Посьет живо снесся с Дринкерами, а через два часа, после того как бросили якорь, съехал на берег.

...Римский-Корсаков уже забывает о Никольсене. Не удержался, от чего его полушутя предостерегал Харрис.

Какая прелесть эта Катти Дринкер!

Когда ей представили Воина Андреевича, спросила с удивлением, как бы не расслышав имени:

– Вы не брат Сибирцева?

– Я – Римский-Корсаков!

– Вы... не Сибирцев?

Предложила сыграть в шахматы. Обыграла Корсакова. Сказала, что в Гонконге все знают Сибирцева Его любят там. Вы понимаете? Алексей Сибирцев, you see?[83] Желала бы его видеть! Тяжко заболел в плавании, был при смерти, он поправился на Капском мысу, стал еще мужественней и красивей. Слухи о его гибели ложны.

И это девочка в 15 лет! Впрочем, кажется, ей уже 16. В этом возрасте и в Америке, и у нас замуж выдают.

Португальский губернатор в прекрасном дворце с тенистыми деревьями вокруг принял Посьета, Корсакова и офицеров в зале с красными занавесами, с колоннадой и полами из розового мрамора.

Узнав, что «Оливуцу» желательно исправлять не на английских доках, предложили сделать ремонт на соседнем островке, входящем в состав территории Макао. Там есть умелые рабочие и все нужные приспособления.

Макао и Гонконг это больше не кролик и удав. Прежние португальские губернаторы, как загипнотизированные, смотрели на своего соседа на другой стороне Пасти Тигра. Дон Хуан Антонио де Кастелинно намерен все привести в порядок в колонии, для этого привлекает не только оставшихся у дел португальцев, но и американцев. Сэндвич Дринкер – его лучший друг и частый гость.

Бал во дворце в честь русских гостей с испанским блеском. Воин танцевал с Катти. Рано развившаяся, выросшая в португальской колонии...

В Гонконг утром уходили на шлюпке, приготовясь с вечера, как к дальнему вояжу.

Были в банке. Армстронгу отдали долг. Заказали у него же все, что надо для плавания.

Армстронг закажет каюту для Посьета на почтовый пароход, идущий в Египет, с оплатой проезда через пустыни и города – в порт Сайд и оттуда в Неаполь через Средиземное море. Каюта будет, Посьет может сесть в Гонконге. Но еще проще – в Макао. Все почтовые пароходы отдают честь португальскому флагу и бросают якорь на рейде Макао.

В Гонконге узнали, что Сибирцев ходил в Кантон с разрешения губернатора. Что он принят был в доме сэра Джона Боуринга. Что Гошкевич читал англичанам доклад во время войны. За поездку в Кантон Сибирцев попал под арест. Как и все его товарищи, был в хороших отношениях с американским банкиром Сайлесом, у которого дела недавно пошатнулись. Сайлес знает о Сибирцеве все подробности, и с ним советовали увидеться, но банкир в отлучке, ушел в Нагасаки.

Когда-нибудь еще увидимся, полагал Посьет. Корсаков и Ельчанинов решили сходить на пароходе в Кантон. Дринкер предложил им свои услуги. У Дринкера три прекрасных паровых пассажирских парохода опять ходят по Кантонской реке. Рейсы возобновлены.

Римский-Корсаков явно влюблен в Катти Дринкер. И она, кажется, увлечена. Воин Андреевич больше уже не упоминает Фредерика Никольсена, забыл про свое желание вызвать его на дуэль. Вот как изменяются благородные намерения, когда молодой блестящий моряк испытывает увлечение.

Странно, что в Гонконге все помнят Сибирцева, спрашивают о нем и рассказывают. Чем он на себя внимание обратил? Неглуп и практичен, как американец.

Посьет простился с доном Хуаном де Кастелинно, с Дринкерами.

Хьюскен называл Макао – «tomb», то есть гробница, надгробный памятник. Говорил, что тут все в разрухе, все валится.

Правда, чувствуется некоторый застой в торговле. Многих товаров нет. Нельзя сухарей и риса запасти. Римский-Корсаков заказал в Гонконге.

Гонконг перебивал торговлю у португальцев, но еще не съел Макао, хотя, видимо, много соков высосал. Великий торговый путь идет теперь не через Макао. Новый губернатор все это понимает. Португальцы хотят взяться за дело, идет постройка новых складов. Макао далеко не «томб», а прекрасный, удивительный городок. Гостеприимные дома, любезные хозяева, никаких следов былой португальской колониальной свирепости. Хотя солдаты – негры и колониальная держава еще чувствуется.

Прелесть набережная Прайя-Гранде; вдоль всего восточного побережья; с дворцом губернатора, с большими, старинной постройки особняками грандов и зданиями торговых компаний. Собор с фресками.

Хьюскену не понравилась картина в соборе. Изображено, как Иоанн Креститель отражает в XVI веке голландское нападение с моря на Макао, командуя португальцами. Но тут у Хьюскена задета голландская гордость!

Римский-Корсаков ежедневно ездил на берег один или со своими офицерами то в гости, то по делам, и очень нравилось ему пройтись по великолепной Прайя-Гранде, где вечером, сидя на скамейках у каменистого парапета или прогуливаясь, любезничают парочки разнаряженно европеизированной до мозга костей молодежи.

– Ах, разве вы не знаете, почему на самом деле Сибирцева отправили из Гонконга? – с недоумением воскликнула Катти. Она приняла вопрос Римского-Корсакова как наивность.

Мисс Катти расхохоталась звонко и раскатисто. Милое дитя, прелестное создание! Она уверена, что Сибирцев не пропадет. Слышала о нем. Желала бы познакомиться.

Посьет прошел на шлюпке мимо «Оливуцы» к пароходу, ожидавшему на рейде. Помахал рукой.

И «Оливуца» скоро уходит, исправления сделаны. Судно перешло от островка к городу. Из Гонконга буксир привел баржу с рисом, мукой, маслом и всем остальным, что заказывали. Корсаков и Ельчанинов съездили в Кантон, но неудачно. Их отравили китайцы хлебом, приняли за англичан. Теперь оба поправились, разгуливают по палубе.

Посьет уже на пароходе, прощается с Макао, чего давно желал. Вскоре исчезло двухтрубное судно, оставив над морем в тихом воздухе черные полосы дыма.

«Скоро и мы пойдем. А что-то у нас на Амуре?» – вдруг вспоминает Римский-Корсаков. Разве дело в мести Никольсену!