— Вот тебе и сын! — сказал дворник, обращаясь к жене. — Несчастная Хатун всю жизнь свою отдала ему, вырастила, сделала человеком, и на старости лет ей пришлось снова идти на фабрику. «Где мама?» Не стыдно ему спрашивать, взрослому мужчине: «Где мама?» А наш сын, чем он лучше этого? Он поступил точно так же: мы учили его, инженером сделали, а он нашел себе барышню с кудряшками, женился. А я как держал метлу в руках, так и теперь держу…
— Лучше самому, своим трудом зарабатывать себе на хлеб, — дипломатично ответила жена дворника. — Ты еще, слава аллаху, не калека, не нуждаешься в чужом хлебе… Пусть лучше он с женой приходит к нам на обед в праздник, чем мы к нему…
— Не о том я говорю. Нурийя, я говорю о благодарности детей… Разве я отказываюсь от своего отцовского долга? Душа моя всегда с ним. Свою маленькую зарплату, и то я не могу спокойно тратить, я и кушать спокойно не могу — кусок застревает в горле. Все думаю, может быть, сын мой нуждается в чем-нибудь… А он, разве беспокоится он так обо мне?..
Вдруг Мехман, так поспешно удалившийся, неожиданно вернулся.
— Дядя, вы не сказали, на какой фабрике работает мама?
Вид у Мехмана был удрученный, он не шутил больше, не смеялся.
Медлительный Нуру оперся о метлу и задумался.
— «Али Байрамов», кажется, говорила она. Так, жена, или я ошибаюсь?
— Ей-богу, Нуру, я в жизни не ходила в такие места, — с достоинством ответила Нурийя, желая уязвить Мехмана. — Базар и вот эта квартира на первом этаже — вот все что я видела на своем веку…
— Да, Али Байрамов, Али Байрамов, — уже твердо сказал Нуру, почесывая свою бороду. — Спасибо Советской власти! Она надежнее вас всех, сынок. Когда мы стареем, она дает нам пенсию или какую-нибудь легкую работу — вроде охранника, чтобы мы не скучали.
Мехман искоса посмотрел на дворника.
— Но ты не один такой. Возьми друга твоего, инженера Наримана, моего сына. Мы с покойным Мурадом, отцом твоим, даже имена подобрали схожие. Ты вот тут родился в этой квартире, а он — вон там. Всего два дня разницы между вами… Оба мы радовались, что судьба, подарила нам сыновей, опору на старости лет…
Мехман едва не сгорел от стыда. Он молчал, считав себя не вправе отвечать на полные укора слова Нуру. Старик посмотрел вслед уходящему Мехману и пожал плечами.
— Нариман рассказывал, что Мехман славится своим умением хорошо говорить — чуть ли не оратор. Но где его пламенный язык? Он нем, как рыба…
— Наверно, твои слова смутили его, Нуру. Он готов был провалиться сквозь землю…
— Этого мало, старуха.
— Что же ему еще делать, старик? На самом деле провалиться сквозь землю?
— Он ведь юрист, пускай защищается, пускай правдой ответит на правдивое слово.
— Невестка, невестка, невестка! Она вырывает сына из рук матери. Нурийя разволновалась и готова была прослезиться.
— А только что ты заступалась за сына. Говорила, он ни в чем не виноват…
— Таков уж удел матери. Она должна сына отдать другой…
— А дочь? А если бы у тебя была дочь? Тогда как?
— Дочь всегда ближе.
33
Мехман добрался до фабрики. Его направили к главному инженеру. Мехман постучал, осторожно приоткрыл дверь.
— Можно?
— Можно, — ответила молодая девушка в тюбетейке, сидевшая за столом.
— Простите, мне нужно видеть главного инженера.
— Входите. Прошу.
— А он скоро будет? — спросил Мехман.
— Кто?
— Главный инженер.
— Главный инженер — это я. — Девушка чуть усмехнулась. — В чем дело?
— Я хочу повидаться со своей матерью, Хатун Агададаш кызы. Приехал сегодня из района и не застал дома. Говорят, она работает на вашей фабрике.
Девушка взглянула на часы.
— Вам придется двадцать пять минут подождать.
— Но я очень спешу. Именно поэтому я и зашел к вам…
— К сожалению, я не имею права нарушать трудовую дисциплину. Ведь у нас производство. Ваша мать работает на конвейере. Через двадцать пять минут будет перерыв.
— Как я смогу ее найти?
— Ну, мы вызовем ее сюда… — Девушка заглянула в какой-то список. — Ей передадут, что вы здесь.
— Я подожду… — Мехман встал, собираясь выйти.
— Можете посидеть здесь. Вы мне не помешаете. — И девушка углубилась в свою работу.
Шум и грохот машин сотрясали здание. И где-то в шуме и грохоте, думал Мехман, была его старая мать, женщина, которой он был всем обязан и которую ничем не отблагодарил. Мехман томился. Каждая минута казалась ему часом. Наконец раздался гудок. Работницы высыпали из цехов на обеденный перерыв. Вскоре взволнованная Хатун вошла в кабинет. Она не заметила сына.
— Вы меня вызывали, Дильгуше? — с тревогой спросила она. — Может, плохие вести?
— Плохие вести? — девушка ласково улыбнулась. — Хорошие вести, отличные. Сын ваш приехал. Вот он…
Хатун обернулась, увидела Мехмана и схватила его за руки, точно боясь, что он сейчас исчезнет.
— Почему ты не написала, мама? — с упреком спросил Мехман. — Ведь ты обещала вернуться. Почему ты здесь? Да, я плохой сын, но не такой плохой, как ты думаешь…
Глаза у Хатун стали влажными.
— Что ты, что ты, сынок? Я не хотела мешать вам. Пусть у тебя будет свой дом, своя семья, дети.
Дильгуше деликатно вмешалась.
— Вашей матери у нас хорошо. Мы ее любим. Молодые работницы учатся у нее… — Она пошутила. — Мы не позволим обижать нашу Хатун…
— Вот видишь, Мехман, — не утерпела мать, — здесь я нужна.
— А мне разве ты не нужна? Разве я обидел тебя чем-нибудь? — Мехман снова взглянул на Дильгуше, как бы ожидая ее помощи.
Та поняла это.
— Очевидно, обидели. Иначе наша Хатун говорила бы иначе.
У Мехмана опустились руки.
— Конечно, я во многом виноват.
— Но если человек искренне признает свою вину, его прощают, не так, Хатун? — Дильгуше ласково положила руку на плечо старухи.
Мехман стал просить Дильгуше освободить его старую мать от работы.
— Не хочется отпускать такую работницу. Трудно.
— Но я прошу, товарищ инженер. Я хочу взять ее к себе.
— Нет, Мехман! — Хатун многозначительно посмотрела на сына. — Нет!
Дильгуше вдруг спросила:
— Простите, где вы учились?
— Я окончил юридический факультет.
— Вы, наверное, тот Мехман, о котором часто вспоминает мой отец.
— Ваш отец?
— Профессор Меликзаде.
— Профессор? Я очень хотел бы повидаться с ним, если можно.
— Отец болен. Он так слаб… — На карих глазах девушки выступили слезы. — Как хорошо, что вы приехали. Откровенно говоря, я даже хотела написать вам. Просить вас навестить его…
— Я рад, очень рад познакомиться с вами. Я очень многим обязан вашему отцу.
Раздался гудок… Хатун достала из кармана ключ и отдала Мехману.
— Смотри же, ночевать приходи домой…
— А куда же еще? Где еще я могу ночевать, если не дома.
Хатун вышла, и сразу же маленькая ее фигура затерялась среди женщин, входивших в цех.
34
Снова зашумели колеса машин, сотрясая все здание.
На улицах уже зажгли фонари, когда Мехман подошел к дому профессора… Ему открыла женщина с добрым утомленным лицом.
— Я хотел бы видеть профессора.
— Он болен, — нерешительно ответила женщина. — Я не знаю… я…
Через полуотворенную дверь донесся знакомый Мехману голос. Но какой слабый, какой хриплый!
— Кто это? — профессор закашлялся. — Пусть войдет… впустите…
Мехман переступил порог.
На тахте, на высоко взбитых подушках полулежал, полусидел профессор. На его изможденном бледном лице играла слабая улыбка.
— Это ты, друг мой? — произнес он и пожал своей горячей рукой руку Мехмана. — Как я рад.
Он попытался подняться.
— Лежи, лежи. Умоляю тебя… — стала просить жена. Но профессор не слушал ее.
— Жестоко с твоей стороны, Мехман, жестоко. Я ждал от тебя письма, подробных писем, но ты предпочел молчать…
— Профессор, простите. — смутился Мехман. — Я не думал, что вам будет интересно. Время так незаметно прошло. Очень много работы.