— Я приду, — небрежно бросаю я напоследок. — Ни за что бы не пропустил.

По пути к столу на меня пялится даже Божественный Отряд, а взгляд Эшли прожигает спину.

Утро тянется еле-еле. Я разрываюсь между уверенностью в себе и мыслями о том, что же я, черт возьми, натворил. Словно опять ухожу по траве от выпускника Билли, но на этот раз никакой фургон не появится и не увезет меня до того, как мне надерут зад. Почти все уроки я пялюсь в окно, но учителям, похоже, глубоко наплевать. Не знаю почему, но все они в хорошем настроении. Говоря «хорошее настроение», я имею в виду, что они изредка выдавливают улыбки и выглядят так же отстраненно, как я. Том передает мне записку, где сказано, что он меня прикроет. Чувствую себя получше. Наверное, он меня простил за Клару. А еще, видимо, не доверяет Джейку.

Начинаю переживать, что Джейк меня чем-нибудь пырнет, но упрямо думаю, что просто сам себя накручиваю. Скорее всего он ударит меня ногой, повалит на пол и даст Элби и Дэниелу от души меня отпинать, чтобы те тоже отомстили. Ни в одном из сценариев, которые играют в голове, я не выхожу победителем. В лучшем случае мне достанется парочка сломанных ребер. В худшем меня подрежут в печень осколком стекла или еще чем-нибудь острым, и я умру от потери крови прямо на полу в комнате отдыха.

Но на самом деле больше всего я боюсь заплакать. Понятия не имею, каково это, когда тебя бьют. В драке я участвовал лишь однажды, в двенадцать лет. Причем мы даже не дрались, а толкались, крутились и били друг друга ладонями. Джейк сидел в исправительной колонии. Наверняка он хренов эксперт по боли.

Я думаю о шахматной доске, книге и каштанах и поражаюсь, как могла кучка какой-то ерунды втянуть меня в подобное дерьмо. Вот интересно, если меня долго и нудно будут пинать в живот (на ногах я точно долго не простою), это как-то скажется на моей дефективности? От таких мыслей в животе словно копошатся черви, но пути назад нет. Пойду на попятный — больше никогда не смогу посмотреть в глаза ни Кларе, ни Уиллу, ни Луису. Ни даже чертовому Эшли.

К обеду ладони потеют. Я стараюсь держаться как ни в чем не бывало, но часы тикают, и нервы сдают. В конце концов меня начинает подташнивать. Я всегда был обычным шутником. За такими, как я, не бегают девчонки. Такие, как я, не влезают в драки. Даже в те дни, когда казалось, что удача наконец мне улыбнулась и на горизонте замаячила вечеринка с Джули Маккендрик, я ничего не получил, зато загремел в тюрьму для дефективных.

В конце концов я решаю, что не буду чувствовать себя полным неудачником, если сумею хоть раз треснуть Джейка. Ну и если не расплачусь. Не зареветь важнее всего. Весь обед мне удается строить из себя воплощение спокойствия, хотя я даже не ем, а просто гоняю еду по тарелке. Блевануть еще хуже, чем расплакаться. Разве что получится заблевать Джейку лицо. На этом драка точно сразу же закончится.

— Ты не обязан этого делать, — шепчет мне Клара. — Драться вообще глупо.

Я знаю, она переживает. То и дело поглядывает на стол седьмой спальни, где Джейк спокойно ест, а Дэниел нетерпеливо ерзает на стуле и хихикает, глядя на меня. Его глаза блестят от восторга, и я с трудом борюсь с желанием встать и врезать по жирной роже. Дэниел не Джейк и никогда им не будет.

— Иногда лучше взять и уйти. Да и кому вообще сдался этот Джейк?

Так и подмывает сказать Кларе, что дело даже не в Джейке. До меня вдруг дошло, как он себя чувствует. Нелегко, когда от тебя постоянно чего-то ждут. Сейчас дело в Томе, Луисе и Уилле. Я не могу их подвести. Что будет с Луисом и Уиллом, если они перестанут в меня верить? Может быть, Клара и не против, чтобы я отмазался от драки, но сам я себя изведу. У нас еще не было секса, но если будет, я и так буду в ужасе от мыслей, правильно ли все делаю. Не хватало еще думать о том, считает ли она меня трусом. Да и с чего бы ей хотеть убежать с тем, кто не может постоять ни за себя, ни за нее? Меня, конечно, тошнит, но еще больше тошнит от того, что драка может не состояться.

Как только я выхожу из столовой, все летит к чертям.

— Тоби? Луис?

В коридоре нас поджидает Хозяйка. Клара с Элеонорой уже ушли, а Уилл с Томом еще едят. От того, что Хозяйка произнесла наши имена, мы застываем. Ее лицо ничего не выражает. Пронзительные глаза глядят на нас без всякого намека на эмоции. Сколько же надо тренироваться, чтобы научиться принимать такой безразличный вид? Мы с Луисом переглядываемся, и я вижу в бледном лице гения отражение собственного страха. Никакого Джейка больше не существует.

— Прошу в мой кабинет.

Хозяйка открывает дверь, и мы заходим. Сердце колотится в горле. Никогда в жизни мне не было так страшно, как в тот момент, когда она произнесла вслух мое имя. Словно приклеенный, Луис жмется ко мне. Его пальцы касаются моих, и на одно ужасное мгновение кажется, что он вот-вот возьмет меня за руку. Переступая порог, я даже начинаю думать, что держаться за руки не так уж и плохо. Чего хочет Хозяйка? Неужели она знает про ночи? Но если так, то почему здесь Луис, а не Клара?

Дверь с щелчком закрывается, и я тяжело сглатываю. Свет кажется слишком ярким, в ушах пульсирует. В кабинете ждет медсестра — та, что с нами разговаривала. У нее в руке шприц. В мыслях всплывает лазарет. Неужели наша очередь?

— Не нужно волноваться, — говорит медсестра.

— Говорить буду я. — Голос Хозяйки спокойный и пустой, но медсестра все равно опускает взгляд, а Хозяйка продолжает: — Нам нужно повторно взять у вас анализ крови. Закатайте, пожалуйста, рукава.

Я вхожу в режим автопилота и непослушным пальцами делаю то, что велено. Медсестра сказала, не нужно волноваться. Может быть, что-то напутали с результатами анализов? Перебираю школьные воспоминания, но не могу припомнить, чтобы кто-то сдавал анализ заново. Возможно, местное оборудование давно устарело. Рядом тяжело дышит и заметно дрожит Луис.

— Все путем, — говорю я. — У меня в школе такое случалось. — Вдобавок улыбаюсь, разыгрываю спокойствие. — Хорошо хоть, это мы, а не Уилл. Нам иголки нипочем.

Луис так на меня смотрит, словно у меня есть все ответы. Он хочет верить в мою ложь. Я тоже хочу в нее верить.

— Хочешь первым пойти?

Луис кивает. Медсестра хлопает по бледному предплечью, чтобы найти вену.

Хозяйка уже сидит за огромным деревянным столом и просматривает какие-то бумаги, будто нас здесь и нет.

Странное местечко этот кабинет. Старомодный, как и все в доме, но вещей здесь больше, чем я уже привык видеть в помещениях. За нами стоит диван и маленький столик с чайником и несколькими чашками в компании с сахарницей и кувшинчиком молока. Над огромным древним ксероксом висят два блеклых пейзажа. Не видно ни компьютера, ни даже телефона.

Главным в комнате все же остается заваленный бумагами стол, а на стене рядом с ним висит доска, к которой кнопками пришпилены какие-то записки. Что там написано, с моего места не разобрать. Рядом с доской небольшой стенд, где висят всякие ключи. Здесь так тихо, что я слышу собственное дыхание и поскрипывание ручки Хозяйки. И тут до меня доходит, что этот кабинет — сердце дома. Все важное хранится именно здесь.

— Давай руку, — мягко говорит медсестра, и страх возвращает меня к анализу крови, но в голове продолжает зудеть наш с Кларой план.

Зуб даю, на стене висит расписание, когда приходит и отходит лодка.

Игла протыкает кожу. Я вздрагиваю и смотрю, как из вены выходит кровь. Повторный анализ, значит. В животе вспыхивает сгусток. Голова кружится, меня подташнивает. Кожа становится липкой. Что бы я ни говорил Луису, сам думаю только об одном: наше время на исходе.

Если мы с Кларой действительно хотим сбежать, то, наверное, лучше поторопиться.

Мы стоим в коридоре и смотрим, как медсестра несет к лифту образцы нашей крови. Видимо, поедет с ними на верхний этаж. В лазарет. Не хочу об этом думать. Хочу думать не об анализах крови, а о лодке. О том, как влезу в святая святых Хозяйки и узнаю, когда лодка снова появится. И о том, как мы с Кларой свалим к чертовой матери с этого сраного острова.