— Марук, рада видеть. Принимай пополнение, — мне послышалось, или в голосочке нашей крысы появились заискивающие нотки? Причем другого тона, не такие, какими она пела при «дяде».
Марук неспешно прошелся вдоль клеток, всмотрелся в каждого из нас и только после этого развернул каменную физиономию в сторону блондинки.
— Семеро? Неплохой результат.
— Да, — Ленка прямо-таки лучилась нескрываемой гордостью. — Твоим заботам отдаём пока шестерых. Вот эта, — она указала на меня. — Очень проблемная, с мозгами и характером. Барсучиха. Думаю, ничего, кроме мяса, из неё не получится, так что можешь на ней демонстрировать щеняткам всё, что бывает за плохое поведение. Там, — она ткнула в девочек, — медведица и мелкое никчёмное колючее уродство, вряд ли возникнут проблемы. С остальными тоже проблем быть не должно. Обрати внимание на рыжего, самый податливый материал.
Пока она трещала, я не сводила глаз с лица нового персонажа. Клянусь, если бы он позволял эмоциям хоть как-то отражаться на лице, то поморщился бы или еще как-то продемонстрировал раздражение. А так — только в непроницаемо-стальных глазах что-то мелькнуло и пропало.
Ленку он обрубил коротко:
— Понял. Дальше сам разберусь. Скажи лучше, с чего вдруг только шестеро? Седьмой?
— Дядя отдал кота мне, — слишком торопливо выпалила Ленка, тыкая рукой в сторону Анта.
— Глупости, — хмыкнул мужик после того, как в напряженной тишине минуты три поразглядывал нашего горного кота. — Я не позволю тебе загубить такой потенциал при первичном обороте После занятий, если я разрешу… развлечешься с парнем. А сейчас, шасса, займитесь своими делами и не мешайте мне заниматься своими, — ух, сколько было издевательской вежливости в этих его последних словах!!!
Ленка аж пятнами пошла, но, что интересно, перечить не посмела. Стремительно развернулась, прожгла Анта глазами и, пообещав «Я еще вернусь за тобой, мой котеночек» свалила, стараясь держать спину ровно и не терять достоинства.
Крыса! Все равно мы уже поняли, что ты тут не главная шишка с горы!
— Слушать внимательно. Повторять не буду, — голос у Марука был негромкий, но такой, что действительно — и не захочешь, а услышишь. — Мне плевать, кем вы были раньше. Такие слова как «права» и «свободы» забудьте сразу, если не хотите неприятностей. Права и свободу в этом мире надо заслужить. А вы пока никто. Даже не мясо.
Пока говорил, прогуливался вдоль клеток и словно ощупывал каждого из нас по очереди взглядом. Но в этом не было ни намека на похоть. Или на презрительное издевательство, как у крысы. Мужик смотрел сугубо по-деловому и оценивал явно что-то другое.
И остался доволен.
— Жирных нет, хилых нет. Годный материал, — резюмировал он словно бы для самого себя. — Слушать сюда, щенки. Сейчас будет больно. Орать запрещаю. Отрубаться запрещаю. Нарушите — пожалеете. Хотите выжить — терпите. Все ясно?
Вопрос явно не требовал ответа, уж такие нюансы ловить нас в детдоме натренировали на пять баллов. И про права и свободы этот мужик ничего нового не сказал. Я физически чувствовала, как подобрались все наши. Это полное гадство — угодить снова под чужую власть, но это мы уже проходили. И выжили, хотя было очень непросто.
— Даже удивительно, что Леери на этот раз привела такое удачное пополнение, — заметил Марук. — Умные дети. Готовы? Оборот!
И нажал на ту самую фигню с картинками зверей… сука.
А самое смешное знаете что? Моя сковородка все это время была со мной в клетке, и я опять судорожно вцепилась в нее, прежде чем утонуть в боли.
На этот раз я действительно не потеряла сознания. Хотя, скажу я вам, чувствовать, как куда-то под ребра погружается ручка от чугунной сковородки — то еще ощущение. Но зато я поняла, куда девается моя кухонная утварь, пока я медоед.
— Странная тварюшка, — задумчиво сказал мужской голос у меня над головой и мне в бок впилась острая железная палка.
Ну как впилась. Ткнулась. А отдернуться не успела. У меня и в человеческом обличии была хорошая реакция — а попробуйте схватить со стола два пряника вместо одного, когда вокруг стая голодных детенышей, или хапнуть самые целые кроссы в кладовке, пока остальные бьются в дверях!
Так вот. Видать, вся крепость чугуна ушла мне в челюсти, потому что когда я ими инстинктивно щелкнула, половина палки осталась у меня в зубах.
— Ни шатта себе барсук, — слегка озадаченно сказал все тот же голос. А я, наконец, разогнала круги перед глазами и осмотрелась.
Ага, все живы, все опять в зверей обернулись. Это, получается, мужик нас не просто истязал, а что?
Ну вот не похож он на тупого садиста. И смотрит сейчас внимательно, все так же оценивающе. А мафия наша уже не жмется по углам клеток, а скорее недобро так поглядывает на этого дрессировщика. Если бы не решетка — новый чугунный зуб даю, кинулись бы все разом и звериной толпой загрызли. Я бы и сама кинулась.
— Злые дети, — констатировал Марук и усмехнулся. — Это хорошо. Лучше злиться, чем скулить, это закон сельвы. А вас этому даже учить не надо. Другому надо учить. Первые обороты всегда через боль, пока тело не привыкло, пока в кровь оборот не вошел. Некоторым группам у нас порой дают отвар, он боль глушит, но ослабляет зверя, замедляет его приход, портит контроль и единение. Я же сделаю из вас настоящих бойцов. Потом спасибо скажете. А сейчас зубы сжали и на счет три — обратный оборот! Запоминайте ощущения, пока кьярр вас перекидывает. Чем раньше сможете сменить облик сами, тем меньше будет боли. Раз. Два. Три!
Вот блиииииин!
Вы когда-нибудь рожали из ребра чугунную сковороду? И не пробуйте!
Через два часа… а может через два дня — что-то я затрудняюсь сказать, сколько времени нас силком выворачивали из мохнатой шкуры в человеческую и обратно — хренов садист добился того, что мы начинали оборот за секунду до того, как он нажимал на свой гребанный «кьярр». Во всяком случае, мне так казалось. Без железной хреновины обернуться все равно не получалось — это Марук нам тоже продемонстрировал. Взял и отключил свою игрушку на середине оборота.
Я что-то там про боль говорила раньше? Забудьте. Это были детские игры в песочнице. А вот застрять в полузвере-получеловеке… это было по-настоящему БОЛЬНО!
А чертов скот еще и орал сквозь наш хоровой вой:
— Не сметь терять сознание! Кто отключится — сдохнет! Терпеть! Запоминать!
Сука…
Но, мать шавку его за лапу, он своего добился. Когда нам приказали обернуться в последний раз на сегодня — ночь провести предстояло в облике зверя — никто из ребят даже не заскулил. Я и сама обернулась как-то…
Да ни хрена не легко и не безболезненно. Но после ТОЙ боли скулить было даже как-то несерьезно.
— Накормят вас утром, — сказал на прощание Марук. — Во-первых, сейчас один шатт нутро никакой еды не примет, во-вторых пока вы чужаки — выгодно держать вас ослабленными. Так что не делайте глупостей и вливайтесь в клан как можно быстрее и осознаннее. Для вашей же пользы. Гадить пока будете в клетке, сейчас мы вам удобства предоставим.
Тут в застенки ввалился Чуй с несколькими корзинами опилок, которые он нам прямо через решетчатые крыши клеток высыпал на нас с такой щедростью, что в этих самых опилках можно было землянку вырыть при желании.
— Наслаждайтесь, детки, — саркастически пожелал нам Марук.
И ушел. Козел!
Глава 4
— Все живы? — примерно через полчаса тяжелого дыхания и тихого хорового подскуливания спросил в темноте голос Бера.
Я открыла глаза и огляделась. В зверином облике темнота сделалась весьма условной. Но от этого было не легче. Хреново было, чего уж… если бы можно было просочиться сквозь решетку, я бы хоть могла, как Таха, свернуться клубком вокруг Гюрзы, уткнуться носом в ее лишенный колючек живот и от души пореветь.
Но нет… задавив неуместную зависть к ребятам, которые, по крайней мере, были в клетке не одни, я собрала лапы в кучку и подползла к прутьям. От отчаяния яростно цапнула один из них у основания и грызанула от души.