— А вот и вы…

— Нашла все-таки, — он оторвался от экрана, чтобы улыбнуться мне.

— Прятались? — от такой искренней радости с его стороны я оторопела, совсем забыв о профилактических разборах полета.

— Прятался. — Он отложил ноутбук и погладил место рядом с собой. Откинувшись на спинку софы, вытер взмокшее лицо. Молча, дожидался моего приближения.

— Может вызвать доктора, вы давно принимали анаболики?

Он ответил, не открывая глаз:

— Во-первых: на «ты» и после всего — это не обсуждается. А во-вторых: доктора не нужно, меня уже осмотрели. И в-третьих: Ань, не выходи из дома дня три. Это для твоей же безопасности.

Уловив нечто иное, чем просто любовь отдавать указы в его менторском тоне, я неосознанно согласилась:

— Хорошо. — Мой ответ повлек резкое движение с его стороны и сосредоточение внимания на моей персоне. Следующее его предложение было неожиданным:

— И я хотел попросить тебя, останься здесь на весь отпуск.

— Не поняла…

— У тебя три отпуска не закрыто за три года? — решил он уточнить, спокойным плавным движением взял меня за руку и подтянул к себе. Будучи в шоковом состоянии пересела ближе без вопросов:

— Д-да.

— Останься тут на все три отпуска.

— Почему?

— А если я просто хочу чтобы ты по-нормальному отдохнула.

— Просто так?

— Хорошо, я прошу в счет вчерашнего происшествия дать мне 90 дней. — Я недоверчиво прищурилась. Учитывая вчерашнее происшествие, я в огромном долгу. Но он сейчас шутит, да?

Шаген собирался с мыслями, прежде чем добавить:

— Те самые 90, что ты требовала от своих партнеров.

Еще до встречи с Ромой я прочитала книгу Стива Харви «Поступай как женщина, думай, как мужчина» и всех навязчивых ухажеров осаживала предложением повременить с интимом 90 дней. Их ряды значительно редели, позволив увидеть суть мужской заинтересованности. Но затем появился Рома, и я как влюбленная дуреха сама открылась и далась. Мое признание было зафиксировано. Именно ту знаменательную переписку я долгие годы сохраняла как напоминание на рабочем столе буки. Но о моем условии партнерам могут помнить лишь партнеры. Точнее — партнеры и лучшая подруга.

— Ты не…

И Шах внимательно смотрит на меня и руку не отпускает.

— Ты… Ты с Элей тогда обсуждал меня?

— Я познакомился с ней из-за тебя. — Перебирая мои пальчики. Он поднес ладошку к лицу и подул в ее середину. — Ты ведь знаешь этот метод. Хочешь познакомиться с девушкой, подойди к ее подруге.

Слов не было, я просто сидела рядом, ощущала его тепло, сухость руки, его надежность и явный интерес, и не понимала — как это возможно?

Взглянув на меня через мои же пальчики, мягко улыбнулся:

— И ты оказалась счастливо влюбленной.

— Лучше бы я была счастливо замужней.

— Будешь. — Пообещал он легко и просто, словно видел мое будущее на рисунке ладони. — Мне жаль, что ты встретилась с Шевченко, косвенно он виноват в… в произошедшем ночью…

В ответ я могла бы честно признать, что мне того прошлого — не жаль. Так бы я не разглядела самого Шаха за всеми его принципами. Но я смолчала.

Сейчас отчетливо поняла, что плевать мне на Шевченко и его разборки. Три дня в доме еще никого не убили, я за это время я точно узнаю, что на самом деле произошло. Но вот сейчас задело другое. Шаген не сказал «у клуба» и было в этом что-то застарелое и горестное, оставившее след. В прошлый раз я так же заметила его странное отношение к клубам, и не придала значения. А вот сейчас все словно становилось на свои места: и поведение Шаха и его требования и чрезмерная опека.

Я сжала ладонь, привлекая внимание:

— Как ты меня нашел? Там… меня же в подворотню затолкнули, и никто увидеть не мог. — Молчит и глаз на меня не поднимает. — Шаген, ты меня по телефону отслеживал?

— Шах? — я приблизилась и заглянула в черные глаза блестящие праведным гневом. С опозданием поняла, что сейчас будет отповедь за нехорошее поведение.

— Ты знаешь, что такое соблюдение безопасности в общественных местах? Пришла с группой, ушла с группой. Одна возле злачных мест не ходишь…

Отчитывает тихим голосом, а в глазах беспокойство и стремление втолковать свою теорию, навязать, бесспорно, полезные правила. Вот только между строк прописаны истины, о которых он не желает рассказать открыто. Меня мама ругает так же за неповиновение или очередную передрягу, потрепавшую мне нервы. Но в ее голосе нет уверенности в неизбежном, как в случившемся, нет убежденности, что произошедшее может повториться.

Я дала ему договорить прочувствованную речь «о технике безопасности для девушки», прежде чем нависла сверху, значительно сократив расстояние между нами:

— В твои семнадцать, случай заставивший уехать из Еревана… Ты не доглядел за девушкой. За своей девушкой… В клубе?

Вздрогнул. Попытался встать, не дала, толкнув его обратно на подушки. Сопротивляться он мог, но только лишь вызвав приступы резкой боли в боку. Словно смирившись с неизбежным, Шах лег обратно и совсем тихо ответил:

— Я нес за нее ответственность… И я не знал, что она ослушается.

— А винишь себя?

— Уже нет.

Снимай мы кино — это был бы один из самых удачных моментов для поцелуя. Вот только я была не готова. И прищур черных глаз, говорил о том, что меня видят насквозь. Возможно, его это расстроило, но он всем своим гордым видом сообщал, что готов еще потерпеть.

Я перевела тему:

— На счет отпуска сроком в один месяц я отвечу через неделю. Когда закончатся съемки.

Перестраховка — вот один из принципов моей жизни. И мне легче перестраховаться выждать и обдумать все еще раз, чем дать обещание и не сдержать его в силу причин и обстоятельств.

— Мы в любом случае останемся друзьями. — Искренне заверил он и смотрит внимательно, как удав на кролика.

Учитывая, что я не ела еще, вчера чуть не стала трупом или же потерпевшей (основательно потерпевшей), с утра пораньше была готова порвать его за своеволие, то сейчас мне как кролику озверевшему, а теперь расслабившемуся стало весело:

— И ты готов ждать три месяца… даже дружбу?

— Человек может ждать сколько угодно. Ему всего лишь нужно знать, что не зря.

— Прекрасное выражение! — осознанно разбила таинство этого момента. — Ты завтракал?

— Нет. — Со вздохом ответил Шах.

30

Процесс выписки Романа значительно удлинила беседа с венерологом. Слушая его лепет, Шевченко поморщился: Надо же! О том, что он якобы заражен гонореей предупредили и жену и его родителей, а вот о том, что перепутали анализы только его и лично в закрытом кабинете. Удивительное дело, когда Галя заказала проверку методом ПЦР, гонококки были, а когда Роман потребовал провести ее повторно — гонококки неожиданно вымерли.

— Ошибиться невозможно. — Развел руками пожилой венеролог, — но как говорится и на старуху бывает проруха. Все же ваши первоначальные анализы лаборанты предоставили…

Как они их предоставили, Роману было глубоко безразлично. Так как подпортить жизнь уже успели. Хлопнув дверью, он не дал специалисту договорить. Все более или менее стало на свои места, когда ему привезли ноут из дома. Проверив документацию и почту стало ясно, почему Галя как с цепи сорвалась и требует развода, и все дурехи, что в любви клялись до гроба, отказались с ним встретиться.

Роман фыркнул, направляясь на выход из поликлиники:

— А я еще удивлялся…?!

К слову за последние четыре дня с момента пробуждения он удивлялся неоднократно. Например: тому, что их сервера никто не вскрыл. Агата — подлая крыса, как ни в чем не бывало, проработала в его офисе почти две недели. И якобы Акчурин с его природной подозрительностью упустил ее из виду. И более того, как он болезненно признался — позволил ей и ее уроду унести важные документы.

Да-да, исходя из слов партнера эта белобрысая сука спелась с неким программистом Варягом. А тот по указу Герцева хотел вскрыть сервера «РоСтас», и подослал свою шалаву в их офис. На этот счет у Романа был только один вопрос: Как этого не заметили на ежемесячных разговорах приближенных сотрудников с агентами Акчурина?