Во всяком случае утром или вечером каждого воскресенья мы собирались у Ф., куда приходил и упомянутый выше П. Иг). Он читал нам Лассаля об «идее четвертого .сословия», по истории культуры, про борьбу классов и т. п. Мы очень приятно провели таким образом несколько воскресений, все ближе и ближе знакомясь и сростаясь с революционной деятельностью. Тут же у Ф. мы познакомились с П. А. Морозовым, который в наших глазах являлся самым образованным человеком из рабочих, и мы постоянно мечтали сделаться когда-нибудь таковыми же. Мы только не могли одобрить его за то, что он употреблял водочку и иногда бывал серьезно выпивши.
Мы с Костей были того мнения, что ни один сознательный социалист не должен пить водки, и даже курение табаку мы осуждали. Поэтому мы прониклись к П. А. Морозову своего рода неудовольствием и при удобном случае всегда это ему выражали. В это время мы проповедывали также и нравствен» ность в строгом смысле этого слова. Словом, мы требовали, чтобы социалист был самым примерным человеком во всех отношениях, и сами старались всегда быть примерными. У нас с Костей не было между собою ничего секретного, мы даже хотели вместе поселиться, но, обладая возможностью самостоятельно нанимать комнаты, из конспиративных соображений, решили оставить обе квартиры, чтобы потом можно было устроить два кружка, и, если один, то чтобы занятия происходили по очереди в обеих квартирах.
Мы знали, что уже за Ф. следят, и постепенно подготовлялись к его утрате. А П. А. Морозов решил для наибольшей осторожности снять отдельную квартиру, что в скорости и привел в исполнение, но это только усложнило положение, так как в этой квартире поселилось несколько человек, уже известных жандармам, в том числе и Ф. Кроме того, на эту квартиру часто приходил Штрипон г), который нам очень не нравился. Мы протестовали против знакомства Морозова со Штрипоном, но он был слишком уверен в нем и при этом отрицал полезность особой конспирации. Мы добились только того, чтобы нас избавили от встреч со Штрипоном.
В этой квартире у Ф. находилась библиотека, кажется, всей Невской заставы, и мы находили большое удовольствие в ней порыться, досадуя, что положительно нет времени для прочтения какой-либо книги. Действительно, чтобы прочесть книгу Бокля, нам нужно было потратить не меньше полутора, двух месяцев. При таком ограниченном свободном времени, поневоле с особой завистью смотрели мы на книги и все же читали совсем мало, развиваясь при посредстве рассказов, разговоров и коротких бесед с бывавшим у нас П. Й., но, конечно, мы не оставались тем, чем были раньше. Интересно, как Морозов проносил из дома и домой книги: ему удавалось незаметно обкладывать вокруг себя по пятнадцати книг и проходить мимо шпионов совершенно безопасно 6).
В этой же квартире мы познакомились со многими фабричными рабочими. Таким образом, круг нашего знакомства все увеличивался, увеличивались наши впечатления, и все больше чувствовался недостаток времени. Но тут же мы убеждались, что фабричные работают не Меньше нашего, хотя получают гораздо меньше нас (на фабриках работали от 5-ти утра до 8 ча,с. вечера, мы же работали со сверхурочной работой от 7 час. утра до 10х/2 час. веч. или от 7-ми час. утра до 21/2 час. ночи и опять от 7 час. утра до IOV2 час- вечера), следовательно, наше положение было довольно завидным, и тем сильнее мы чувствовали желание работать в пользу Идеи равенства.
Так, приблизительно, прошла эта зима. Ничего особенного, конечно, мы с Костей не сделали, и ничего нигде как-будто бы не происходило, всюду было довольно тихо, рабочие не шумели, было затишье, а если где что и происходило, то мы мало знали об этом, потому что тогда считалось неудобным говорить обо всем, а листков тогда еще не распространяли ни по заводам, ни по фабрикам. Настало лето, которого мы ожидали с какими-то надеждами, но оно оказалось не таковым, каким мы ожидали.
Однажды в начале лета, или даже в конце весны, придя как-то утром на работу, мы были поражены отсутствием Ф., пошли к другому товарищу, жившему с ним раньше на одной квартире, но от него ничего не узнали, кроме предположения, что Ф., вероятно, проспал и потому придет после обеда. Тяжелое предчувствие охватило нас с Костей, и мы часто спускались в первый этаж мастерской на то место, где работал Ф., но все было напрасно, каждый раз мы возвращались неудовлетворенными и все сильней и сильней начали сознавать, насколько дорог и важен был этот человек для нас, какая громаднейшая утрата будет для нас, если наше предположение оправдается. Настал обед, и мы спозаранку поторопились явиться на работу, ожидая вести, ибо сами из опасения не пошли на квартиру к Ф. Но вот идет товарищ с поникшей головой. Он сообщил нам в подробностях об обыске'и аресте Ф., конечно, ничего преступного найдено не было, потому что все было хорошо припрятано, тем не менее Ф. аресто-
’) Этот способ позднее стал хорошо известен жандармам, и в Екатеринославе были часты случаи, когда городовые и шпионы толкали заподозренных рукой в бок или в грудь, узнавая таким образом, что идущий обложен литературой, и тотчас же его арестовывали. Было несколько случаев, когда арестовывали таким образом с листками и вообще с нелегальной литературой. Прим. автора.
вали и увезли 7). Где он и что с ним?—с этими вопросами мы разошлись по своим местам, всякий с горем в душе, всякий думал о случившемся по своему.
Мастерская работала полным ходом, все спешили окончить свою работу. Для чего? чтобы взять скорее другую вещь и опять торопиться? спешить и спешить? для чего? ...опять для того же: хозяевам нужна прибыль! и потому работай, торопись и не оглядывайся, пока они тебе,не выкинут твой жалкий заработок. И тут же перед моим воображением проносится картина прихода жандармов, обысков.
А нашего Ф.—нет, нет нашего патриарха, отца, с его вдумчивыми глазами, строго серьезным лицом, с его железной энергией и бесстрашным мужеством. Ох, тяжело терять таких людей, особенно человеку, не привыкшему к такого рода потерям. Впоследствии я на аресты смотрел довольно спокойно, а тогда это было не то, и очень тяжело было мириться с фактом.
Мы с Костей стали думать теперь сами о вопросах, которые за нас раньше решали другие. Арест Ф. еще больше влил энергии в наши молодые натуры. Наш хороший знакомый 8) между тем старался лить на нас больше холодной воды, но это не помогало, мы начали между собою называть его трусом и недостойным человеком, хотя все же продолжали постоянно обращаться к нему за раз’яснениями в разного рода вопросах, он удовлетворял нас и только твердил, чтобы мы пока посидели тихо, а то попадете, мол, в тюрьму и рано загубите себя. Это на нас не действовало, и мы продолжали гнуть свою линию как умели. Костя в это время поступил в другую мастерскую, где его поставили распорядителем над мальчиками, и у него сейчас же появилась масса пропагандистской работы; потребовались всевозможные маленькие книжонки, которые мы искали по магазинам и даже во многих местах спрашивали два нелегальных названия книжек, не зная, что они нелегальные, В конце концов мы начали понемногу умнеть и составили каталог книгам, которые можно спрашивать свободно.
Чувствуя одиночество, мы не падали духом, Косте удалось пристроить у себя в мастерской П. А. Морозова. Мы этому были особенно рады, как потому, что его уже на фабрике не принимали, так и потому, что он может лучше себя чувствовать, если обеспечит свое экономическое положение,
а больше всего мы радовались тому, что, находясь около нас, он сможет нами руководить, развивать нас и давать нам новые знания, и тогда-то мы уже легче сможем двигать вперед свое дело. Дело у нас уже было: мы должны были начинать развивать молодежь, такую же, как и мы и много моложе нас, и выводить наружу некоторые злоупотребления, производившиеся заводской администрацией. И вот при всякой встрече с Костей,—а мы встречались в обеду Кости в комнате (которая была недавно снята у человека, находившегося под нашим влиянием, но очень обремененного семейством),—я расспрашивал Костю, о чем шла у него беседа с Морозовым в этот день, надеясь узнать что-либо интересное, но Костя говорил, что Морозов пока слишком заинтересован одной только работой, так как новое для него ремесло привлекало его. Мы надеялись, что все же удастся его расположить, и тогда он будет более общительным с нами. Но произошло совсем другое: Морозова однажды пригласили