные, ужасающие пасти легко перекусывали руки и ноги.

Нас сбили в кучу и погнали по снегу как гонят на бойню скот. Посему было видно, что тут и раньше проходили такие несчастные как мы. Вдоль дороги валялся мусор и закоченевшие сильно изуродованные трупы. Стоял сильный мороз, а многие люди, особенно дети, брели босиком. Да и на мне что лучше, чем совсем ничего, только легкие сандалии. Моя сестра не могла идти, и я взвалил ее на спину. От природы я очень сильный, титан для своего возраста, и поэтому мог идти даже с такой поклажей, но многие другие ребята выбивались из сил. Кто отставал того загрызали чудовищные сокобры. Один из моих друзей предложил свою помощь и мы, соорудив носилки, понесли вдвоем несчастную девушку. Некоторые из детей отморозили ноги и движимые состраданием я и Кито посадили их на носилки. Как нам было тяжело, но физическая нагрузка согревала. Выжав последние соки, пригнали нас к уничтоженной извергами дерене. Были видны глубокие воронки от вакуумных бомб, сожженные в пепел строения, все это было обнесено колючей проволокой. Стоящие по бокам вышки ощетинились пулеметами, особенно зловеще смотрелись шестиствольные огнеметы. Нас сбросили на снег, мы были голодны, негде сварить пищу. Люди корчились от холода, корчились, плакали. Наш дядя крепкий деревенский мужик схватился руками из проволоку и потребовал дать хлеба. В ответ по нему ударили огнеметом, вспыхнув восковым факелом, дядя упал в снег. Через полчаса он скончался. Наша сестра металась и стонала, иней покрыл ее ресницы, девушка умирала от холода. Возле сгоревшего хлева мы нашли кучу навоза, разгребли его голыми руками. На дне он был теплый, шел пар. Разослали одеяло, положили сестру и маленьких детишек сверху прикрыли дерюгой.

Затем нас снова погнали, путь напоминал схождение в преисподнюю. Мать не хотела отдать ребенка, тогда ее облили бензином, и подожги заживо, а ребенка бросили голодной сокобре. Затем я видел, как на женщину спустили специально натасканную пчело-ворону, она раздробила череп, затем выклевала глаз ребенку.

Таская носилки, мы в конец уморились. Чуть отстал и на тебя натравливаю сокобру. Несколько раз меня кусали за ноги, били палками и прикладом. Путь был услан сплошными трупами. Нас гнали через замершее болото, многие проваливались и тонули, потом шли мимо замершего водопада. Каратели забавлялись, сталкивая узников в низ. Сестра бредила, и сопровождавшие нас изверги сбросили ее с носилок и вместе с тремя детьми живьем закопали в снег. Сверху проехал средний танк "лис-5", четыре гусеницы намертво утрамбовали сугробы. Путь был очень длинным, когда наступил долгожданный привал мы, не смотря на холод, повалились спать. Утром, когда появилось третье светило, стало теплее, мы с трудом выбрались из-под снега. Била дрожь, я хотел развести костер и всю натыкался на одубевших людей, многие умерли во сне, попав в страшные лапы ледяной смерти. Погреться нам не довелось, каратели не разрешили раскладывать костры. Четырех женщин, что попытались нарушить запрет закололи штыками. Еще несколько человек сожгли огнеметами, они стонали, корчились, пока от них не остались скелеты. Командир орал и скалился.

-Вам холодно так пойдите, согрейтесь.

Нас снова построили в поредевшую колонну, и повели на лютую смерть. Лагерь аннигиляции встретил нас высокими бетонными стенами и амбразурами дотов. Спали мы под открытым небом, замерзали и умирали, часто шел мокрый снег, вокруг нас громоздили штабеля неубранных трупов. Часто нас строили в шеренги и через колючую проволоку кидали хлеб. Кому удавалась схватить угощение, в того стреляли или живьем палили огнем. Иногда делали так, когда люди спали, ставили мину, а сверху клали еду. Стоит дотронуться следует взрыв, кому повезло, того убило сразу, иные еще долго живут и мучаются. В меня самого попало осколком, сломав три ребра, двое суток я висел между жизнью и смертью.

Оло показал глубокий шрам на боку. Ударили первые капли поначалу робкого и трепетного дождя. Владимир стер каплю с лба, подушки пальцев ощутили, что шрам от пореза осколком исчез и кожа лба снова стала гладенькой. Все же стэлзаны, что-то сделали для него хорошее, а у этого юноши-подростка, наверняка в сырую погоду мучительно ноет бок: