Что с ним? – подумал Сибирцев. Такой был блестящий офицер при палаше и кортике! Помятый джентльмен в пестром, как с американской Хитровки! Истощен болезнью? В уме ли он? Николай о чем-то умалчивает?

В каюте заговорили о фрахте. Шкипер Бобкок запросил пятьдесят тысяч долларов.

– Пошел он к черту с такими деньгами! – возмутился Можайский. – Зачем вы его привели, барон? Это же пират...

Бобкок быстро и хмуро глянул на поднявшегося в рост Можайского, как бы хотел сказать: потише, потише!

– Да что такое «бобкок»? – насмешливо спросил Можайский.

– Кажется, «обрубленный хвост», господа, – ответил юнкер Урусов, – или «бесхвостый петух», что-то в этом роде.

У шкипера лоб приплюснут, маленькие глаза бегают. Челюсти выдвинуты, словно он схватил зубами кусок мяса, от этого на лице застыла гримаса злой и лукавой улыбки.

– Его привел не я, а мистер Крэйг. Шкипер Бобкок уверял в Симода, что цена будет умеренная.

– Он для начала запрашивает, – сказал Посьет, – надо сбивать цену.

– Какой-то страшный корабль, – сказал Сибирцев, выходя от шкипера после разговора. – Как ты, Николай, не боялся идти с ними?

– Да, что-то вроде «Летучего голландца» по-здешнему... – молвил Николай.

– Что за морды! – сказал Елкин, оглядывая разномастных матросов с бородами.

– Физии зверские! – подтвердил Можайский.

– Но делать нечего, надо идти! – сказал Посьет. – Только цену сбить. Сейчас Бобкок соберется и пойдет в Хосенди. Евфимий Васильевич их знает.

– Спеси ему сбавит, – сказал Елкин. – С пиратами мы еще не плавали.

– Это вы не плавали, – сказал Зеленой, – а нам пришлось на Янцзы на пиратской джонке, вместе с Гончаровым.

– У нас четыреста человек и мы не овцы! – сказал Сибирцев. – Будем приглядывать, а если понадобится – перевяжем.

– Да, если понадобится, доведем корабль! – согласился Посьет.

– Пора, господа... Эх... Пора в Расею! – воскликнул Зеленой. – Ну их к черту, всех этих японцев с их шпионами! Пусть сами достраивают, если жить по-человечески не умеют, – и всех этих выродков, приклеившихся к Америке!

– Крэйг после сильного поноса? После холеры? – спросил Сибирцев. – Желтая лихорадка?

Шиллинг молчал.

– Запой? – тихо спросил Алеша.

– Да, – так же тихо ответил барон, – но бог миловал, пронесло... Легок на помине...

Из люка появилась всклокоченная голова Крэйга.

– Еще слаб и бледен, есть странности...

– Едемте с нами на берег, мистер Крэйг, – пригласил Сибирцев, когда лейтенант с «Поухаттана» опять поднялся на палубу. – Берем его на берег и приведем в порядок? – обратился Алексей к товарищам.

«А заодно все узнаем!» – подумал Посьет.

– Сами вычистим клипер, – молвил Елкин. – Не оставаться же в Хэда дальше!

– А если у нас с ним что-нибудь случится? – спросил Зеленой.

– После болезни? Ничего не случится. Сейчас попросим доктора Ковалевского, – ответил Алексей. – Мои люди его выпарят, выстирают ему все, накрахмалят. Пусть выспится, и человек придет в себя. Мистер Бобкок, – обратился он к вышедшему шкиперу, – мистер Крэйг наш друг. Мы берем его к себе.

– Берите, – ответил шкипер.

– К адмиралу, мистер Бобкок! – сказал Посьет.

– Мне кажется, что на этом клипере все вшивые, – сказал Сибирцев, сойдя на берег. – Я вошь на себе уже поймал, сейчас снял с виска. И вот еще одна на плече... Кто-то из них, видно, бросил на меня... Настоящие платяные вши... Впрочем, за дело, господа. Пусть этот пират одумается. Крэйга беру к себе. Идемте, мистер Крэйг.

«А какой был красавец, элегантный офицер, – подумал Сибирцев, держа за локоть ослабевшую руку Крэйга. – Вот что значит военному моряку покинуть своих и попасть к купцу... Впрочем, тут хоть кого возьмет оторопь. Ради нас пошел на этом «Летучем голландце»! Вообще все это в самом деле похоже на пиратские истории».

– Я почти все время провел с Крэйгом, – сказал Шиллинг, – и постарался спасти его от болезни. Запой начался раньше, как только он снял форму... Да, простите... Вам письмо, Алексей Николаевич.

– Откуда? Ах... «Сиомара-Сэйди Джонс», – прочитал он. – Спасибо, Николай. Это Сиомара... Как они там остались?

– Кавадзи – настоящий рыцарь. Он дал слово, что волоса не упадет с их головы. Он написал об этом Евфимию Васильевичу. Очень жалел Кавадзи, что расстается со мной, – добавил Шиллинг.

– У них команда – сброд, – докладывал Посьет адмиралу. – Потогонка у шкипера.

– Огромные трюмы. Брали ящики с чаем, но чая не хватило, – добавил Шиллинг. – Адамс послал их сюда. И предупредил, чтобы шкипер об этом ничего не сказал команде. – Шиллинг перешел на английский. – Места в трюмах достаточно. Мистер Бобкок согласен взять всех сразу.

– Да, – подтвердил американец.

– В Кантоне нет чая из-за политических событий, – продолжал Шиллинг. – О том, что идут в Японию, они людям не говорили, – сказал Шиллинг по-русски. – Садитесь, мистер Бобкок...

– Никакой речи не может быть о пятидесяти тысячах долларов! – заговорил Путятин.

Бобкок пожал плечами и сказал, что уступить можно, но знает ли адмирал, какие расходы, какие убытки, какие опасности, какие последствия, какие страшные сомнения у команды... И начал все перечислять.

«Tell it to tsar![54] – подумал Бобкок, выслушав доводы Путятина. – Я не поп, а вы в ловушке, вас тут при первом удобном случае вырежут, как христиан! Крэйг с вами любезен? Не пройдет трех дней, я сыграю с ним шутку! Ваши матросы голодные, в унынье, работают, рубят, пилят, таскают тяжести; попались, господа!»

Адмирал сказал, что утром придет на клипер, хочет все видеть сам; прежде чем говорить о цене, надо осмотреть судно, трюмы, жилые палубы, каюты, камбуз, решить, возьмет ли столько людей и грузов и как все разместится, где и как будет готовиться пища. Путятин добавил, что на такую цену, которую назвал Бобкок, не согласится.

Бобкока угостили ромом, как принято, и он отправился на адмиральском вельботе.

...Мои молодые офицеры понемногу мужают и становятся настоящими моряками, подумал Путятин. «Клипер и его команду вычистим и выскребем»... «Если попытаются предать – перевяжем»... «Сами доведем судно». Мысли верные. Так принято! Особенно в этих морях! Но до этого не дойдет. Никогда подобные намерения своих отважных спутников Путятин не дозволит осуществить. Есть иные средства. Иные, более твердые взгляды на все. Договорившись, неукоснительно адмирал будет сам все исполнять, и людей обяжет, и со шкипера потребует по договору и закону.

– Во всяком случае, пока не надо отказываться! – сказал он.

Бобкок и ему не понравился. Плутовская физиономия. Адмирал перевидал на своем веку немало разных личностей. С кем не приходилось дело иметь! Нужда заставит калачи печь. Если и наступает конец нашей жизни в Японии, то все равно прежде времени менять распоряжения, прекращать постройку шхуны и объясняться с японцами нельзя. Сначала надо самому побывать на клипере и закрепить договор подписями. Тогда уж и объявим японцам, что уходим. А пока не надо их зря тревожить. Пусть работа идет, как шла. Если же решим уходить, то надо объяснить им все добросовестно, как закончить постройку шхуны, и, если понадобится, задержаться для этого на несколько дней. Может быть, часть мастеров оставить тут с офицером?

«Ах он драная курица! – засмаливая штурвальный трос, думал матрос Томсон, слыхавший в рубке, о чем шкипер говорил с русскими. – Вот это обман! Вот почему не пошли в Амой и в Фучжоу! В Гонконге не было чая, оказался большой недогруз судна, надо было добрать в Амос, где, по сведениям из газет, скопились огромные запасы чая, не вывезенные вовремя из-за небывалых тайфунов в Китайском море. Из-за этой взбесившейся бой-бабы чайные клипера подолгу простаивали в портах или уходили в океан. В Гонконге весь чай забран, из Кантона не успевали подвозить по реке, к тому же на Жемчужной опять английские пароходы с пушками, – значит, будут стрелять. Потеха! Китайские власти стараются сопротивляться англичанам и французам, а китайские компрадоры, действующие во главе английских и французских интересов и как бы вводящие европейцев в свою страну, обманывают и подкупают своих чиновников и делают что хотят!»