Японец Точибан Коосай, зачисленный в русский отряд под именем матроса Прибылова, читал доклад, не произнося ни слова. Тесная и горячая аудитория его отлично понимала. С блеском и быстротой заполнял он черную доску на стене столбцами иероглифов, выделяя некоторые, особенно важные, элегантными росчерками, что изобличало в нем художника. Не зря богатые компрадоры, его покровители, украшали свои бумаги виньетками и рисунками Коосая.

Точибан выказывал свое хорошее воспитание, тонкий вкус, принадлежность к высшему классу. А китайцы видели в его докладе свое историческое и культурное первородство.

Если докладчику приходилось упомянуть что-то подходящее по стилю к серьезному изложению серьезной темы, то Прибылов обращался к Гошкевичу по-японски, по-русски или по-английски, и тот передавал устно по-китайски.

Все видели, что высокий рыжий господин говорит довольно правильно, и слушали китайскую речь Осипа Антоновича внимательно. Хотя можно сомневаться в основательности его познаний. Нет западных иностранцев, которые во всей глубине могли бы постигнуть знания и культуру, созданные китайцами. Возможно, как все они, ловко нахватавшийся! Объяснял толково и немного шутил. Это приятно, возбуждает пылкую симпатию публики.

Тема доклада занимала всех. Название ее опять изменилось, накануне она была объявлена как «Значение России для азиатских народов. Почему они тянутся навстречу русским, как муравьи на сахар». Сегодня читается под заголовком: «Япония и ее открытие для торговли с Китаем, как с самым большим государством мира».

Название доклада менялось несколько раз. Реклама была другая, но суть содержания, как казалось Гошкевичу, не менялась.

Точибан в глубине души сам не убежден в том, что сегодня докладывал. Но старался выказать веру в свои доводы. Как ему известно, самые горячие сторонники не те, кто верит в дело и готов за него умереть, а те, кто ищет в новой вере надежных выгод. Или хочет обрести устойчивое положение. Точибану приходилось и об этом подумать. Прибылов желал твердо дать понять, чей он сторонник. Китайцы, как всегда, считая себя более опытными, полагали, что японцы народ очень легкомысленный. Но доводы и понятия человека из Японии хотели знать.

На доклад прибыло много богачей и ученых, есть гости из Кантона.

Иногда сборище китайцев степенно шумело, раздавались вскрики восторга за столиками и на скамейках под полированными деревянными балками в обширном помещении.

Осип Антонович догадывался, что тут не только общественное собрание, в другое время, по-видимому, даются представления, что-то вроде театра или кабаре, где очень приличные артистки иногда под собственный аккомпанемент на барабане целыми вечерами поют и рассказывают о подвигах исторических героев Китая.

Слуга носит ведро с кипятком и полотенце, опускает его в воду, выжимает, выкручивает и тут же дает освежиться. Мистер Вунг вытирает лицо и лысину, возвращает полотенце, оно снова опускается в кипяток и предлагается другому джентльмену.

Коосай, прибыв на доклад, снял свою черную шляпу и бросил в нее перчатки, совершенно как европеец. Все заметили это легкомыслие! Разве в этом суть! Типично японское легкомыслие! Но сейчас гость выказывал себя ученым. Познавшим премудрости китайской науки.

Вдруг Прибылов заговорил по-китайски. Он сразу разочаровал аудиторию. Так коверкал слова, что слушатели совершенно не понимали, словно говорил на другом языке. Но, конечно, это их речь. Все были вежливы и воспитаны.

– Хо! Хо! – раздался всеобщий крик одобрения.

Вдруг все встали. Аудиторию охватил необычайный энтузиазм. В помещение вошли два высоких джентльмена в черном. Сам сэр Джон Боуринг – губернатор Гонконга. С ним белокурый, довольно молодой, или, может быть, моложавый, господин, стройный и, судя по осанке, очень опасный и крепкий. Конечно, переодетый новый морской генерал. Черная повязка на бледном лице закрывает левый глаз. Другим глазом смотрит строго и зорко, как все кривые. Морское войско Англии значительно усиливается.

Джолли Джек в униженном поклоне засеменил навстречу. Не разгибаясь, с сияющей улыбкой пошел вровень с гостями, иногда чуть отступая и открыв ладони гостеприимно распростертых рук.

Множество тучных спин гнулось, и бритые головы с косами низко и почтительно кланялись.

Губернатор Джон Боуринг и адмирал Майкл Сеймур, недавно прибывший в Гонконг, явились к китайским тузам. Оба знатных англичанина в сопровождении адъютантов в штатском. Большая честь! Гостей провели к немедленно поставленным для них бархатным креслам.

Точибан Коосай поклонился и оставался так некоторое время. У ног сэра Джона сели переводчики с японского и с китайского. В их числе тот самый мистер Джон, который был рыбаком на родине, пропал в шторм с судном, а явился в Японию через несколько лет в цилиндре, ходил по Нагасаки, объявляя себя иностранцем. «Нью бритиш» – так заявлял он о своей национальности!

Губернатор дал знак продолжать и, видя, что Точибан разогнулся, взглянул на него ободряюще.

Коосай почувствовал особенную ответственность. Тут собрались высшие лица, учителя жизни. Также знатные коммерсанты, как у них в Осака. Ханьские люди! И самые сильные западные; хозяева жизни и смерти.

Новый командующий! Которого все ждали с замиранием сердца. Его еще никто не видел! Весь флот в страхе! Все распоряжения и приказы исполняются мгновенно. Тысячи пиратских джонок будут уничтожены. Одноглазый морской генерал воевал в северных морях! Это видно по его незагоревшему, болезненному лицу. Кривые всегда очень злы. Хотя Гошкевич как-то уверял, что Кутузов был кривой.

Едва смолк докладчик, как Точибану предложили вопросы. Были доброжелательные, очень простые, даже бытовые вопросы, самого обычного низкого житейского свойства. Это ничего. Ведь задал же шогун Японии одному из допущенных к нему европейцев подобный вопрос. Он спросил, правда ли, что западные люди за обедом не снимают обуви? Но иногда бомбардировали Коосая снарядами большой силы. Чувствовались богатства цивилизации. Все, чем гордилась Япония, в этом случае оказывалось заимствованным.