Мирон засопел, но ничего на это не ответил. Зато Брок цыкнул на дочь, в очередной раз вскинул к глазам запястье и строгим начальственным голосом заявил:

– Осталось шестнадцать минут. Пререкаться некогда. Слушайте меня и делайте то, что я скажу. Как-никак тебе я отец, – глянул сыщик на Сашеньку, – а тебе… ну, хотя бы просто я гораздо старше тебя, – посмотрел он на Мирона. – Так вот, никаких параллельных, перпендикулярных и прочих геометрических миров при маме… при моей жене не упоминать! Это, так сказать, раз. Я ей уже сказал, что Мирон – мой клиент из другого города, который частично потерял память…

– Ты все-таки соврал маме! – превратила глаза в щелочки Саша.

– А что мне оставалось делать?! – закричал Брок, но спохватился и снизил тон. – И вообще, ничего я, по сути, и не соврал. Ведь теперь Мирон мой клиент?

– Это я твоя клиентка, – буркнула Сашенька.

– Мы ведь вроде договорились: работаем вместе! А клиент получается он.

– Ну, допустим, – нехотя кивнула Саша.

– Вот. Он из другого города?

– Я из этого… – начал Мирон, но Брок так зашипел на него, что юноша сжался.

– Даже если предположить, что твои бредни – правда, – процедил сыщик, – то город, откуда ты прибыл, хоть и называется так же, но уж точно не этот.

– Ну, да…

– А про память разве я соврал? Это одна из моих версий, кстати. Чем она хуже параллельного мира? По-моему, гораздо правдоподобней, так сказать, и логичней.

– Ладно, уговорил, – сказала Саша. – Я не проболтаюсь. Лишь бы он чего не ляпнул, – мотнула она головой на Мирона.

– Пусть только попробует, – насупился Брок.

– Да не буду я! Что я, маленький? – нахмурился юноша и поправил очки.

– И паспорт ей свой не вздумай показывать! – погрозил сыщик. Затем глянул еще раз на часы и подпрыгнул: – Шесть минут!.. Быстро за мной!

Через порог родной квартиры Брок переступил в двадцать один час двадцать восемь минут. Ирина Геннадьевна уже стояла в прихожей.

– Успел! – протянул ей сыщик левое запястье.

– Вижу, – улыбнулась супруга и подмигнула игриво: – Боишься все-таки?

– Забоишься тут… – пробормотал Брок и, чтобы скрыть смущение, обернулся к двери: – Ну, что вы там застряли?

– Я пропускаю вперед даму, а она не идет, – послышался голос Мирона.

– Саша, перестань кривляться! – прикрикнул сыщик.

– Это он кривляется, клиент твой иногородний, – раздалось из-за двери ворчание Сашеньки.

– Не понимаю, какая собака между вами пробежала? – удивился Брок. – То как голубки пели, а то вдруг… – Сыщик осекся на полуфразе и забормотал удивленной супруге: – Сашенька помогает мне в деле Мирона… то есть, господина Андроидова… или как его там… В общем, они нашли общий язык, а потом вот… Ай, да ладно!.. – Он вновь повернулся к двери и скомандовал: – Александра! Вперед! Ать-два!

Сашенька подчеркнуто не спеша, танцующей походкой вплыла в прихожую. Чмокнула маму в щечку и стала неторопливо раздеваться, стоя спиной к двери. А в нее уже входил Мирон. Увидел Ирину Геннадьевну, вытянулся, коротко кивнул и представился:

– Андратов. Мирон Игоревич. Имею честь быть клиентом вашего уважаемого супруга.

Затем юноша снова кивнул и протянул хозяйке квартиры цветы, которые он успел уже освободить от газеты.

– Ой, это мне? – зарделась Ирина Геннадьевна. – Спасибо, молодой человек! Мне так давно никто не дарил цветов…

На Брока она при этом не посмотрела, но тот готов был провалиться сквозь пол, а еще лучше – отправить туда Мирона.

Пока же юноша никуда проваливаться не собирался, а продолжал любезничать с женой сыщика. Или она с ним. Разволновавшийся Брок не мог уже разобраться в этих тонкостях. Просто стоял и молча закипал, выслушивая, как родная супруга разрешает гостю называть ее «просто Ирой». А когда лохматый очкарик склонился к руке Ирины Геннадьевны и приложился к ней губами, сыщик не выдержал:

– Задержанный!.. То есть подсудимый... в смысле, потерпевший! Ты сюда что, с моей женой целоваться пришел?! Александра! В конце-то концов, это твой жених или мамин?..

– Что-о?! – дуэтом воскликнули супруга и дочь сыщика. Причем, мать изумленно уставилась на дочь, а та – негодующе – на отца.

– Пардон… – Брок сам испугался вырвавшейся из уст фразы. Но было уже поздно.

– Ну-ка, ну-ка… – Ирина Геннадьевна несколько раз обвела суровым взглядом застывшую троицу. – Кто первый мне начнет сейчас врать?..

– Можно я? – робко поднял руку сыщик.

– Нет, ты скучно врешь, – отмахнулась супруга, – сразу ясно, что вранье. Пусть лучше молодой человек попробует.

– Только не он! – дуэтом воскликнули отец с дочерью.

– Это почему же?

– Так он же того… – покрутил Брок у виска пальцем. – У него память, так сказать, отшибло.

– А это еще и лучше, – злорадно усмехнулась Ирина Геннадьевна. – Ему сочинять труднее будет, данных для этого мало.

– Мама, давай лучше я все объясню, – шагнула вперед Сашенька. – Мирон на самом деле папин клиент, а насчет жениха – это обычные папины…

– Я что-то не поняла, – перебила дочку мама, – твой жених и языка вместе с памятью лишился? Так разговаривал вроде бы только что. Ну-ка, пойдемте все в комнату!

– Может, сначала поужинаем? – предложил Брок. Правда, аппетит у него уже пропал, но оставалась надежда, что за ужином неприятная тема как-нибудь рассосется.

Увы, надежда оказалась напрасной. Супруга прищурилась и огласила вердикт:

– Ужинать сегодня будут лишь те, кто меньше всех мне соврет.

– Некорректно! – завопил Брок. – Ирусик, ты, видишь ли, неправильное условие поставила! Из нас троих меньше всех соврет определенно кто-то один. А ты сказала «те». То есть, как минимум, двое. Но двое никак не могут соврать «меньше всех»!..

– А вы не врите, – ответила на это Ирина Геннадьевна. – Вот все трое и поужинаете.

– Что, совсем? – испугался сыщик. – А если нечаянно?

– Как это ты, интересно, себе представляешь?

– Ну, скажу, что-нибудь, в чем я уверен, а окажется, что я заблуждался.

– Так это и называется заблуждением, а не враньем.

– А, ну тогда ладно, – чуть-чуть успокоился Брок. – Тогда пойдемте и впрямь в комнату. Ноги не казенные. Набегался сегодня… – И он первый прошел в дверь и направился к любимому дивану. Плюхнулся, откинулся на спинку, вытянул ноги и блаженно зажмурился.

Саша и Мирон предпочли стулья по разные стороны круглого стола, на который Ирина Геннадьевна водрузила вазу с подаренными гвоздиками. Затем подошла к дивану и села рядом с Броком.

– Я вас слушаю, Мирон, – кивнула она.

– Да я… как бы… – часто заморгал парень, снял очки и начал их протирать.

– А вы не смущайтесь, мы ж, как я понимаю, теперь почти родственники.

– Мама! – подскочила Сашенька. – Зачем ты папин бред повторяешь?!

– Саша, не надо так об Олеге Константиновиче, – тихо, но столь проникновенно попросил вдруг Мирон, что все невольно замолчали. – Ирина Геннадьевна, я все вам сейчас расскажу. Всю правду.

Глава 10. Мирон рассказывает все, а Брок сетует на свою любовь к справедливости

Мирон стал рассказывать. Местами спотыкаясь, временами краснея, но он поведал хозяйке квартиры, как и обещал, всю правду. По крайней мере то, что он ею считал. А именно – ту самую историю, что слышали уже из его уст Брок и Сашенька.

Сыщик, выслушивая исповедь парня, несколько раз вскакивал, порывался протестовать, вставить что-то, пояснить или оспорить, но всякий раз, натыкаясь на суровый взгляд супруги, вновь опускался на диван.

Сашенька тоже слушала юношу нервно, трясла головой, фыркала, закатывала синие глазки, но перебивать не пыталась, понимая, чем это чревато. Уж слишком серьезно была сегодня настроена мама.

А Ирина Геннадьевна и впрямь выглядела строго. Даже сурово. И когда Мирон замолчал, спросила таким тоном, что у присутствующих появилось желание вскочить, вытянуться в струнку и выпалить что-нибудь вроде «Никак нет!», «Не могу знать!», «Не вели казнить!» или нечто подобное: