— Мария, вставай, — произнесла королева-мать.

— Разве уже пора вставать?

— Сейчас час ночи, но ты должна встать: ты отправляешься в путешествие.

— Что, сейчас?! Ночью?

— Мария, говори тише. Делай, что тебе сказано.

Должно быть, стряслось что-то ужасное, если мать не хотела ничего говорить в присутствии этих знатных лордов. С этого момента она — маленькая девочка, которая слушается и не задает вопросов. Сейчас не время для церемоний.

Леди Флеминг, с заплаканными глазами, подошла к Марии с отороченной мехом накидкой.

— Нам надо торопиться, — сказала леди Флеминг. — Мы не должны терять время. Пусть лорды отвернутся, я одену тебя.

Пока Мария облачалась в одежды, она засыпала всех вопросами:

— Куда мы отправляемся? Почему мы едем сейчас, ночью?

— У нас нет времени для вопросов.

Это должно быть захватывающее путешествие, но она так устала от всяких неясностей. У нее слегка закружилась голова от ночных запахов влажной земли. Сквозь сонный туман она вслушивалась в перестук конских копыт. Голоса проникали в сны:

— Пинки… Пинки… Гертфорд неотступно следует за нами. Чернь у наших границ. Насилие… убийство… огонь… кровь…

Слова, от которых содрогнется и взрослый, были несколько больше, чем просто слова для пятилетнего ребенка.

Потом она почувствовала, что уже в шлюпке, и захлюпали весла. А потом вдруг стало тихо, как будто отчаянная необходимость торопиться пропала.

Толчок шлюпки, коснувшейся земли, разбудил Марию. Она закричала:

— Где мы?

— Тише… тише… — последовал ответ. — Мама с тобою рядом.

Это был голос матери, которая говорила с Марией, словно та была младенцем.

Кто-то в черном взял Марию на руки. Его голову укрывал капюшон. Человек в черном мог бы вполне испугать Марию, если бы не доброжелательность его взгляда и мягкость голоса.

— Спи, маленькая, — сказал он. — Спи, королева, ты под защитой Инчмахом.

Инчмахом! Музыка этого слова вновь напомнила ей о битве при Пинки… крови… убийстве… насилии. Инчмахом… и покой.

Марии казалось, она уже очень долго живет в этом монастыре на острове. Позднее прибыли ее четыре подруги. Леди Флеминг оставалась по-прежнему рядом. Лорд Флеминг погиб в страшном сражении при Пинки. Он был одним из четырнадцати тысяч шотландцев, павших в тот день.

Узнав, Мария горько расплакалась. Первым был дядя Мэри Битон, а теперь отец Флем. Оба были убиты. Не было никакого смысла в их смерти.

— Почему? — Мария сердито вопрошала леди Флеминг. — Неужели они не могли любить друг друга и быть друзьями?

— Это вина англичан! — кричала в ответ Джанет Флеминг. — Они хотят покорить Шотландию. Они убили моего Малкольма. Я ненавижу англичан!

— Но англичане не виноваты в убийстве кардинала Битона, — говорила Мария.

— Они тоже причастны к его смерти. Они — еретики!

Мария нежно обняла гувернантку и напомнила ей о пятерых сыновьях и о совсем взрослом Джеймсе, который будет теперь лордом.

Джанет Флеминг нежно взяла в ладони лицо своей маленькой подопечной и поцеловала.

— Когда ты вырастешь, — проговорила она, — многие будут любить тебя. В тебе есть что-то, притягивающее любовь.

Глаза Джанет засветились нежностью, и ее печаль немного отступила. Она сожалела, что не знает, будет ли еще сама любима. Правда, она была не молода, но обладала редким обаянием. Это качество было у Джанет врожденным, и с возрастом совершенно не утрачивалось. Здесь в монастыре она хотела бы забыть о своем горе, надеясь, что рана немного затянется. Когда она возвратится в свет, она снова станет той же Джанет со столь привлекавшей мужчин жизнерадостностью.

Так они поддерживали друг друга, и короткий отдых на спокойном острове вспомнится им через много лет, когда они вернутся сюда и обратят печальные мысли к прошлому.

Мария начала понемногу привыкать к жизни в монастыре. Вскоре она вместе с приятельницами придумала королевский Двор в миниатюре. В черном шелковом одеянии с ярким, прикрепленным золотой пряжкой с гербами Шотландии и Лотарингии шарфом из шотландки, с роскошными, распущенными по плечам волосами, она всюду встречала восхищенные взгляды. Даже монахи любовались ею. В своих отдающих плесенью балахонах они сначала никак не интересовали Марию. Она вздрагивала, встречая их, усмехающихся, в холодных монастырских комнатах. Когда она стала достаточно взрослой, чтобы понимать их, то обнаружила удивительную мягкость, с которой они обращались к ней. Они отвечали ей, только если она спрашивала их, но никогда не разговаривали между собой просто так, ни о чем.

Это было подобно тому, о чем она давно мечтала, — странный мирок, спрятанный в гранитных скалах. Временами звонили колокола, жизнь на острове отмерялась этими колоколами. Каждый день Мария и четыре ее подруги приходили в гигантскую комнату с окнами из разноцветного стекла, где обращались с молитвами к святым и исповедовались в грехах.

Ее любопытство не угасало. Она и ее приятельницы не могли успокоиться, пока не вытянули секрет из леди Флеминг.

— Почему мы здесь, тетя Джанет? — спросила Мария.

— Здесь отдых для меня… после всех моих страданий.

— И поэтому меня забрали в середине ночи из кровати? — насмешливо спросила маленькая Мария.

— Это было сделано из-за англичан, — проговорила Битон.

— Люди Гертфорда были совсем рядом с замком, — добавила Мария. — Мы слышали.

Несчастная Джанет! Она не умела быть сдержанной.

— Я действительно кое-что знаю, — согласилась она, — но ничего вам не скажу.

Однако пяти приятельницам удалось уговорить ее, и после небольшого колебания Джанет произнесла:

— Я расскажу вам что-то сейчас, но вы никогда не расскажете это кому-либо еще.

Она подтвердила, что их переправили в Инчмахом, дабы спасти от англичан.

— У твоей матери планы относительно тебя, — добавила Джанет.

— Что за планы? — требовательно спросила Мария.

— Говорят, планы связаны с французами.

— Мы говорим о моих дядях?

— Да, они постоянно шлют посыльных к ней. Кое-кто, моя маленькая королева, жаждет видеть тебя отправленной в Англию, но твоя мать хочет устроить все по-другому.

Они так и не уговорили леди Флеминг раскрыть эти планы, и пять маленьких девочек, хорошо знавших Джанет, решили, она попросту ничего не знает, и не стали докучать ей расспросами.

Вернувшись к себе в комнату, такую же непритязательную как монашеская келья, Мария опустилась на колени перед маленьким алтарем, но вместо молитвы задумалась о планах, связанных с французами.

Встав с колен, она принялась изучать украшение, подаренное ей матерью, которое она всегда носила с собой. Ее мать объяснила ей содержание изображенных эмблем. Серебряные орлы символизировали Лотарингию, двойной крест — Иерусалим, а лилии — Анжу и Сицилию. Это был герб рода де Гизов. Ее мать говорила:

— Помни всегда этот символ, будешь ли ты в страхе или в сомнениях. Это наш герб.

Говоря о де Гизах — говорили о Франции! Что же подразумевала леди Флеминг, говоря о планах, связанных с французами?

— Куда бы я ни отправилась, — сказала Мария себе, — я возьму моих подруг с собой. Я никогда, никогда не разлучусь с ними.

Через некоторое время она полюбила жизнь в монастыре. Вокруг было столько всего интересного, а эти люди в черных одеждах всегда были готовы учить. Здесь она обучилась говорить и читать по-французски, испански и итальянски так же хорошо, как по-латыни. Она могла играть, где только пожелает, на землях, прилегающих к монастырю, и не было никаких соглядатаев при ней или ее подругах. Они могли уходить куда угодно и так далеко, как позволял остров.

Дни текли столь медленно, что всем пятерым казалось, они прожили уже долгую-долгую жизнь на этом острове Инчмахом.

Однажды, когда любопытство завело их на берег озера, они увидели людей, гребущих к острову. Девочки побежали обратно рассказать леди Флеминг об увиденном. Мария трепетала от волнения, уверенная, что это прибыли англичане забрать ее.