– Преступление против человечества?

– Да. В торте не должно быть фруктов. Они оскорбительны для торта.

Он хохотнул.

– Где ты?

– В отделе тортов в суперсаме.

– Суперсаме?

– Ну, в продуктовом магазине. Серьезно, американцам следует поучиться у австралийцев. У нас не торгуют фруктовыми тортами, разве что только в декабре.

– Да неужели?

– Была петиция. Все нормальные торты, вроде шоколадного и сливочного, решили, что фруктовый не считается тортом.

В его голосе слышалась улыбка.

– Нет?

– Не–а. Было решено, что фруктовый торт больше относится к фруктам, чем к тортам. Следовательно, его лишили всех прав.

– В самом деле?

– Да. Но и во фруктовый отдел он тоже не вписывался. Да и алкогольному отделу не уперся.

– Беседа к чему–то движется?

– Да. Она возвращается к шоколадному торту.

Эндрю расхохотался.

– Тогда пусть будет шоколадный.

– Ты вообще торты любишь?

– Не особо.

Я остановился.

– А сказал, что любишь.

– Ну, я подумал, что обязан выбрать. Типа вопрос был пустячным или… Даже и не знаю.

– Господи боже. И ты выбрал фруктовый?

Он снова засмеялся.

– Если бы пришлось выбирать десерт, я бы выбрал не торт. Я бы выбрал мороженое. Точнее джелато^[5].

Я развернулся к отделу с молочкой.

– Джелато подойдет. Твой любимый вкус?

– Правильный ответ есть?

Я хмыкнул.

– Да. Но я тебе его не назову.

– Я бы выбрал лимонный.

Я снова остановился.

– Серьезно? Что между тобой и фруктами?

Было ясно: он все еще улыбался.

– Если ты никогда не ел лимонного джелато, то многое упустил.

– Мне стоит попробовать?

– Непременно.

– Ладно. Но если это мерзость, тогда ты будешь должен мне шоколадный торт.

Он рассмеялся.

– По рукам.

– И хороший. Мне нравится с шоколадной глазурью и ганашом^[6]. И не какой–то там покупной.

– Но мне–то ты предлагал покупной.

– Правда. То было раньше. Раз ты не готовишь дома, значит, и в магазин не пойдешь.

– Я хожу в магазин, – заступился он за себя. – Просто за… продуктами, не требующими приготовления.

Я хмыкнул.

– Сегодня готовишь ты.

Он простонал.

– Реально?

– Ага. Во сколько ты заканчиваешь работать?

– Буду у тебя около семи. Нормально?

Я посмотрел на часы. Было почти пять.

– Нормально.

– Я надеялся, насчет готовки ты шутил. Думал…

– Что ты думал?

Он прокашлялся.

– Неважно. Мне нужно идти. Увидимся вечером.

Трубка замолчала. Наверно, вошел кто–нибудь из коллег. Я завершил покупки, включая лимонный джелато, и отправился домой.

В пять минут восьмого раздался стук в дверь. Фоном играл выбранным им для меня джазовый альбом. Я распахнул дверь и увидел Эндрю. Выглядел он великолепно. И улыбался. Сколько там прошло с последней встречи? Два дня? Каким–то образом он стал еще привлекательнее, чем я помнил. Хотелось схватить его за трикотажный жилет, затащить внутрь и зацеловать, но вместо этого, поскольку манеры имели место, я отошел в сторонку.

– Пожалуйста, входи.

Он прошел внутрь и немного нервно спрятал руки в карманах.

– Ты проигрываешь выбранный мной альбом.

– Да. – Я закрыл дверь и подошел к нему вплотную, наши губы почти соприкасались. Пахло от него свежестью и блаженством, и я вдохнул его аромат. – Здравствуй, – прошептал я.

Он поцеловал меня, и мне пришлось сдерживать желание прижать его к двери и целовать до тех пор, пока он не сможет стоять. А хотелось. Господи, как же хотелось. Я оторвался от его опухших губ, отчего он часто задышал, и умудрился выдавить из себя лишь одно слово:

– Ужин.

Эндрю нахмурился и даже надулся. Смотрел он прямо на мои губы, при этом облизывая свои.

– Мы можем сделать заказ. Я оплачу.

Я рассмеялся и отступил на шаг. Он слишком опьянял.

– Соблазнительно. Просто охренеть как соблазнительно, но нет. Я пообещал научить тебя готовить.

Он глянул в сторону кухни.

– Ты не прикалывался?

Я покачал головой.

– Нет. А с чего ты решил, что я пошутил?

Он разрумянился от щек до воротника. Именно тогда я и заметил, что перед приходом сюда он принимал душ. Вспомнился наш разговор об ужине и переход к беседе о римминге…

– Ты посчитал ужин эвфемизмом для чего–то другого? – спросил я.

Он стрельнул в меня глазами и пропищал:

– Возможно.

– Типа ужином станет что–то другое? Например, задница.

Он загоготал.

– Не говори так!

Я схватил его за руку и повел в кухню, точнее поставил перед разделочной доской, на которой лежали ингредиенты для ужина. Он посмотрел на них, словно они были китайским уравнением по тригонометрии, и, стараясь не взорваться от смеха, я встал позади него. Руки опустил ему на бедра, а губами приник к уху.

– Сначала мы едим ужин, а потом я съем тебя. Договорились?

– Не говори мне такие вещи, – прохрипел он, развернув голову и касаясь щекой моего носа. – Или мы вообще не будем готовить.

Боже, дай мне сил. Он убивал меня. Я игриво прикусил его за шею.

– Позже. Обещаю. А сейчас бери нож, Эндрю, – настоял я. – Нам нужно мелко нарезать лук.

С луком он «подзавис».

– Ты когда–нибудь резал лук?

– С чего бы мне этим заниматься?

Прижавшись к его плечу, я расхохотался.

– Ладно, придерживай луковицу на доске и отрежь верхнюю и нижнюю части, – проинструктировал я, положив ладони на его руки. Пока он держал нож, я направлял его, и вместе мы очистили и нарезали лук. Правда, он раз двадцать пожаловался на запах и жжение в глазах. Потом проделали то же самое с чесноком и помидорами, а я постоянно целовал его в шею или утыкался носом в волосы.

Еда никогда не была такой эротичной, и мой прижатый к его заду член не особо улучшал ситуацию. Но я вынудил его выполнить все самостоятельно, сам лишь помогал и инструктировал, в основном, чтоб иметь оправдание касаться его. Вернее стоять рядом, прижимаясь членом к его заднице, а губами к шее.

Загрузив все в кастрюлю, добавили говяжий фарш, банку соуса и к огромному разочарованию Эндрю секретный ингредиент тети Марви – несколько ложек измельченного ананаса – и я накрыл все это дело крышкой и убавил огонь.

– Теперь что? – спросил он.

– Какое–то время будет готовиться.

Он вытер руки о полотенце и положил его на стойку.

– Как долго? Что насчет макарон? Знаешь, мне понравилось. Готовить, то есть. Было здорово.

Я прикусил нижнюю губу и ощутил силу притяжения каждого гребаного сантиметра между нами. Он понятия не имел, насколько сексуален и насколько сильно сводил меня с ума.

– Минут сорок пять, может, час. Куча времени.

– Куча времени для чего? Макароны варятся быстрее, разве нет?

За два огромных шага я преодолел разделявшее нас расстояние и встал перед ним настолько близко, что, заговорив, касался его губ.

– Ты уже забыл?

Понимание заискрилось в его глазах, и он резко выдохнул.

– Ты же говорил после ужина…

– Говорил, но последние полчаса я только и делал, что представлял, как пробую на вкус твою задницу.

Он покачнулся, словно от моих слов у него подогнулись колени, и охнул.

– Так ты хочешь, чтоб я вылизал тебя? – поинтересовался я, касаясь губами его губ.

Он кивнул.

– Я принял душ, – выдохнул он. – И все удалил… там.

Я улыбнулся и быстро его чмокнул.

– Мне казалось, ты никогда этого не делал.

– Я погуглил, – выпалил он.

Я хмыкнул.

– Правда?

Он кивнул.

– Очень подробно. – Его передернуло. – А еще немного мерзко и откровенно. Пришлось купить спринцовку, – сказал он. Потом зажмурился и пискнул. – О, боже. Не верится в то, что я произнес.

Я обхватил ладонями его лицо и поцеловал.

– Ты идеален. – Я взял его за руку и повел в спальню. Когда я обернулся, выражение его лица остановило меня. Казалось, он нервничал и волновался, щеки его полыхали розовым оттенком, губы приоткрыты и увлажнены, а глаза потемнели от похоти. – Какой же ты сексуальный, – пробормотал я, обвил его руками за шею и притянул для поцелуя. Он ответил на поцелуй крепко и требовательно, хватаясь за мою рубашку в попытках раздеть меня и при этом не прерываться. Сомнений не было: он был возбужден.