Эта земля едва не застыла, наверное, в объятиях зимы. Норисса поежилась от этой мысли, которая напомнила ей об остром чувстве голода, который она испытала на берегу реки.

Запустение повисло над этой землей. Оно чувствовалось даже в усталой походке рослой женщины, которая медленно пересекала деревенскую площадь. В одной руке женщина держала корзинку, а другой вела за собой маленькую бледную девочку.

Норисса увидела, как из густой тени в промежутке между домами внезапно появился Кхелри. Он осторожно приблизился к женщине сзади. Заслышав его шаги, женщина обернулась и, слегка вскрикнув, выпустила корзинку и руку ребенка и бросилась в его объятия. Обхватив Кхелри руками, она повисла у него на шее, целуя его в щеки и губы. Девочка прижалась к ним, подняв кверху тонкие ручонки и прося, чтобы ее взяли на руки.

Ятрай подъехал к Нориссе, и она повернулась к нему.

— Его жена?

Ятрай кивнул.

— Сорин и их дочь Грента.

Тем временем Кхелри поднял дочь, а женщина подобрала корзину, и все трое скрылись в дверях ближайшего домика. Несколько мгновений спустя Кхелри снова показался на улице и махнул им рукой.

Норисса выехала на открытое место вслед за Бреметом, направляя кайфара так, чтобы он не повредил серо-зеленым росткам тойля. Уже у самых дверей Ятрай и Кальрик буквально внесли внутрь зашатавшегося Медвина. Бремет помог Нориссе спешиться, и оба подождали, пока их нагонит Байдевин. Байдевин нес посох волшебника, завернутый в плащ одного из солдат.

Церемония приветствия была недолгой. Женщина, Сорин, поочередно обняла Ятрая и Кальрика, задержав в ладонях лицо Бремета. Улыбнувшись ему, она вдруг почувствовала на себе взгляд Нориссы и отступила назад. Пригладив прядь длинных светлых волос, она поглядела сначала на Нориссу, потом на Байдевина, и в ее отношении сразу появилась изрядная доля учтивости. Глянув на Бремета, она произнесла:

— Я рада, брат, что ты остался цел и невредим. В поле полно работы.

Бремет усмехнулся:

— Не успел я вернуться, как ты хочешь превратить меня в пахаря. Поприветствуй сначала наших гостей.

Представленная Нориссе и Байдевину, Сорин официально приветствовала их. Опустив глаза и разведя руки широко в стороны, она обвела внутренность дома и сказала:

— Добро пожаловать в наш дом. Все наше — ваше.

Это приветствие удивило Нориссу. Она привыкла к более небрежному обращению, которое было в ходу между соседями и крестьянами. Сорин же приветствовала их так, как обучили Нориссу в Кренхольде. Такое приветствие входило в правила этикета, принятые среди аристократов и людей благородного происхождения. Нориссе удалось сохранить достаточное присутствие духа, чтобы наклонить голову и ответить в соответствии с правилами:

— Благодарю, мы не заслужили вашей благосклонности.

Бремет указал на Медвина, который лежал теперь на низком топчане вдоль одной из стен домика.

— Старик был ранен в стычке… — он замолчал, и вместо него заговорил Ятрай.

— Он — волшебник.

Бремет быстро взглянул на юношу, и тот, извиняясь, пожал плечами.

— Его имя — Медвин, — объяснил Бремет.

При слове «волшебник» глаза Сорин подозрительно сузились, но когда она услышала имя старика, на лице ее ясно отпечаталось недоверие. Она повернулась к Бремету, и в глазах ее виднелись тысячи и тысячи вопросов, но тот только приподнял руку.

— Нам нужно встретиться с Босром, у нас много известий для него. Вернемся к вечеру, Ятрай будет поблизости на случай, если тебе понадобится помощь, — с этими словами он и двое близнецов вышли из домика.

Ятрай опустил глаза, он выглядел расстроенным.

— Вечно меня оставляют… — пробормотал он и вдруг поймал взгляд Нориссы. Просияв, он подарил ей одну из своих смешных гримас и, когда она вспыхнула, закончил:

— Однако на этот раз меня оставили, чтобы выполнить самую приятную для меня обязанность. Чем я могу служить вам, моя госпожа?

Сорин ответила на его вопрос, взяв его за рукав и слегка подтолкнув к дверям:

— Можешь служить, позаботившись об этих взопревших животных, которые фыркают подле моей двери. О гостях я позабочусь сама.

Выпроводив юношу, Сорин повернулась к Нориссе и гному. Некоторое время все трое рассматривали друг друга в неловкой тишине.

— Присаживайтесь, отдохните, — сказала наконец Сорин, указывая гостям на длинные скамьи подле неоструганного стола. — Я приготовлю чай.

Байдевин слегка поклонился.

— Спасибо, хозяйка, но мы сядем там, — он указал в сторону Медвина. Нам надо позаботиться о нем.

Все еще держа в руках завернутый в плащ посох, гном легко коснулся рукава Нориссы.

Норисса последовала за гномом и уселась на табурет в изголовье лежанки мага. Лицо Медвина было очень бледным, и сам он лежал совершенно неподвижно, укрытый шерстяным одеялом. Норисса осторожно ощупала большую шишку в основании черепа, и Медвин застонал, не открывая глаз.

Что же делать? Ее беспокойство усиливалось еще одним страхом. Дважды на протяжении их совместного путешествия она пыталась применить свои новоприобретенные способности, чтобы облегчить страдания усталого старика, и дважды обжигающий жар его заклятья начинал обволакивать ее. Магу от этого ничуть не полегчало. Где же та волшебная сила, что спасла ее от яростной атаки Другого на берегу реки? Или эта сила могла быть использована только для ее пользы? А может быть, вся ее сила была израсходована в одном мощном порыве?

«Вовсе нет, — подумала Норисса. — Энергии оставалось достаточно для того, чтобы привести в действие заклятие Медвина».

Ее размышления были прерваны действиями гнома. Не разворачивая посоха, он сунул его между стеной и телом лежащего волшебника, спрятав его под простыней. Заметив вопрошающий взгляд Нориссы, Байдевин пожал плечами:

— Я уверен, что он хотел бы иметь его под рукой.

Медвин застонал, и Норисса прикинула, сколько времени прошло с утреннего — нападения. Подойдя к очагу, возле которого хлопотала Сорин, она попросила:

— Госпожа Сорин, не могли бы вы заварить чашечку тойля?

Сорин резко выпрямилась, и ее лицо перекосилось от ярости.

— Здесь у нас нет никакого тойля! В моем доме вы не найдете никаких грязных подачек этой ведьмы!

Норисса была совершенно обескуражена ее внезапным гневом. Прежде чем она успела придумать, что бы ей ответить, дверь отворилась, и на пороге возник Ятрай. Оглядев их с кривой улыбкой, он покачал головой:

— Что случилось? Сорин, ты так громко разговариваешь с гостями, что можно переполошить кайфаров в соседней деревне!

Сорин продолжала оставаться в напряженной позе, сжав кулаки перед грудью, словно готовая броситься в атаку. Не отводя взгляда от лица Нориссы, она прошипела:

— Эта юная девушка осмелилась попросить у меня чашечку тойля так запросто, словно пожелала мне доброй ночи!

Байдевин встал между двумя женщинами.

— Что за грех — попросить немного лекарства, чтобы облегчить страдания старика? Неужели люди Сайдры позабыли обычаи гостеприимства?

Норисса положила руку ему на плечо:

— Байдевин, пожалуйста, не перегибай палку. Наверняка здесь какая-то ошибка.

— Конечно, ошибка. — Ятрай тоже вклинился между ними. — Поскольку вы пришли из Дромунда, вы можете не знать, сколько здесь стоит щепотка тойля.

— Что? — глаза Сорин расширились. — Ты сказал — они из Дромунда? Этого не может быть!

— Честное благородное слово! Я своими собственными глазами видел, как они пробились через кордоны у реки и бросились в лес.

Сорин опустила голову, на щеках ее проступил румянец стыда.

— Простите меня… я не знала, — она беспомощно вытянула вперед руки. — Но все равно ответ будет тот же — у меня нет тойля, чтобы дать вам. Тойль — это приманка, большое искушение, которое королева предлагает вместе с пищей тем, кто предает нас…

Байдевин продолжал подозрительно ее разглядывать.

— Как это может быть, когда тойль доступен каждому, кто не поленится наклониться и сорвать его?

Сорин печально покачала головой, и Ятрай тоже утвердительно кивнул.