Когда я выхожу из ванной, по лестнице поднимаются Джейк и Дэниел. Надеюсь, мое лицо вернулось в норму. Джейк — одно дело, но если маленькая жирная гнида вроде Дэниела заметит, что я расстроен, это меня окончательно доконает. Мы молча киваем друг другу в знак приветствия. Все еще в полном цвету послеуилловская неловкость. Его кровати и вещей уже нет, но пока Эшли не засохнет со своей поминальной службой, покоя в доме не видать. И даже после службы, когда все успокоятся, мне еще придется разбираться с Луисом и собственным чувством вины. Может быть, если удастся наладить отношения с гением, то когда-нибудь и чувство вины постепенно начнет угасать. Меньше всего на свете хочется, чтобы призрак Уилла остался со мной навсегда. Вряд ли я смогу так жить. Лучше ему остаться в прошлом. Иначе ничего не выйдет.

— Он знает? — испуганно спрашивает Клара, когда поминальная служба наконец заканчивается.

Я киваю.

— Он кому-нибудь расскажет?

— Вряд ли.

Клара переживает. А все потому, что тоже думает о катере. О том, как близки мы к свободе.

— Нужно было взять его с собой, — тихо говорю я. — Он расстроен, потому что его не было с нами.

Клара облегченно вздыхает, и я понимаю, что ее тоже гложет чувство вины. Наш поступок был продиктован необходимостью, но в то же время был ужасным, и я, честно говоря, не знаю, какая из двух чаш весов тяжелее. Но если Луис хотел быть с нами, а он, на секундочку, гений, значит, мы все-таки поступили правильно? Я помню, как тяжело обмяк Уилл, когда умер, и это воспоминание навсегда останется со мной. Стараюсь думать только о том, какими глазами он смотрел на сияние в небе. Вес его тела казался таким земным по сравнению с наполненным невыразимым восторгом выражением лица в последние минуты жизни. Тьма и свет. Ужас и красота. Сплошные крайности. Хочется уснуть, чтобы этот день наконец закончился.

— Ну и что между вами стряслось? — спрашивает Том, когда Луис уходит чистить зубы.

Я пожимаю плечами:

— Ничего.

— Не похоже на «ничего».

— Он расстроен.

— Это понятно, а ты тут при чем?

— Перемелется, — увиливаю я от прямого ответа, отворачиваюсь и залезаю в постель.

Когда медсестра приносит таблетки, я с удовольствием глотаю свою. Как и Луис, наверное. Никому из нас не хочется оставаться наедине с собственными мыслями.

Глава 20

За несколько дней жизнь входит в привычную колею. Снег потихоньку тает, и возвращается знакомое солнечное тепло. После завтрака мы ходим на занятия с новыми учителями. Все они, как под копирку, строгие и мрачные. Может быть, предыдущие уехали из-за того, что Хозяйке не нравилось, как они курят, распивают спиртное и черт знает чем занимаются в своем крыле. Сомневаюсь даже, что их смена полностью закончилась. Я усердно пробираюсь сквозь учебники по литературе и математике, но постоянно кошусь на яркий день за окном. И пусть до конца избавиться от призрака Уилла не могу, но внутри все волнительно бурлит из-за перспективы оказаться как можно дальше от этого места.

Представляю, как Клара в коротких джинсовых шортах бегает по пляжу, смеется и толкает меня в море. В моем воображении она дикая и свободная — именно такая, какой и родилась. Вспоминаю, каким неуклюжим я был раньше, как вел себя рядом с Джули Маккендрик. Клара меня изменила. Конечно, дом тоже приложил к этому руку, но в основном все-таки Клара. Без нее я бы ни за что не выбрался за стену, зато продолжал бы тонуть во мраке, сотканном из страха и утраченных надежд. Без Клары я бы и не помыслил сбежать, не догадался бы подумать о катере. Это все она. Без нее я бы никогда не нашел отчет на столе Хозяйки.

Скопированную бумажку я прочел столько раз, что уже начинаю верить в написанное. Временами мысли об этом даже вытесняют из головы Уилла. Все это волнует, но еще и пугает. Ведь именно поэтому Хозяйка сделала то, что сделала, с нашей медсестрой. Я стараюсь не думать о слове «убийство», потому что сразу вспоминаю Уилла, его «Спасибо, Тоби», и сердце начинает беспощадно болеть. Может быть, Хозяйка до сих пор не пришла за нами с Луисом только потому, что хочет увидеть, будут ли последствия после Уилла. Бумажка и то, что на ней напечатано, представляют опасность. Это я знаю наверняка.

Луис по-прежнему замкнут в себе. На меня не смотрит и не пытается заговорить. Если ему нужно что-то предать за столом, он просит кого-то другого. На уроках сидит с опущенной головой, словно сосредоточен на заданиях, но я сомневаюсь, что, царапая в тетрадках ответы, гений действительно думает об учебе. Ему это не нужно. У него настолько быстрый мозг, что он может думать о сотнях вещей одновременно. Днем он играет в шахматы сам с собой или сидит в саду на качелях и что-то тихо бормочет, ни к кому не обращаясь.

Периодически я решаю подойти и поговорить с ним, но все никак не соберусь с духом и постоянно откладываю разговор на потом. Знаю, я обязан рассказать ему про бумажку, но боюсь того, что он может натворить. Он теперь сам не свой. Я хочу, чтобы он снова стал самим собой, но не знаю, кто такой Луис без Уилла. Он никогда не рассказывал, были ли у него в прошлом друзья, а если и рассказывал, то только Уиллу, которого больше нет.

По-своему мы с Кларой тоже замкнулись. Уже не проводим время с остальными обитателями дома, и в конце концов они перестали нас звать. Мы ходим в библиотеку, просматриваем атласы и энциклопедии и мечтаем, как однажды проберемся на какое-нибудь торговое судно, где и начнется наше приключение. Нам нужно лишь добраться до Франции, а оттуда уже будет легко. По крайней мере именно так все звучит в устах Клары.

Три ночи спустя мы снова перестаем пить таблетки. Клара говорит, что не хочет зря тратить время на сон. Я беспокоюсь, но соглашаюсь. Она подмигивает, смеется и заявляет, что я ее серьезная половинка, а она — моя неугомонная. После Уилла ее настроение наконец-то улучшилось, хотя вокруг самой Клары словно потрескивает нервная энергия. Еще бы! Скоро наступит ночь, когда придет катер.

Клара, как всегда, права. Долго-долго я лежу в постели, пока наконец не решаюсь встать и пойти к Кларе. Пару секунд смотрю на Луиса и убеждаюсь, что он спит. Подтягиваю одеяло ему на плечи. Днем солнце дарит тепло, но по ночам в доме по-прежнему холодно.

На улицу мы не суемся. Даже Клара считает, что это рискованно. В итоге находим пустую комнату между нашими спальнями. Если услышим шум, сможем быстро вернуться. Опасность добавляет волнения, и уже через несколько минут Клара отчаянно меня целует и тянет к себе, пока я не ложусь на нее всем телом.

— Я люблю тебя… Люблю, люблю, люблю! — снова и снова шепчет она, обдавая теплым дыханием мои губы.

Я опять ее целую. С ней все кажется намного лучше. Потом мы лежим, улыбаясь и едва дыша. Голова кругом от того великолепия, которым мы только что занимались, и впервые с той самой ночи я чувствую себя расслабленным и счастливым. Интересно, что бы сказал Джонси, если бы узнал, что я влюблен в прекрасную девушку, которая тоже меня любит. Что я занимался с ней сексом. И что после неуклюжих первых попыток я вроде как неплохо поднаторел в этом деле. Теперь Джонси кажется мне совсем ребенком. Его образ у меня в голове изменился, как когда-то растворилась в ничто Джули Маккендрик.

Я вожу пальцем по гладкой коже Клары и надеюсь, что с Джонси все в порядке. Не так уж много у него было друзей. В какой-то момент Джонси в мыслях словно сплавляется с Луисом, и вдруг Клара вздрагивает. Я нависаю над ней и вижу большой синяк у нее на бедре.

— Откуда это взялось? — спрашиваю я и наклоняюсь поцеловать синяк.

— Ерунда. Треснулась обо что-то.

На бледной коже синяк будто цветет черной розой.

— Сильно, наверное, треснулась, — улыбаюсь я. — Прекращай уже носиться по дому.

— Прости, папочка.

Я строю гримасу:

— Ну да, это совсем не стремно.

Думаю о маме и папе. Стоит ли им позвонить, когда мы сбежим? Перепугаются ли они? Может, я позвоню, когда мы окажемся в безопасном месте. Попозже. Почему-то родительский дом больше не кажется домом.