А вот сэр Андерс, напротив, почти не боялся. И уж точно ни в чем не сомневался, уже держа руку на эфесе меча. Впервые за долгие месяцы он ощутил себя на своем месте. На родной земле. В родовых владениях, которые ему предстояло защищать — изгнанному, не сломленному; вернувшемуся в трудное время. Ни о чем другом по его разумению владетель не мог мечтать.

И вот он стоял у прохода, еле слышно шепча молитву и готовый уже в следующий миг достать меч из ножен.

Тем более был далек от сомнений и страха Сиградд, сын Торда. Самое страшное, чем ему грозила надвигающаяся ночь — это гибель. А гибель с оружием в руках достойная. После нее прямая дорога в Небесный Чертог: пировать и веселиться до скончания веков. Так что Гаук, Гуннульв и прочие, что, изгнав Сиградда, надеялись лишить его такой возможности — просчитались.

От последней мысли, нечаянно посетившей его голову, Сиградд помимо воли расплылся лицом в улыбке. А стоявший неподалеку житель Веллесдорфа даже отпрянул испуганно — приняв оную за хищный оскал.

А потом пурпурная окраска сменилась синевой, запятнанной клочковатыми серыми облаками — остатками пелены. За синевой пришла чернота. Защитники деревни стояли наготове; некоторые с факелами в руках.

— Я слышу! — крикнул кто-то, разрывая напряженную тишину ожидания, — они приближаются!

А кто это — «они», объяснять не требовалось.

Один из жителей Веллесдорфа вскинул лук — не боевой, охотничий и явно самодельный: грубо сработанный. Собрался выпустить огненную стрелу. Просто наобум, дабы осветить окрестности… и приближающихся врагов.

Но Равенна опередила его. Она прошептала заклинание, и на ладони волшебницы возник матово-белый светящийся шарик. Он взмыл вверх, на лету вырастая до размеров сырной головы. И свету давал не меньше, чем полная луна.

Его, света, теперь хватало… чтобы разглядеть темные человекоподобные фигуры, медленно надвигающиеся со стороны замка… и с противоположной стороны тоже — вдоль дороги.

Десятки… нет, сотни фигур. Целая толпа!

— Гадюку мне за шиворот, — пробормотал, вглядываясь в темноту, Римас, — да их даже больше, чем вчера. Откуда?..

Разумеется, последнему вопросу так и предстояло остаться лишь вопросом. Без ответа и особого смысла.

Мертвяки наступали медленно. Гордой неспешной поступью знатных людей — тем тоже некуда было спешить. А вот для защитников Веллесдорфа время было дорого. И терять его они не собирались.

Шар белого света оставался висеть над полем начинающейся битвы. А с ладоней Равенны уже срывались сгустки огня. Один за другим они влетали в нестройные шеренги мертвяков. И взрывались, охватывая ходячие трупы пламенем, превращая в движущиеся костры. Двигались те, впрочем, недолго. Падали через несколько шагов.

К волшбе Равенны присоединились лучники, включая Освальда. «Давненько я не зажигал», — приговаривал бывший вор, прилаживая стрелу к тетиве. Один из крестьян, державший факел, поджег ее с наконечника за миг до того, как тетива распрямилась.

В сторону толпы мертвяков она полетела уже огненным пятнышком под темным ночным небом.

Хваленая меткость Освальда не подвела его и теперь. Стрела безошибочно нашла цель, врезавшись в одного из мертвяков. Ее огонь шустро перебрался на мертвую плоть, точно моряки после долгого плаванья — с борта на причал.

За первой стрелой последовала, вторая, третья. Да и другие защитники Веллесдорфа, умевшие стрелять из лука, тоже не бездействовали. Большой меткости им, кстати, не требовалось — уж очень тесными рядами шли мертвяки. Сложно было промахнуться.

Ходячие трупы вспыхивали и падали. Но бреши в их рядах почти сразу зарастали — мертвяков было слишком много. Чтобы остановить их на подступах к деревне, нечего было и думать. Сил не хватало.

Наконец, луки сделались бесполезны: достигнув земляного вала, первые ряды мертвяков медленно и неуклюже потащились по склону вверх. Еще часть мертвяков потекла в сторону перегороженных проходов — целая река… нет, две реки из гниющих тел огибали Веллесдорф. Надвигались с двух сторон, словно беря деревню в клещи. Готовясь сомкнуться, прорвав оборону ее насквозь.

Но пока…

Первые ряды мертвяков едва успели достичь вершины вала — Равенна ударила по ним скопом, заклинанием «Рухнувшее небо». В полном соответствии с названием на ходячие трупы обрушилось что-то невидимое, но невыносимо тяжелое. Словно исполинская рука: ближайших к Равенне мертвяков она просто раздавила, превратив в месиво из костей и кусков окоченевшей плоти. А остальных смела с вала. Мертвые, но приобретшие в эту ночь способность передвигаться, тела катились вниз, увлекая других мертвяков. Тех, что карабкались следом.

Потом было еще одно заклинание. В воздухе резко похолодало. И на ряды мертвяков во множестве посыпались градины, ледышки, целые ледяные глыбы. Продлилось это всего сто ударов сердца, но многие мертвяки после такого каприза погоды остались изломленными, побитыми или вообще раздавленными. И потому неспособными двигаться.

Но и оказавшая мертвякам столь холодный прием Равенна чувствовала, что силы ее на исходе. Больше подсобить своей волшбой защитникам Веллесдорфа она не могла. В обморок бы не упасть — не до хорошего уже. Голова кружилась, ноги подкашивались, а желудок тревожно бурчал, требуя себя наполнить. Пошатываясь, словно пьяная, Равенна попятилась за спины остальных защитников. И дальше: в тыл, прочь с вала.

А когда первые мертвяки добрались, наконец, до его вершины, мысли об отступлении… нет, скорее, о бегстве посетили головы и других защитников. Особенно лучников — те не знали, что им дальше делать. Сжимая бесполезные уже луки, они мелко боязливо переступали, пытаясь спрятаться за товарищей. И тем мешали только.

Но не Освальд! Отбросив лук, он выхватил из рук ближайшего крестьянина факел. И, размахивая им перед собой, а другой рукой сжимая тесак, ворвался в толпу мертвяков. Зелье Равенны защищало его от заражения. Собственно же, от укусов и других возможностей пораниться он рассчитывал защититься сам.

— Вот тебе! — выкрикнул бывший бродяга, на ходу поджигая одного из мертвяков; еще одному он миг спустя отсек тесаком потянувшуюся к нему иссушенную руку, — и тебе. И вот вам еще подарочек… йо-ху-у-у!

Под этот клич Освальд заметался, окруженный мертвяками, и разил направо и налево — одного за другим. Кружился вихрем на вершине вала, а ходячие трупы, сумевшие на нее подняться, кто огнем вспыхивал, кто валился вниз.

— Йо-ху! А вы чего ждете? — окликнул бывший вор других защитников Веллесдорфа, — это ж просто неуклюжие болваны. Бояться их нечего.

И жители деревни, вняв его призыву, ободренные двинулись навстречу скопищу ходячих трупов. Косы и топоры обрушились на мертвяков, ломая конечности. Вилы пронзали мертвую плоть и сталкивали мертвяков с вала. Да и факелы в руках жителей Веллесдорфа тоже оказались небесполезны. От движущихся… нет, скорее, шевелящихся костров, вспыхнувших на вершине вала, стало настолько светло, что нужда в белом шаре, созданном Равенной, отпала. Да оный и погас вообще-то говоря. Сил, поддерживать его, у колдуньи тоже не осталось. Шар погас, но отсутствия его уже не заметили.

— Йо-ху! Йоху-ху! — выкрикивал Освальд, охваченный боевой горячкой, — не такие уж они и грозные.

А в следующее мгновение рука с остатками кожи дотянулась снизу до вершины вала и, ухватив бывшего вора за штанину, резко потянула к себе. Освальд повалился, едва не выронив факел. Цепкую костлявую руку он отбросил проворным пинком. Но не успел освободиться, как сразу три мертвяка надвинулись на Освальда, окружая его.

Первого бывший бродяга успел поджечь. А когда второй выбил факел из руки, Освальд сперва рассек этому удачливому мертвяку ступню тесаком. А собрата его оттолкнул, резко вытянув в его сторону ногу. Затем вскочил на ноги и рубанул тесаком по шее ближайшего из ходячих трупов. Удар был удачен… или просто шея настолько рассохлась. Сделавшись нестойкой, как трухлявый пень. Так или иначе, но голова мертвяка полетела на землю. Как потом и он сам — поверженный подоспевшей Освальду подмогой в лице могучего мужика с топором. Лесоруба, как видно.