Арсыган рассказал, что военные люди со сторожевых постов в верховья реки приезжали еще весной с известием, что русские построили, говорят, какие-то лодки и собираются плыть вниз. Слух этот и прежде часто доходил через орочон-охотников и тайно торгующих с русскими купцов.
– Мы совсем не собираемся никого убивать, – стал объяснять Сычевский, – и мстить не думаем. Это нарочно вам говорят, чтобы вы не разговаривали с нами и не узнали бы правду. Чиновникам выгодно внушать вам зло к русским, они боятся, что вы подружитесь с нами и перестанете слушать свое начальство. Как думаешь, Арсыган, правильно я говорю?
– Конечно! Разве врешь! Однако, верно, похоже… Но если мы будем слушаться тебя, а не своих властей, то нам головы отрубят. Как ты думаешь, верно я говорю?
– Да, пожалуй, и это верно! – подкрутив ус, ответил Сычевский. – Но ведь у вас много голов рубят зря. А мы хотим, чтобы все узнали, что русские вам не враги, а друзья и что с нами можно жить хорошо. А уж когда об этом все узнают, то чиновник-джанги ничего не поделает. Всем головы нельзя отрубить.
– Да, если всех убить, то работать некому будет! – согласился Арсыган.
– А как же ты и твои товарищи рискнули подойти к нам?
– Услыхали, – ответил Арсыган, – думали, свои: труба ревет. Думали, может, богу молиться. Еще видали знакомых, они размахивали красным. Мы поняли, что хотят подарки давать.
Арсыгана знакомые казаки привели к офицерам. Он польстился на выгодную плату и обещал помочь русским.
– Ладно, пойдем! – сказал он самому Муравьеву, взял подарки и часть платы вперед, придумав, как действовать и что делать, чтобы не лишиться головы.
Забрезжила заря. Видна стала деревня на берегу. Лодка шла близко.
– Вот сюда пойдем! – показал Арсыган.
Он стал что-то кричать. На берегу появилось несколько человек. Они не выказывали страха или беспокойства, видимо узнали знакомого. Вскоре лодка подошла вплотную к берегу. Собралась толпа удивленных маньчжуров и китайцев. Арсыган заговорил сними.
– Я сейчас пойду и начальника позову, – сказал он, – и тогда дальше вместе с ним поедем.
Арсыган слез с лодки, потолковал с людьми, взял какого-то коня, вскочил на него и вдруг опрометью поскакал мимо деревни по берегу, видимо прямо в Айгун.
– Он за нойоном поскакал, – объяснил Маркешка. – Сейчас вернется. Ему тоже с нами явиться в город нельзя без дозволения.
Казаки разговорились с маньчжурами, узнали, что сейчас приедет начальник, что ждать недолго, до Айгуна четыре версты. Маркешка хотел сойти с лодки.
– На берег пустить не можем, – сказал ему рослый маньчжур.
– Продайте зелени.
– Нет, мы вам ничего не можем продавать. Это запрещено. Да и не знаем ваших денег.
Маркешка достал горсть серебра. Подошли купцы, стали рассматривать монеты. Казаки наконец сошли с лодки. Маркешка куда-то исчез. Сычевский, вышел на берег и разговорился. Через некоторое время из толпы появился Маркешка с каким-то узелком и поспешно забрался в лодку.
– Что это ты принес? – спросил его Свербеев, сидевший в лодке.
– Ходил в лавку, – ответил казак и с удивлением взглянул на Свербеева. – Водки взял!
– Сменял?
– Нет, они мне за рубль дали. Мне губернатор, его превосходительство Николай Николаевич, дал рубль, так я ходил к китайцам, взял у них вина. Как Айгун пройдем и сменимся, так выпьем с товарищами, если ваше благородие позволит, – продолжал Хабаров с невозмутимым видом. – Тут водка дешевая. И вот еще сдачи взял, – показал казак горсть меди и серебра. – Этих дырявых медяшек в нашем рубле они считают тысячи две ли, три ли. А вот эта – как двугривенный. Тут вот дальше еще деревушка будет, а потом город, там нынче ярмарка, дабу продают. Я хочу у Ванюшки дабы в Айгуне купить, ежели дозволите.
Свербеев понял, что казак называет Ванюшкой какого-то китайского купца.
Из-за холма вдруг появился конный отряд. Во главе его два офицера и Арсыган. Толпа зашумела и стеснилась. Русские уже успели раздать подарки. Всех занимал предстоящий разговор. С лошадей слезли два офицера в синих куртках, с шариками на маленьких шапочках.
– По этим шарикам, как по погонам, отличают чин, – объяснил Маркешка.
Оба маньчжура поклонились почтительно, Сычевский и Свербеев подали им руки, которые те пожали. Один из маньчжуров приказал отогнать народ.
– Это у них полиция! – пояснял Маркешка, показывая на плохо одетых людей.
В руках у полицейские длинные палки; взявши их за середину и держа перед собой поперек, полицейские давили на толпу, осаживая ее без всяких церемоний. Тем временем Сычевский пригласил офицеров в лодку. Чиновники предъявили свои визитные карточки, писанные по-китайски и по-маньчжурски. Один из них, черноусый, с грозными мохнатыми сросшимися бровями, по имени Илунга, оказался ротным командиром, другой, румяный, молодой, – Фындо, видимо китаец, – младшим офицером. Они уже знали, что прибывшие русские говорят и по-маньчжурски, и по-китайски.
Сычевский стал объяснять, что должен повидаться с начальником Айгуна и передать ему письмо от генерал-губернатора, который плывет сзади.
– Этого нельзя сделать сразу, – улыбаясь ответил грозный Илунга, – сначала надо испросить позволения. А вы должны оставаться в этой деревне и ждать.
Под навесом в лодке уже было приготовлено угощение. Маньчжуров пригласили к маленькому столику. Оба офицера охотно выпили вместе с русскими и стали быстро закусывать.
– Сколько же ждать?
– О! Очень быстро! Дня два-три, не больше.
– Нет, мы сегодня должны закончить все обязательно У нас на судах есть военные люди, они идут на устье реки, чтобы защитить там наши поселения от врагов.
Илунга стал объяснять, что бывал у русских, производя осмотр границы, доходил с отрядом стражников до Усть-Стрелки и видел там лодки и один раз даже видел самовар. Оба офицера раскраснелись от вина и говорили без умолку о разных пустяках. Время шло. Сычевский стал объяснять, что ждать нельзя и что лист надо вручить сегодня утром, как можно скорее.
– Мы посланы нашим начальником генерал-губернатором, управляющим пятью областями.
Лодка быстро пошла вниз. Вскоре из-за мыса стал появляться город, похожий на деревню. Крыш становилось все больше и больше. Видны стали большие лодки на реке и глинобитная стена на берегу.
«Так вот каков Айгун», – думал Свербеев.
Он – молодой человек, недавно закончил университет и прислан в Иркутск. Муравьев там обзаводится чуть ли не своим министерством иностранных дел, с тех пор как государь дозволил ему сноситься с Китаем, минуя графа Нессельроде. Свербеев сошелся в Иркутске с обществом, бывает у Трубецких, ухаживает за их дочерью.
Казаки пристально вглядывались. На берегу поднималась глиняная стена, за ней видна гнутая позолоченная крыша с резьбой на коньке.
Вдоль берега, как и предсказывали чиновники, стояла военная флотилия – большие, темные от времени лодки, разукрашенные равными знаками по бортам и на мачтах. Казаки заметили и показали Сычевскому и Свербееву на некоторые лодки, что стояли не на воде, а на отмели. Другие едва касались кормой воды. Алексей Бердышов объяснил, что большинство маньчжурских военных кораблей, предназначенных для крейсирования по реке, видно, насквозь прогнило. Суда могли стоять только у берега. Над всем этим кладбищем пестрели яркие торжественные флаги. На берегу – большая толпа. Как бы ровняя ее ряды, разъезжали конные стражники.
– Это войско их, и нойоны выстраивают своих солдат, – сказал Хабаров.
На песке стояла батарея из десятка закрытых чехлами пушек, обнесенная веревкой на колышках.
– Гарнизон, что называется, в ружье! – молвил Сычевский.
– Что, Маркешка, боязно? – потихоньку спросил кто-то из казаков.
– Чего боязно? Я их и прежде не боялся!
– А как тебя трепали тут, помнишь?
– Нынче не приходится Айгун обходить стороной, – с достоинством отвечал маленький казак.
Он сидел у руля и смело правил прямо к пристани, туда, где нойоны строили солдат и где развевались флаги. Не раз приходилось Маркешке проходить мимо этого города. Тут жили сборщики дани. Когда-то попался Маркешка в руки здешних стражников, побывал в Айгуне, посидел в яме. Но нынче чувствовал Маркешка с гордостью, что его никто не тронет. Он уже не одинокий охотник, собравшийся с товарищами на дедовы земли, а теперь за его спиной стоит Русь. Затронь Маркешку старые враги – она ударит по Айгуну.