Дик не притрагивался к еде, забился в угол вольера и прикрывал темные глаза лапой - совсем как человек, которого незаслуженно обидели.

- Знаешь что? - с трудом охлаждая пыл, говорил Шестериков.- Нам попутчики не нужны. Подводить остальных мы тебе не позволим. Не выйдет, понял? Ты как-то говорил, что дед твой служил в коннице у Буденного, «Каховку» любил напевать. Так вот, внуку не дадим искать в жизни кривые тропочки. Понял? - голос сержанта был незнакомо тверд, позванивал на высоких нотах.- Ты будешь работать, Тимур, по-настоящему. Будешь! Мало я с тобой ходил на границу в парном наряде? Походим еще, каждый день учебы ста ручьями пота для тебя обернётся, учти! Я тебе доверяю, как самому себе, и я же с тебя спрошу в сто раз больше. Вот так-то, мил-человек Тимур Костиков, кандидат в пограничники!

6

Особенный этот день потребовал и особых условий. Шестериков надел парадную форму. Приятная тяжесть ощущалась там, где выстроились в ряд награды: знаки «Отличник погранвойск» I и II степени, «Отличник Советской Армии», сияющая белой эмалью цифра 2, обозначающая классность, знаки «Старший пограннаряда», «Военно-спортивный комплекс» первой степени…

Собравшиеся в Ленинской комнате свободные от службы пограничники ждали от него важных, каких-то необычных слов. Он вспомнил мимолетно, где искал эти «необычные»,-стоя у питомника! Думалось и дышалось здесь легко и свободно. И не потому, что близилась осень со светлыми далями, холодными туманами, таявшими под солнцем, поспевающими ягодами на порыжевших полянах и отчетливым стуком дятла в предрассветную пору,- всем тем, что рождает в человеке ощущение красоты и неповторимости жизни. Просто на миг для него приоткрылось, стало понятным чувство архитектора, который не может оторвать глаз от законченного строения - плода его фантазии, творческой мысли, напряжения ума, сил, наконец, здоровья… Ведь если взглянуть на их службу на границе не через призму положений, уставов,- то, в конечном-то счете, она - тоже здание. На долю предшественников - легендарных дедов и отцов - выпало самое трудное: закладывать его основу, фундамент.

«Но ведь здание,- продолжал Сергей развивать найденное сравнение,- оттого и прочно, неподвластно разрушению, что о нем постоянно заботятся, берегут». Кто скажет, что достается это легко, без усилий? Взять, к примеру, их отдаленную заставу. До прихода капитана Матвеева застава числилась отстающей. Что изменилось? Немногим более года назад завоевала она рубеж отличной. Теперь уже вторично за ними закрепилось звание передовой. Автоматически, само собой?..

Как бы не так! Это все равно что, не взрыхлив землю, не полив ее, не удобрив, ждать, когда из чахлого саженца вырастет взрослое красивое дерево. Труд - он в любом, даже самом крошечном сражении - главком, генерал и солдат. В таком, как воинский труд,- и подавно…

Облокотившись на сетку питомника, Шестериков размышлял: «Как могучая река получает силу от ручейков, так и успехи заставы складываются из отдельных побед». «Неподдающийся» поначалу Тимур Костиков буквально на глазах превращался в опытного специалиста, хотя ироничный Ларионов и замечал, что доводка - окончательная отделка изделия - немного подзатянулась. Но ведь человек - не какая-то болванка, не бездушный металл! В конечном итоге, стал же Костиков настоящим пограничником - факт! А если каждый, как Тимур, отдаст для отличного финиша все, на что способен,- успех не может не прийти.

Примерно такую же фразу высказал он недавно и ефрейтору Ларионову. А Саша - работящий, добросовестный парень, надежный товарищ,- вдруг огорошил :

- Ты, конечно, Сергей, извини, но к чему такой энтузиазм? Я понимаю: размах, космические масштабы - все это горячит кровь, возбуждает… Но нельзя же быть всеобщей нянькой, потому что болеть за всех - головы не хватит. У нас в отделении порядок - и хорошо.

Да, здесь все было в норме и полном порядке. Собаки накормлены, ухожены, не больны. Хорошие собачки! Вот его неразлучный Джин, осторожно наблюдает за Сергеем и голоса не подает, словно и впрямь понимает: сейчас хозяин размышляет о чем-то особенно важном, мешать ему и набиваться на ласку не следует… Вот Ларионовская Джери. Там - вольер призера отряда Мухтара. Самого Мухтара в вольере нет - он на службе. С ним Николай Калугин заработал и Привез из отряда дорогую награду - вымпел лучшего проводника служебной собаки… Дальше - свирепый, злой Урал, косит на Шестерикова умным взглядом. Какая сила таится в этой широкой мощной груди - под остистой, будто наэлектризованной, шерстью! И как он послушен рукам Андрея Лосева, как внимателен и чуток к его командам! Вот уж поистине живая стихия, покоренная человеком и в награду за это верно отдающая ему весь свой запас энергии, навыков!.. А вот Костиковский Дик. Хороший ты пес, Дик, не подкачай, не подведи нашего молодого!..

Сергей улыбнулся - вспомнил, чем закончился тогдашний их разговор с Ларионовым об энтузиазме и «няньках».

- Понимаешь, обидно,- откровенно высказался Александр.- Один ломит, себя не жалеет, а другой отсиживается в тенечке. Ну! Разве справедливо?

- Ты не горячись, Александр. Вот представь: вся застава ходит в середнячках, а наше отделение назвали не просто отличным, а сверхпередовым, образцово-показательным. Ну, произошел вдруг такой уникальный случай. И вот вручают нам не вымпел отличного отделения, а какой-нибудь бриллиантовый знак.

Пошел бы ты его получать? То-то, молчишь. А почему? Да потому, что и сам не подозреваешь, как глубоко в тебе сидит наш главный воинский принцип: один за всех, а все - за одного…

Именно здесь, у питомника, Сергей Шестериков вспомнил слова, которые сейчас лишь явятся его солдатам, его боевым товарищам, а до этого дня два года, свернувшись клубочком, дремали и росли, набирали силу у самого сердца. Нет, в них самих, в словах, не окажется ничего особенного, но вот в том, как он их скажет, будет скрыт весь секрет, истинный смысл.

- Товарищи! Боевые мои друзья! Я могу вам сказать: поработали мы хорошо. Наша застава отличная. Но сейчас одного этого уже недостаточно. Наращивать темпы - вот наша задача. Мы - пограничники, и хорошо знаем, что такое время; не оно, а мы должны диктовать ему свою волю, не оно нас, а мы его побеждаем. Верно я говорю?

- Ты на перевалах-то из машины не выходи. Холодно, простудишься…

- Ладно, ладно, не выйду. Спи!

С рассветом надо выехать на заставу младшего лейтенанта Трибиса. Путь не близкий, а зимние дороги в горах тяжелы. Не ехать бы, переждать: метеослужба обещала заносы и снегопады. К тому же партконференция скоро, и ему, парторгу маневренной группы, надо бы приготовиться к выступлению - повестка дня деловая, не праздничная. Но… ничего не поделаешь, связан словом, надо ехать. Днем еще подстерег его юркий, деловитый начальник клуба, окликнул:

- Иваницкий! Майор Иваницкий!

Он остановился, на всякий случай поднял руку с часами к глазам.

- Говори быстрей, мне некогда.

- Алексей Стефанович! Ты ведь на фланг? К Трибису? Будь другом, захвати с собой фильм… Нет ни одной свободной машины, а моя на приколе.

- Что хоть за фильм?

- «Мертвый сезон».- Глаза начклуба блеснули.- Про чекистов… Так захватишь?

- Ладно. Грузи коробки в машину.

Потом зашел к начальнику политотдела, от него узнал, что скоро партконференция… Ну да теперь куда уж отступать - обнадежил человека, дал слово, надо ехать. Придется готовить свое выступление на ходу.

Алексей выключил свет. За окном еще гуще подступила темень, которую не в силах была развеять золотая запятая ущербной луны. На нее, эту запятую не толще ресницы, и выли собаки. Гудел ветер, не навевающий сна.

Фильм!.. Что-то Алексею напоминало это обыкновенное слово, какой-то неуловимо знакомый эпизод… Ну да, конечно же, напоминало: недавнюю дорогу в часть накануне отпуска. Правда, тогда стояло лето - душное, безветренное. Зелень была сухой. Вовсю палило солнце,