– И не скажешь! я за это порукою…
Омляш махнул кистенем, и Кудимыч с раздробленной головой повалился на пол.
– Ай да Омляш, – сказал небольшого роста человек, в котором Кирша узнал тотчас земского ярыжку. – Исполать тебе! Смотри-ка… не пикнул!
– Я не люблю томить, – отвечал хладнокровно Омляш, – мой обычай: дал раза, да и дело с концом! А ты что за птица? – продолжал он, обращаясь к Кирше. – Ба, ба, ба! старый приятель! Милости просим! Что ж ты молчишь? Иль не узнал своего крестника?
– Да это тот самый колдун, – сказал один из товарищей Омляша, – что пользовал нашу боярышню.
– Ой ли? Ну, брат! не знаю, каково ты ворожишь, а нагайкою лихо дерешься. Ребята! поищите-ка веревки, да подлиннее, чтоб повыше его вздернуть; а вон, кстати, у самых ворот знатная сосна.
– Знаете ль, молодцы, – сказал земский, – что повесить и одного колдуна богоугодное дело; а мы за один прием двоих отправим к черту… эко счастье привалило!
– А скажи-ка, крестный батюшка, – спросил Омляш, – зачем ты сюда зашел? Уж не прислали ли тебя нарочно повыведать, где наш боярин?.. Что ж ты молчишь?.. – продолжал Омляш. – Заговорил бы ты у меня, да некогда с тобой растабарывать… Ну, что стали, ребята? Удалой! тащи его к сосне да втяните на самую макушку: пусть он оттуда караулит пчельник!
Киршу вывели за ворота. Удалой влез на сосну, перекинул через толстый сук веревку; а Омляш, сделав на одном конце петлю, надел ее на шею запорожцу.
– Послушайте, молодцы! – сказал Кирша, – что вам прибыли губить меня? Отпустите живого, так каяться не будете.
– Ага, брат! заговорил, да нет, любезный, нас не убаюкаешь. Подымайте его!
– Постойте, я дам за себя выкуп!
– Выкуп?.. Погодите, ребята.
– Что ты его слушаешь, Омляш, – сказал земский, – я его кругом обшарил: теперь у него и полденьги нет за душою.
– Здесь в лесу есть клад.
– Клад! – вскричал Омляш. – А что вы думаете, ребята? Ведь он колдун, так не диво, если знает… Да не обманываешь ли ты!
– Что мне прибыли обманывать? ведь я у вас в руках.
– Ну, добро, добро! покажи нам, где клад? – сказал земский.
– Да, покажи вам, а после вы меня все-таки уходите. Нет, побожитесь прежде, что вы отпустите меня живого.
– Ты еще вздумал с нами торговаться! – вскричал Омляш. – Покажи нам клад, а там посмотрим, что с тобою делать.
– Как бы не так! Обещайтесь отпустить меня с честью, так покажу, а без этого, – прибавил твердым голосом Кирша, – хотя в куски меня режьте, ни слова не вымолвлю.
– Ну, ну, – сказал земский, мигнув Омляшу, – так и быть! Вот те Христос, мы тебя отпустим на все четыре стороны и ничем не обидим, только покажи клад.
– Точно ли так, ребята?..
– Да, да, – повторил Омляш и его товарищи, – мы ничем тебя не обидим и отпустим с честью.
– Смотрите же, молодцы! Ведь вам грешно будет, если вы меня обманете, – сказал Кирша.
– Не обмани только ты, а мы не обманем, – отвечал Омляш. – Удалой, возьми-ка его под руку, я пойду передом, а вы, ребята, идите по сторонам; да смотрите, чтоб он не юркнул в лес. Я его знаю: он хват детина! Томила, захвати веревку-то с собой: неравно он нас морочит, так было бы на чем его повесить.
– А вот, кстати, и заступ, – сказал земский. – Ведь мы не руками же станем раскапывать землю.
Кирша повел их по тропинке, которая шла к селению. Желая продлить время, он беспрестанно останавливался и шел весьма медленно, отвечая на угрозы и понуждения своих провожатых, что должен удостовериться по разным приметам, туда ли он их ведет. Поравнявшись с часовнею, он остановился, окинул быстрым взором все окружности и удостоверился, что его казаки не прибыли еще на сборное место. Помолчав несколько времени, он сказал, что не может исполнить своего обещания до тех пор, пока не развяжут ему рук.
– Не хлопочи, брат, – отвечал Омляш, – покажи нам только место, а уж копать будешь не ты.
– Да, много выкопаете! – сказал запорожец, – ведь клад не всем дается: за это надо взяться умеючи.
– Что правда, то правда, – примолвил земский. – Я много раз слыхал, что без досужего человека клад никому в руки не дается; как не успеешь сказать: «Аминь, аминь, рассыпься!» – так и ступай искать его в другом месте.
– Ну, ну, хорошо! развяжите его, – сказал Омляш, – да чур не дремать, ребята, а уж я его не смигну!
Когда Кирше развязали руки, он спросил заступ, очертил им большой круг подле часовни и стал посредине; потом, пробормотав несколько невнятных слов и объявя, что должен послушать, выходит ли клад наружу, или опускается вниз, прилег ухом к земле. Сначала он не слышал ничего: все было тихо кругом; наконец, ему послышался отдаленный конский топот.
– Ну, что, чуешь ли что-нибудь? – спросил с нетерпением Омляш.
– Да, да, – отвечал запорожец, – дело идет порядком, только торопиться не надобно. Я примусь теперь копать землю, а вы стойте вокруг за чертою; да смотрите не шевелитесь! К этому кладу большой караул приставлен: не легко он достанется.
– А что, – спросил робким голосом земский, – уж не будет ли какого демонского наваждения?
– Не без того-то, любезный, – отвечал Кирша важным голосом. – Лукавый хитер, напустит на вас страх! Смотрите, ребята, чур не робеть! Что б вам ни померещилось, стойте смирно, а пуще всего не оглядывайтесь назад.
– Что за вздор! – сказал Омляш, взглянув подозрительно на Киршу. – Я никогда не слыхивал, чтоб он – наше место свято – показывался по утрам, когда уж петухи давным-давно пропели!
– Не слыхал, так другие от тебя услышат. Становитесь же в кружок, не говорите ни слова, смотрите вниз, а если покажется из земли огонек, тотчас зачурайтесь.
Наблюдая глубокое молчание, все стали кругом Кирши, который, пошептав несколько минут, принялся копать с большими расстановками.
– Чу! – шепнул Омляш земскому, – слышишь ли?..
– Ради бога молчи! – отвечал земский дрожащим голосом.
– Тс!.. что вы? Ни гугу! – сказал запорожец, погрозив пальцем.
Шум час от часу приближался и становился внятнее.
– Я слышу голоса! – примолвил Омляш, посматривая с беспокойным видом вокруг себя. – Эй ты, колдун!..
– Тс!..
– Если ты завел нас в какую-нибудь засаду, то…
– Тс!..
– Уймешься ли ты? – сказал Томила, толкнув его локтем.
– К нам, точно, подъезжают! – вскричал Омляш, вынув из-за пояса большой нож.
– Эх, братец, перестань! – шепнул Удалой, – это нам мерещится…
Земский не говорил ни слова; он не смел пошевелить губами и стоял как вкопанный.
– Слушайте, ребята, – сказал Кирша, перестав копать, – если вы не уйметесь говорить, то быть беде! То ли еще будет, да не бойтесь, стойте только смирно и не оглядывайтесь назад, а я уже знаю, когда зачурать.
Омляш замолчал и, устремив проницательный взор на запорожца, следил глазами каждое его движение.
Между тем из-за кустов показался казак, за ним другой… там третий…
– Ну, ребята! – сказал запорожец, – дело идет к концу; стойте крепко!.. Малыш, сюда!..
– Измена!.. – вскричал Омляш, схватив за ворот Киршу. Он ударил его оземь и, нанеся над ним нож, сказал: – Если кто-нибудь из них тронется с места…
Вдруг раздался ружейный выстрел… Омляш вскрикнул, хотел опустить нож, направленный прямо в сердце запорожца, но Кирша рванулся назад, и разбойник, захрипев, упал мертвый на землю. Удалой и Томила выхватили сабли, но в одно мгновение, проколотые дротиками казаков, отправились вслед за Омляшем.
В продолжение этой минутной суматохи земский не смел пошевелиться и, считая все это дьявольским наваждением, творил про себя, заикаясь от страха, молитву. Когда ж, по знаку запорожца, двое казаков принялись вязать ему руки, он не вытерпел и закричал, как сумасшедший:
– Чур меня! чур! наше место свято!..
– Что ты горло-то дерешь! – сказал Кирша, – от этих чертей ни крестом, ни пестом не отделаешься.
– Что ж это такое?.. – спросил земский, поглядывая вокруг себя как помешанный. – Омляш!.. Удалой! Томила!..