Хадсон издает удушающий звук, и я вижу, как его ресницы темнеют там, где начинают собираться слезы.

Я глажу его по лицу.

– Но потом я встретила тебя. Я нашла Ривера, и он спас меня в самый темный момент в моей жизни. Когда я с тобой разговаривала, то могла быть собой. Я была так счастлива. Ты подарил мне то, что я ждала с таким нетерпением.

Я наклоняюсь вперед и прижимаюсь мягким поцелуем к его губам.

– Я люблю тебя. Как Ривера, как Хадсона, таким, какой ты сейчас. Я тебя люблю.

Я кладу голову на кровать, позволяя соленым слезам орошать одеяло. Хадсон обхватывает мои руки и тянет к себе, с той небольшой силой, что у него осталась, пока я не оказываюсь рядом с ним на кровати. Я поворачиваюсь, чтобы ему не пришлось двигаться, и он обнимает меня своими руками, тянет к себе так сильно, как только может. Он убирает волосы с моего лица и стирает слезы кончиками пальцев.

– Прости, птичка, – говорит он.

Его нежное прозвище, придуманное Ривером для Рейвен, вызывает ещё один приступ рыданий. Я понимаю, что Хадсон по-настоящему меня принял. Я знаю, что с этого момента, что бы ни случилось, я буду здесь, с ним.

– Тебе не за что извиняться, Хадсон. Ты ничего не сделал.

– Именно, я ничего не делал, хотя должен был. Я должен был тебя найти. Я должен был прийти в твою новую приемную семью и забрать тебя к нам с Флинтом. А затем выбить всё дерьмо из Донни.

– Два только достигнувших совершеннолетия парня с двенадцатилетней девочкой на буксире? Это было бы бесценно… и незаконно.

– Это не важно. Тебе же это удалось. Мы тоже могли бы это сделать. Я недостаточно сильно боролся, черт возьми, я вообще не боролся. Я должен был найти тебя.

Он бьет кулаком по кровати, бесполезно стуча по мягкому одеялу.

– Я должен был быть там, чтобы защитить тебя.

– Хадсон, ты тоже был ребенком! Ты ничего не мог сделать. Ты бы угодил в тюрьму, если бы пришел за мной.

– Это не важно.

– Это важно для меня. Одна вещь, которую меня научил Донни, это то, что жизнь подкидывает нам карты, и мы должны играть тем, что нам выпало, – я пожимаю плечами, как будто мне всё равно. – Большинство из них я уже разыграла, но, похоже, удача улыбнулась мне.

Хадсон мне грустно улыбается и откидывается на подушку. Я прижимаюсь к нему, разглаживая его лоб, напевая какой-то мотив без слов. Я наблюдаю, как его лоб разглаживается во сне, и наклоняюсь, чтобы осыпать его лицо мягкими поцелуями. Когда я поднимаю голову, то вижу Флинта в дверном проеме, он смотрит на нас с нечитаемым выражением на лице.

ГЛАВА 37

Флинт

Я стоял на пороге комнаты всё это время и слышал каждое слово Мисси. Не могу поверить, что Мисси выжила. Она сильнее, чем я когда-либо представлял себе. Наша маленькая сестричка, сама справляется с такой жестокостью этого мира. То, как она находилась в бегах, выше моего понимания. То, что выживала всё это время – чудо.

Когда она соскальзывает с кровати и подходит ко мне, я её ни о чем не спрашиваю. Она была готова рассказать всё Хадсону, теперь я хочу, чтобы она достаточно доверилась, чтобы и мне рассказать всё. Я знаю, что у неё будет много вопросов о Хадсоне. Я даже готов к тому, что она будет сердиться, особенно когда я скажу ей, что не могу дать тех ответов, которые ей нужны.

Она обхватывает меня руками и кладет голову мне на грудь. Это не то, что я ожидал, но я рад этому. Я её крепко обнимаю, волосы Мисси щекочут мой подбородок там, где он упирается в её макушку.

Она смотрит вверх на меня, её зелено-голубые глаза полны печали.

– Он болен, да?

Я сглатываю. Я не могу ответить на этот вопрос.

– Что с ним происходит, Флинт?

Я обещал Хадсону, когда его впервые диагностировали, что я никогда никому не скажу, что с ним происходит. Это его жизнь, и я не в праве что-либо говорить. Я никогда не нарушал обещаний, данных ему, и не сделаю подобного сейчас. Особенно такое важное, как это. Даже если речь шла о Мисси.

– Мне жаль, Мисси. Я не могу сказать тебе, если только Хадсон этого не захочет.

Она отталкивает меня, оглядываясь назад, чтобы убедиться, что Хадсон ещё спит, её голос низкий и злобный, полный её гнева.

– Я имею право знать! Он так же и мой брат.

Я хватаю её за запястья, пока она не начала меня бить своими маленькими кулачками.

– Я знаю, но я обещал…

– Обещал, твою мать! Мне нужно знать, что с ним происходит, Флинт. Я люблю его.

– Я знаю, что любишь, Миссисипи. Как и я.

– Тогда скажи мне, пожалуйста. Я, наконец-то, нашла вас обоих после всех этих лет, и чувствую, будто всё снова выскальзывает из моих пальцев.

Слезы блестят в её глазах, превращая их в мерцающие озера печали. Я не могу этого сделать. Я больше не в силах хранить секреты Хадсона, но и рассказать всей правды Мисси тоже не могу. Это разрывает меня на части – находится между ними двумя. Я не знаю, что ей ответить, но я рассказать все прямо сейчас не в праве. Это должен сделать Хадсон. Я вздыхаю и отхожу от неё.

– Ты не хочешь рассказывать мне? Ты не думаешь, что задолжал мне?

Я не смотрю на неё. Если я только гляну ей в глаза, она увидит всю правду в моем взгляде.

– Ты засранец, – бросает она.

Мисси начинает бить меня в грудь своими маленькими сжатыми кулаками, когда задушенный, горловой стон Хадсона заставляет нас обоих обернуться к кровати.

Мы торопимся, и я наклоняюсь над ним, чтобы убрать одеяло. Именно тогда его тело напрягается, мышцы сжимаются, а рот открывается от боли. Я понимаю, что у него приступ.

Он начинает бесконтрольно трястись, сквозь стиснутые зубы вырываются стоны. Когда Мисси протягивает руку, чтобы коснуться его ноги, я выхожу из оцепенения, зовя Рэда. Телефон Хадсона лежит на тумбочке, я хватаю его и набираю 911, в то время как Хадсон продолжает бесконтрольно дергаться. Мисси замирает, беспомощно стоя в стороне. Крупные слезы текут по её лицу. Если ей требовалось подтверждение того, что Хадсон болен, то она его только что получила.

Брат потихоньку успокаивается, припадок идет на спад. Его лицо расслабляется, когда он то приходит в сознание, то теряет его. Я бросаю телефон и поворачиваю Хадсона на бок, удостоверяясь, что его дыханию ничего мешает. Мисси стоит у края кровати, наблюдая, её лицо озаряется пониманием, что это не первый раз, когда я помогаю брату после приступа. Я проверяю его пульс. Он прерывистый, сердце пропускает удары. Его глаза закатились, белки глаз виднеются из-под неплотно сомкнутых век.

– Хадсон? – я трясу его за плечо. – Ты меня слышишь?

Он не отвечает. Страх скручивает мои внутренности.

В этот раз ситуация очень плоха, и я не знаю, как долго нам придется ждать. Я не могу ни о чем больше думать. Я не могу смотреть на Мисси, не разрывая свою душу. Я удерживаю свою руку на плече Хадсона, крепко вцепившись в него, чтобы чувствовать, когда его дыхание замедляется. Я его крепко держу, ведь он мой брат, и не в моих силах его отпустить. Моё горло першит, потому что все мысли, которые я так долго отталкивал, крутятся у меня в голове, сталкиваясь друг с другом. Какой будет моя жизнь, если моего старшего брата не станет. Каково это, когда нет никого из твоей семьи.

Я слышу вой сирены, вижу, как красные огни пробиваются через окно, когда машина скорой помощи въезжает на подъездную дорожку. Рэд внизу открывает входную дверь, чтобы впустить медиков, указывая им, куда идти, и говорит, в какой комнате мы ждем их.

Женщина в синей униформе проталкивает через дверь свою медицинскую сумку и отпихивает меня в сторону. Двое мужчин идут следом с переносными носилками между ними. Я стою в стороне, беспомощный и испуганный, наблюдая, как они лихорадочно работают над Хадсоном, натягивая кислородную маску на его лицо и ставя ему в руку капельницу.

Наблюдая, как игла входит в его вену, я снова возвращаюсь на землю и почти сгибаюсь под тяжестью осознания, что вероятность потерять моего брата никогда еще не была столь реальной, чем в этот самый момент. Может быть, это последний раз, когда я вижу Хадсона живым. Все эти месяцы ожидания и страха сжались до этого крошечного момента. Хадсон, бледный и безразличный, с распахнутой рубашкой, его положили на носилки, в то время как все эти люди, которых я не знаю, сыпят медицинскими терминами в свои портативные рации.