— Мадам… — начал Дарнлей.

Он хотел, было, опуститься на колени и взять ее за руки, но она бросилась к нему в объятия, и ее пальцы заскользили в безудержной ласке по лицу и шее Дарнлея…

Он робко обнял ее…

Это было пределом его мечтаний. Ему не нужно было уговаривать ее, ему не нужно было делать ничего, кроме как слушаться ее, потому что страстная королева приказывала ему стать ее любовником…

Мария действительно решила выйти замуж за Дарнлея. Однако Давид предостерег ее. Протестантская знать во главе с графом Меррейским была против этого брака. А Мария не могла дождаться свадьбы, хотя теперь у нее и была возможность видеться с Генрихом наедине.

Она не переставала придумывать все новые и новые подарки для него. Она заказала своему портному Уильяму Хоппрингелу красивый камзол для Дарнлея. Камзол сшили из черного бархата и украсили серебряными кружевами. Затем портной должен был сделать еще кое-какую одежду из тафты и шелка, и все это для лорда Дарнлея. У Джонни Деброу, лучшего шляпных дел мастера в Эдинбурге, заказали для Генриха несколько шляп. Флеминг Алльярд должен был изготовить несколько пар обуви. Были также заказаны сорочки и брыжи, и все делалось из самых лучших тканей.

На заказ были сделаны и драгоценности.

Она все еще пребывала в уверенности, что ее намерение о замужестве — секрет для остальных.

Нетерпение Дарнлея возрастало. Он уверял ее, что корона Шотландии вовсе не интересует его, но ему ужасно хотелось оповестить весь мир, что он — любовник королевы.

Она верила ему. Он ведь так молод и держался так непосредственно и, как и она, не ведал доселе страсти.

Произошла лишь единственная грустная история, которая подпортила радость этих дней.

Все стряслось по вине графа Босуэла. Он оставил свой пост капитана шотландских гвардейцев во Франции и прибыл в Шотландию. И теперь он отправил посыльного к королеве, умоляя разрешить ему вернуться ко Двору.

— А почему бы и нет? — спрашивала себя Мария. — По обвинению Арана он оказался в тюрьме, но теперь-то известно, что Аран сумасшедший. Мы были несправедливы к Босуэлу.

Ее брат граф Меррейский, который все более и более мрачнел, наблюдая за ней и Дарнлеем, заверял ее, что это почти что глупость — вернуть Босуэла.

— Этот человек рожден, чтобы создавать проблемы, — говорил он. — Он сеет раздор. Без него в Шотландии было спокойнее.

Но королева не желала его больше слушать. Теперь она сама, с помощью Риччо, принимала решения. Она сожалела о поведении южанина, но что-то было в его характере, что привлекало ее.

— Я думаю, что разрешу ему вернуться, — сказала она.

Граф Меррейский пришел в ярость. Он любил сестру, но только когда она следовала его советам и не мешала править страной. А сейчас он почти ненавидел ее… Казалось, она становится ему врагом. Ну почему она — глупая девица — носит корону?! Ведь он больше годится для этого. Ему жутко не повезло, он родился бастардом. Мысль об этом была в нем как жгучая язва, корежившая его, разрушающая то неплохое, что было в его характере… Он почти был готов вырвать власть из рук сестры.

Ему совсем не хотелось видеть здесь Босуэла. Босуэл был его врагом. Он ведь может прознать, что Джеймс Стюарт пытался отравить его… Было совершенно ясно, что Шотландия тесна для них двоих.

Удержать Босуэла на стороне было не так уж и сложно, и его бывший слуга, вернувшийся в Шотландию Дэнди Прингл, мог очень даже неплохо помочь в этом деле.

Граф Меррейский приказал ему приехать в Эдинбург и явиться к королеве.

— Прежде чем Ваше Величество вновь позовет Босуэла, — сказал граф Меррейский, — я думаю, вам будет интересно послушать этого человека.

— Кто он? — спросила Мария.

— Один из тех, кто был на службе у Босуэла во Франции и кому кое-что известно о его личной жизни. Он скажет вам, что Хепберн один из самых страшных развратников в Шотландии.

— В Шотландии много развратников, больших и маленьких. Неужто он так сильно отличается от остальных?

— Нет, Мадам, — сказал Джеймс, — не сильно. Но этот человек больше, чем развратник. Он рассказывал грязные сплетни о некоторых именитых людях.

— Это о вас, что ли, брат мой?

— Возможно, дорогая сестра, но мне не довелось услышать. Я имел в виду вас…

— Что он говорил?

— Вот я и позвал Прингла, чтобы он рассказал, что его господин говаривал про вас при своих слугах.

— И что же, я должна выслушивать пересуды слуг?

— Если это касается вас, то, несомненно, должны.

— Позовите его.

Прингл опустился на колени перед королевой.

— Так вы были на службе у графа Босуэла во Франции?

— Да, Ваше Величество.

— И он часто говорил обо мне в вашем присутствии?

— Не часто, Ваше Величество, но бывало.

— Он плохо отзывался обо мне?

— Да, Ваше Величество.

— Что он говорил?

— Среди всякого прочего, он говорил, что сложи вместе вас и королеву Англии, все равно не получится даже одной настоящей женщины. Он сказал, что у королевы Англии был любовник граф Роберт Дадлей, но вот если бы у вас был кто-нибудь другой вместо вашего дяди, кардинала, то может и можно было бы сделать из вас двоих одну нормальную женщину…

Мария вспыхнула от гнева.

— Уберите отсюда этого человека! — закричала она. — Да как он смеет произносить такие грязные сплетни? Да как он посмел даже подумать такое?

Граф Меррейский сделал знак Принглу, чтобы тот поскорее убирался прочь.

— Прингл лишь повторил слова этого плута, — сказал он, как только они остались одни.

— Господи, как же это отвратительно!

Мария, страшно стыдясь, что про нее говорят такие вещи, бросилась в объятия к брату и горько расплакалась.

Граф Меррейский успокоил ее. Он выиграл этот поединок: Босуэлу не позволят вернуться к шотландскому Двору.

Холирудский дворец кипел весельем. Никогда еще Мария не чувствовала себя такой счастливой. Ей постоянно было нужно, чтобы любовник находился рядом; не видеть его было просто невыносимо. Болезнь не беспокоила ее; на бледных обычно щеках играл нежнейший румянец, а смех ее частенько разносился по замку.

Вокруг нее сгущались тучи, но она и думать об этом не хотела. Она отпустила на волю всю свою страсть.

Она совершенно не понимала, что выдает себя. Не прислушивалась она и к предостережениям Давида о том, что графу Меррейскому все известно о ней и Дарнлее и он сделает все возможное, чтобы помешать этому браку. Из Англии возвратился Мэйтленд, но голова его была занята делом, для него более важным, чем королевская свадьба. У Мэйтленда умерла жена, и он положил глаз на Флем.

Флем и королева очень сблизились друг с другом в последнее время. Обе женщины были во власти любви; они часто шутили вместе, и их заливистый смех заполнял комнаты замка.

Давид упрашивал королеву прислушаться к тому, что он говорит. Граф Меррейский собирал армию, чтобы выдворить из страны Босуэла. Неужели нужна целая армия, чтобы выставить из Шотландии единственного человека, который тем более уже вернулся во Францию? Почему бы Джеймсу Стюарту просто не распустить тех, кого он собрал? Давиду все было ясно, и он очень хотел, чтобы Мария тоже поняла, что же происходит вокруг.

Но Мария вела себя безрассудно. Казалось, она купается в любви. В любовной истории с Дарнлеем все исходило от нее. Она — королева и защитит Дарнлея от Джеймса Стюарта, собиравшегося уничтожить его. Давид прекрасно понимал, что Мария полна решимости показать Шотландии всю свою власть.

А в это время Дарнлей лежал в постели с корью. Королева совершенно потеряла голову, и, хотя болезнь была не так уж и серьезна, Мария настояла, чтобы он остался в замке Стирлинг и она могла бы ухаживать за ним. Она не покидала его комнату, и уже ни у кого не оставалось сомнений в ее намерениях.

Джон Нокс призывал теперь паству обратить внимание, что королева обхаживает своего любовничка в самой неприличной форме.