С тех пор Такрой устраивал для Кристофера тренировки, в какой бы Везделке они ни оказывались, и они без остановки говорили о крикете. Такрой был хорошим тренером. Кристофер научился от него гораздо большему, чем от учителя в школе. И всё чаще его посещали амбициозные мечты профессионально играть за Суррей или еще где, твердо посылая мяч через всю площадку к границе. На самом деле Такрой так хорошо его обучил, что у него начали появляться более реальные и обыденные мечты попасть в школьную команду.

Теперь в дортуаре читали вслух книги Онейра по крикету. Заведующая обнаружила «Тысячу и одну ночь» и забрала ее, но никто не возражал. Все мальчики в дортуаре – даже Феннинг – сходили с ума по крикету. И Кристофер был самым одержимым из всех.

А потом разразилась катастрофа. Началась она со слов Такроя:

– Кстати, план изменился. Можешь встретиться со мной в следующий четверг в Десятой серии? Кто-то, похоже, пытается испортить эксперименты твоего дяди, так что нам придется изменить обычный порядок.

Легкие угрызения совести отвлекли мысли Кристофера от крикета. Он знал, что должен продолжать платить за Трогмортена, и боялся, что Богиня обладает сверхъестественной возможностью узнать, что он был в Десятой серии и не принес ей книг. К лощине он приблизился настороженно.

Такроя там не было. Кристофер добрый час ползал и карабкался, пока не обнаружил его у входа в совсем другую лощину. К этому времени Такрой стал заметно туманным и неплотным.

– Болван, – сказал Такрой, пока Кристофер поспешно уплотнял его. – Я в любую секунду мог выйти из транса. Ты же знаешь, что в каждой серии далеко не один мир. Что на тебя нашло?

– Возможно, я думал о крикете, – ответил Кристофер.

Место за новой лощиной было далеко не таким примитивным и языческим, как место, где жила Богиня. Оно представляло собой обширную территорию судостроительного предприятия, где над головой возвышались громадные краны. Самые большие корабли, что Кристоферу приходилось видеть – огромные корабли из ржавого железа ужасно странной формы, – были привязаны такими большими тросами, что ему пришлось перешагивать через них, словно через бревна. Но он понял, что это по-прежнему Десятая серия, когда человек, ждущий рядом с железной телегой, наполненной маленькими бочонками, воскликнул:

– Хвала Ашет! Я уж думал, вы не придете!

– Да, поторопись, – сказал Такрой. – Это место безопаснее, чем языческий город, но всё равно поблизости могут оказаться враги. Кроме того, чем быстрее ты закончишь, тем быстрее мы сможем пойти поработать над твоей передней защитой[6].

Кристофер поспешно принялся перекатывать бочонки с железной телеги на повозку. Когда все бочонки были загружены, он поспешил закрепить ремни, удерживающие на ней груз. И, конечно же, поскольку он торопился, один из ремней выскользнул у него из рук и упал с другой стороны повозки. Кристоферу пришлось перегнуться через груз, чтобы взять его. Он слышал лязг железа и далекие крики, но не обращал на них внимания, пока Такрой не прыгнул к нему, внезапно появившись перед глазами.

– Слезай! Убирайся оттуда! – крикнул Такрой, безрезультатно пытаясь оттащить Кристофера туманными руками.

По-прежнему лежа поперек бочонков, Кристофер поднял взгляд и увидел гигантский крюк на цепи, несущийся к нему так стремительно, что убежать он всё равно не успел бы.

И это всё, что он знал. Следующее, что он смутно осознал: он лежал на тропе своей лощины рядом с пижамой. Он понял, что от удара гигантского крюка потерял сознание – счастье еще, что он практически лежал на повозке, иначе Такрой ни за что не смог бы привезти его домой. Пошатываясь, Кристофер переоделся в пижаму. Голова болела, так что он, волоча ноги, вернулся прямо в кровать в дортуаре.

Наутро не осталось даже головной боли. Он забыл обо всем и сразу после завтрака отправился играть в крикет с Онейром и шестью другими мальчиками.

– Чур, я отбиваю первый! – крикнул он.

И все в тот же самый момент закричали то же самое. Но биту нес Онейр и он не собирался ее отдавать. Все, включая Кристофера, вцепились в него. Последовала глупая веселая потасовка, которая закончилась, когда Онейр с шутливой угрозой размахнулся битой по дуге.

С тяжелым хрустом бита встретилась с головой Кристофера. Он помнил, как услышал еще один отчетливый треск – прямо над левым ухом, точно кости его черепа ломались, как лед на луже. Затем, совершенно так же как прошлой ночью, он больше ничего не осознавал.

Очнувшись, Кристофер понял, что прошло немало времени. Хотя у него на лице почему-то оказалась простыня, он видел, как вечерний свет льется в окно, находящееся высоко в углу. Он страшно замерз – особенно ноги. По-видимому, кто-то снял с него ботинки и носки, чтобы уложить в кровать. Но куда его положили? Окно находилось не там, где должно бы быть в дортуаре – как и в любой другой комнате, где ему приходилось спать, коли на то пошло. Кристофер стянул простыню и сел.

Он сидел на мраморной плите в холодной, полутемной комнате. Неудивительно, что он замерз. На нем было только нижнее белье. Вокруг него стояли другие мраморные плиты, в большинстве своем пустые. Но на некоторых лежали люди – абсолютно неподвижные и с головой накрытые простынями.

Кристофер начал подозревать, где он оказался. Завернувшись в простыню, чтобы хоть чуть-чуть согреться, он соскользнул с мраморной плиты и подошел к ближайшей белой плите с человеком на ней. Осторожно он отодвинул простыню. Человек был старым бродягой, без всякого сомнения мертвым. Чтобы убедиться, Кристофер ткнул пальцем его холодное обросшее щетиной лицо. После чего велел себе сохранять спокойствие, что было вполне разумно, но слишком поздно. Его уже охватила такая паника, какой он не испытывал еще ни разу в жизни.

На другом конце холодной комнаты находилась большая металлическая дверь. Кристофер схватил ее за ручку и потянул. Когда дверь оказалась запертой, он принялся пинать ее, барабанить по ней обеими руками и дергать ручку. Он всё еще пытался уговорить себя быть благоразумным, но его трясло, а паника стремительно выходила из-под контроля.

Примерно через минуту дверь распахнулась, и в проеме появился толстый веселый мужчина в белом рабочем халате и раздраженно уставился перед собой. Поначалу он не заметил Кристофера. Он смотрел поверх его головы, ожидая кого-то более высокого.

Кристофер осуждающе запахнул простыню.

– Чего ради вы запираете эту дверь? – вопросил он. – Здесь все мертвые. Они не убегут.

Мужчина опустил взгляд на Кристофера и издал тихий стон. Его глаза закатились к потолку, а пухлое тело соскользнуло по двери и рухнуло к ногам Кристофера в глубоком обмороке.

Кристофер подумал, что он тоже умер. Это стало последней каплей. Он перепрыгнул через тело мужчины и понесся по коридору, обнаружив, что находится в больнице. Его пыталась остановить медсестра, но к этому моменту Кристофер уже не способен был ничего воспринимать.

– Где школа? – завопил он. – Я пропускаю тренировку по крикету!

Полчаса после этого в больнице творился полный хаос, когда все пытались поймать труп пяти футов ростом в развевающейся простыне, который носился туда-сюда по коридорам, крича, что пропускает тренировку по крикету.

Наконец, они поймали его рядом с Родильным отделением, где доктор поспешно дал ему что-то усыпляющее.

– Успокойся, сынок, – сказал он. – Знаешь, для нас это тоже шок. Когда я видел тебя в последний раз, твоя голова напоминала раздавленную тыкву.

– Я пропускаю тренировку по крикету, говорю же вам! – воскликнул Кристофер.

Он проснулся на следующее утро в больничной кровати. Мама и папа сидели рядом с ней друг напротив друга. Темная одежда и бакенбарды с одной стороны, духи и красивые цвета – с другой. И словно чтобы доказать Кристоферу серьезность случившегося кризиса, они даже разговаривали друг с другом.

– Ерунда, Козимо, – говорила мама. – Доктора просто ошиблись. У него было лишь сильное сотрясение, и мы оба зря испугались.