Его глаза прошлись по моему непроницаемому лицу, пытаясь выудить для себя, выцепить хоть что-то на чем можно было бы сыграть и определиться со стратегией линии поведения в отношении меня и утверждая меня во мнении, что ближайшее время я проведу как минимум интересно. Но ничего такого он в моем лице не обнаружил, разочарованно кратко и вскользь взглянув мне в глаза. Оно и понятно. Дело дохлое, мужик, я в авиации работаю, там психологи покруче — не сдержала тень иронии в ответном взгляде. Что мгновенно зажгло охотничий азарт в его лице, но я отвела взгляд и отвернулась, чтобы дать себе доли секунды и обрести полный самоконтроль. Так. Взять себя в руки. Взять. В руки. Как на первых собеседованиях, куда я шла с лозунгом «хуй вы от меня чего-то добьетесь, кроме того, что я вам покажу».

Я подавила желание скрестить руки на груди, когда он садился спиной к окну напротив меня. В мужчине главное взгляд. И когда мы с ним впервые встретились им больше чем на пару секунд, я поняла, что интуиция верещала не просто так. Взгляд холодный, безразличный, сволочной. Определенно говорящий, что ему все человеческое чуждо, и важна лишь его работа. И работает он до результата.

Он улыбнулся, мягко и ненавязчиво, задавая тенденцию к расположению к нему. Ха-ха, блядь.

— Мария Анатольевна, воды? — голос красивый, приятный мужской баритон, движение, с которым придвинул бутылку ко мне мягкое и открытое.

— Нет.

Без благодарностей. Без эмоций. Пустота. На лице и в голосе. А что за ней, прочитать не дам. Сидеть и ждать. Просто сидеть, слыша гул в голове от натянутых до состояния струн нервов, смотреть, как его глаза пробегаются по строчкам документов перед собой и ждать.

— Меня зовут Мирошников Андрей Сергеевич, я старший следователь второго отдела по расследованию особо важных дел против государственной власти и в сфере экономики по нашей области. Думаю, у вас возникли вопросы. — Змеиная улыбка по губам, он открепляет от папки несколько листов, готовясь протянуть их мне, — это должно исчерпать ваш интерес и рассказать вам, с кем вы связались…

Я как в замедленной съемке смотрела на эти листы, протягиваемые мне. Ну да. Интересно, конечно. Только если бы меня сюда привезли не как лань к царскому столу, я бы может даже и поверила бы этим глазам. И этим бумагам, легшим передо мной на стол, ибо протянутыми с его руки я их не взяла. Глаза в глаза и сердце забилось чаще. От понимания, что читать я это не буду. Что правды от этой змеи не дождусь. Я в бизнес авиации работаю, скот. И прекрасно понимаю, как стряпаются дела неугодных власти. Слухи между стюардессами бизнес сегмента никто не отменял. Был тебе замечательный мужик, неприхотливый клиент, тихий, спокойный, беспроблемный. А потом раз, и погорел на чем-нибудь. На какой-нибудь херне. И как часто, сука, как же часто, такая оплошность совпадает с тем, что сей клиент собирался что-нибудь эдакое сотворить. Новую сеть ресторанов-салонов, в депутаты податься, новый строительный проект запустить. Ну, забавное же совпадение. А тут Коваль на Ямал слетал. Явно не на ягель и оленей полюбоваться… и нехуй так зыркать, чудовище, знаю я за такие дела.

Особенно те, за которые из машины посреди трассы выдергивают. И я знаю Коваля. Он не убийца, не сутенер, не наркоторговец, не террорист. С остальным я смерюсь. Так что окстись, родной, твоим словам я и на сотую долю процента не поверю. Как и высеру твоих подчиненных на бумаге.

Темные глаза следака прищурились, не принимая мой ироничный взгляд в сторону документов и последующий спокойный но с тенью насмешки в его глаза. Воздух между нами стал плотным и тяжелым. Оттого что лань на царском дворе не желала идти под нож царскому мяснику, чем вызвала его недоумение. Ну, давай, сука. В словесном поносе я тебя уделаю. Он только разомкнул тонкие губы, как его прервали.

— Андрей Сергеевич. — Постучавшись, в кабинет заглянула миловидная девушка, моего возраста. — Там адвокаты Коваля пришли. Целая делегация. Вас требуют.

— Как, уже? — Мужик, разом утратив всю свою деловую спесь потрясенно посмотрел на прикусившую губу и кивнувшую девушку. — Как так-то?

— У Гильятдинова был второй телефон. — Быстро стрельнув взглядом на напряженно глядящую на листы в его руках меня, негромко пояснила она. — Успел позвонить. Или сообщение послать, хотя группа задержания говорит, что он не… дергался.

Гильятдинов. Фамилия Рамиля. Его тоже загребли. Почему-то по напряженным струнам нервов это осознание прокатилось эхом успокоения.

И я не сдержалась. Очень глупо и совсем не по-взрослому злорадно гоготнула. Впрочем, Андрей Сергеевич тоже не сдержался, бросив на меня убийственный взгляд, с силой провел рукой по лицу и кивнул. Я снова не сдержалась и прыснула, удовлетворенно глядя как эта тварь бесится. Девушка ушла, а он, вперев в меня тяжелый взгляд, достав телефон из кармана пиджака, сухо велел кому-то на том конце провода оформить мне вызов на допрос на завтра.

Через пару минут мне вернули мои вещи, вручили вызов на допрос и отпустили. Выйдя на улицу, я потерянно огляделась. Улицу узнала, почти центр. Добрела до ближайшей скамейки и рухнула на нее, мрачно глядя перед собой. Не сразу дошло, что мой телефон разрывается. Женька. Как же, блядь, вовремя.

— Машка, тебя где черти носят? — обеспокоенно спросил он. — С работы позвонили, интересовались, почему ты на занятия не пришла. Я сказал, что ты уехала уже к ним. Звоню-звоню, а мобильник выключен. Уже думал домой когти рвать, переживал. Ты че, сука, трубку вырубила, а?!

— Мне… плохо стало. — Поморщилась я, сдерживая мат в ответ на его раздражающую до крайности грубость и раздраженно глядя в асфальт под ногами. — Заехала в клинику, провериться. На обследовании была, поэтому телефон выключила.

— Целый час? — присвистнул Женька и серьезно спросил. — Что-то случилось? Что тебе сказали?

— Ничего такого. ПМС просто так проявился… — поморщилась, не в силах ничего толкового придумать.

— Господи, ужас какой. Домой приедешь мне набери обязательно.

Он говорил что-то еще, действуя на нервы. Что-то неважное и ненужное. Я тупо смотрела на кисть правой руки, свисающей с колена. След от наручников прошел. Но только с кожи.

Оглянулась на отдел. Он там. Он все еще там.

Почти уже послала Женьку, все еще что-то щебечущего но он, буркнув что-то про мою необщительность и ПМС попрощался и отключился.

Сжала телефон в холодных пальцах. Положила локти на широко разведенные колени и впилась пальцами в опущенную голову. Что делать-то?

Почему-то хотелось заплакать. Как вовремя-то, блядь. Паника внутри нарастала, и если она вырвется, пиши пропало. Не сейчас. Вообще не сейчас. Нужно двигаться, иначе скачусь в позорную истерику. Сейчас нельзя. Ничего не известно. Когда Пашка будет рядом, хоть уревись, дура, сейчас нельзя.

Что делать никак не могла придумать. Друзей юристов не было. Так знакомые, да и то, уровень не тот. Обстоятельств дела не знала. Тупица. Нашла, когда гордость и презрение врубить. Сейчас бы в интернете прошерстила, кто у нас самый крутой адвокат в городе и поскакала бы к нему. А так даже не знаю, с чем скакать. Надо было хотя бы ознакомиться с теми бумагами, чтобы знать, от чего танцевать, но я же не думала, что меня так быстро отпустят. Да и та девчонка сказала о делегации его адвокатов. Сдается мне, что Паша абы кого в свои защитники не нанимал, так что можно себе простить бабскую тупость с отказом от ознакомления дела. Простить-то можно, только на душе от этого спокойнее не становится. Я подавила желание зашагать обратно в отдел. Сдается мне, от моей истерики в дежурке толку мало будет. Если еще хуже не станет. Что ж мне делать — то?

Телефон пискнул, напоминая о насущных проблемах. Звонило начальство. Как-то отбрехалась, сказав, что заеду сейчас со справкой.

Позвонила подруге, работающей в частной стоматологической клинике, попросила оформить себе справку, и, забрав ее, поехала на работу. Начальство участливо интересовалось моим состоянием, и то, что я никак не могла справиться с лицом, время от времени перекашивающимся от свежих воспоминаний и мыслей о том, что Коваль в ментовке, сыграло мне на руку, окончательно утвердив их во мнении, что мне плохо и прогул уважительный.