— Не-не, — глядя на него со священным ужасом, торопливо возразила я. — Не надо. У меня другие дырки есть.

— Кис, я иногда с тебя хуею просто! — расхохотался Паша, усаживаясь на край кровати и нашаривая под одеялом мою ногу, чтобы рывком дернуть за нее меня на себя. — Дырки у нее есть. Дырки, блядь! Ну надо же пиздануть такое!

Я фыркала, уворачивая лицо от его улыбающихся Губ. Но поцелуй он все равно сорвал, и наказав не скучать ушел. А я уснула.

Он меня разбудил, когда за окном еще было темно. Я сонно куксилась под его улыбающимися губами, и из вредности отворачивалась, вызывая его тихий смех, будоражащий мне кровь.

Откинул одеяло и поцелуями от подбородка спустился вниз, до груди. Прикусил зубами, заставляя сон полностью слететь с меня, а тело выгнуться ему навстречу. Чтобы ощутить его тело, уже избавленное от одежды.

— Я тут прибарахлился… — Положил мне на живот упаковку презервативов. — А то знаешь, уже надоело руки себе пачкать.

Я хохотнула, обвивая его за шею руками и рывком притягивая его голову к своему лицу, чтобы раздвинуть языком улыбающиеся губы. Рывком перевернулась, усаживаясь на его бедра, и целуя глубже, нетерпеливо сбрасывая с себя тонкий пеньюар, и так уже трещавший под его пальцами. Одновременно, не глядя, трясущимися под гнетом загорающегося возбуждением сознания пальцами распечатывала упаковку.

Отстранилась, медленно надрывая фольгу и из-за его пальцев, стискивающих грудь стараясь сдержать животный порыв отбросить все нахрен. А его пальцы сжимали сильнее. До боли. И скорее всего до следов. Но огонь, струящийся под кожей сжигал эхо боли, бьющей в запертые двери объятого пьянящим возбуждением разума.

Хитро улыбнулась, высвобождая латекс. И соскользнула с его паха ниже. Подмигнула, пробежавшись языком по затвердевшему стволу и заставив его вздрогнуть. Латекс на головку, обхватить губами кожу, исходящую жаром даже через тонкую резину, и медленно, с нажимом вниз. Расправляя презерватив и вырвав из него сорванный выдох. Вниз. До основания. Игривый, но очень аккуратный прикус и отстраниться, чтобы мгновенно и бескомпромиссно опьянеть от его вида. От почти прокусанной до крови губы, от изумрудного пламени в глазах. Рывок за мою руку вынуждая упасть ему на грудь. Краткий поворот, чтобы он оказался сверху. Вдавил, вжал собой в постель, одновременно даря болезненный укус в шею и тут же зализывая ноющую кожу. Звук рвущегося под его пальцами шелка трусиков, заставившего меня судорожно откинуть голову от ударившего в грудь нетерпеливого ожидания.

Его пальцы обманчиво нежно пробежались по моим губам, к виску, уходя за затылок и ласково сжимая пряди у корней. Я растерянно смотрела в темные, усмехающиеся глаза, взглядом умоляя не медлить, потому что я сдохну от чувства тяжести в низу живота… И он не стал томить. Его пальцы с силой дернули меня за волосы, одновременно первый жесткий и быстрый толчок. Сразу до конца. Вырвав из меня сразу и вскрик и всхлип и стон. Он не врал, когда обещал оттрахать. Вообще не врал.

Я задыхалась, сжималась, что-то бессвязно шептала, сквозь свои рвущие голосовые связки стоны от его каждого движения, от жуткой силы пальцев на коже, от рваных поцелуев на лице. Мир полыхал, горел и ревел в агонии, разнося по судорожно дергающемуся телу такое дичайшее, просто животное удовольствие, что осознать, что вообще происходит, не могла. Изнывала под ним. Безотчетно впивалась ногтями в кожу его спины, обхватывала ногами его бедра, то ли стремясь снизить амплитуду движений, то ли наоборот увеличить силу. Сама не понимала чего от него хотела, ясно было лишь одно — только бы не останавливался.

С губ бесконечное количество раз срывалось его имя, тело немело от напряженных мышц, отчаянно старающихся неведомо каким образом уцепиться за быстро нарастающее эхо грядущей катастрофы сознания. И приблизить ее, но разница между тем, где я находилась от этой грани, и где был он отчетливо ощущалась.

Он прикусив губу, зачем-то чуть замедлился, заставив меня едва не взвыть. Потому что вместе с тем как схлынула с него волна, она слетала и с меня, а я была дальше. Пока мой рот не оттрахали языком, методично, со вкусом повторяя каждое движение языка бедрами.

Кровь вскипела и кожа покрылась испариной. Кислорода не хватало. А я готова была сдохнуть. Прямо сейчас. Сгорая от нехватки воздуха и неукротимой стремительно накрывающей меня лавины. Последнее особо сильное движение бедрами и языком и меня убило. Раздробило на преагонию, когда мир померк и с оглушающим звоном рассыпался, агонию, когда тело забилось, содрогалось и было растерзано под невыносимым жаром пронесшимся от низа живота сразу во все направления, сжигая и сжимая каждую мышцу почти болезненной волной наслаждения и последнюю стадию — смерть. Просто тупо смерть. Когда ощущаешь себя подохшим зверем, но умирающим от удовольствия, уже почти схлынувшего, но будоражащего отдельные группы мышц.

Пришла в себя не сразу. Да и, если честно, не пришла в себя вообще. Святые угодники, мать вашу! С каждым разом все охереннее. Да я ведь и правда когда-нибудь не выдержу и умру под ним. Это будет самая приятная смерть на свете. От экстаза-то.

Его горячее, быстрое дыхание в немеющую кожу шеи. Пальцу слабо пробежались по моей руке, на живот, притянули мое безвольное тело к себе и прижали. Сухие губы по шее, и я непроизвольно улыбаюсь, чувствуя, как мурашки бегут по спине и рукам.

Он уснул быстро. Почти сразу. Дыхание выровнялось, рука, обнимающая меня ослабла. Я с трудом и осторожностью отстранилась и медленно повернулась, чтобы его не разбудить. С упоением скользила взглядом по красивому лицу. По темным, иногда чуть подрагивающим во сне ресницам. По тонкой линии носа. По губам, умеющим делать такие интересные вещи.

Усмехнулась и осторожно протянув руку, коснулась его. Аккуратно, почти невесомо. Оглаживая большим пальцем его скулу, я думала о том, что впереди неделя зачетов, экзамен и подтверждение классификации на работе. А потом рейсы. И впервые в жизни вернуться в небо мне не хотелось. Не хотелось за линию облаков к новым горизонтам, не хотелось засыпать под чужим небом. Не хотелось забот в подготовке, не хотелось брифингов, не хотелось уютных джетов. Не хотелось. Меня поглотила другая стихия. Здесь, на земле. Одно ее лучшее воплощение. Спокойное, мудрое, сильное и надежное. С глазами цвета первой весенней листвы. И покидать это воплощение прежде чуждой стихии мне не хотелось, хотя прежде я считала себя частицей воздуха. Ветра. Легкого, порывистого, иногда ураганного. Неотделимой частью неба, к которому так стремилась душа. Так ошибочно.

Странно это все. Поднялась с постели и пошла на кухню. Взяла из холодильника лимонад, и бросила взгляд через стеклянные раздвижные двери, ведущие на террасу. Там, за границей высоких деревьев небо разбавило синевой свою ночную мглу. Повинуясь порыву, вышла на террасу, зябко кутаясь в батистовую простынь, села на плетенный стул и подобрала под себя ноги.

Воздух свежий такой, чистый. Расправляет легкие, насыщая кислородом кровь. Такой только перед рассветом. Где-то за оградой, в недалекой кромке леса стрекотали сверчки, но уже не так часто, с перерывами, будто понимая, что вот-вот первые солнечные лучи пронзят мощные кроны деревьев и освятят ночной храм леса, знаменуя наступление нового дня.

Я смотрела, как неторопливо растекается синева в небе, как она изменяется, светлеет, готовясь вобрать в себя оранжево-розовато-желтый ореол восходящего солнца. И думала, что снова ошиблась. Снова ошиблась, считая, что самые красивые рассветы — на борту джета. Эстетически может быть и да, более впечатляющие. Однако красота — это не только когда глаза наслаждаются, это еще и чувство, когда одновременно с потрясающим видом перед глазами по венам течет странное, тяжелое но до безумия приятное чувство, заставляющее дрожать все внутри и неметь кончики пальцев. На губах вкус лимонада, и я не поняла, почему они растянулись в безотчетной улыбке. Пока не почувствовала. Сильные пальцы, обнимающие меня за плечи. Теплый выдох в затылок.