Он передал мне хлеб, наполнил чашку водой, и я с сочувствием посмотрел на него. Я ничего не сказал, только благодарно кивнул, а мальчик, уходя, предупредил:

— Не говори с детьми и не говори о них.

Я поднял взгляд в ответ, пока жевал, понимая, что мне нужны все силы на спасение Аны. Свобода была ограниченной, и я еще не придумал план. Цитадель, где я был в плену, была прочной. Она была из толстых камней у горы. Часовые стояли вдоль стен и днем, и ночью. Лучники следили за окрестностями, хотя в отверстия для них могли пролететь снаряды, что сбили бы боевого слона.

Без своих сил я не смог бы сбежать и один, не то что спасти Ану. Ее держали не в одном месте со мной. Я знал лишь, что ее забрали в дом в дальней части цитадели, который был окружен другой стеной. Пройти туда можно было только через железную дверь, и ключ был у хозяина.

Ее охраняли. Мне нужен был ключ, нужно было миновать стену стражи, а потом разобраться с двумя у двери. И я не знал, что на другой стороне. Ану держали в подземелье под домом. Я потирал челюсть, думая, смог бы я с веревкой забраться по стене в окно. Я видел вершину крыши из-за стены.

Начальник рабов стукнул меня по голове. Хорошо, что обычной рукой.

— Внимательно! — сказал он. — Я слышал, как ты обошелся с хозяином. Он занят детьми, но он любит ломать юношей, как ты. Он придет. Поверь, ты этого не хочешь.

Он пошевелил опасными пальцами перед моим лицом, острые края задели мою щеку, моя кровь похолодела. Мужчина в тюрбане лишил его пальцев?

— Я говорю это, потому что ты мне нравишься, — сказал он, пока я вызывал ужас на свое лицо. — Ты умный, работаешь и опускаешь голову. Я тоже был солдатом, — он замолчал. — Это было давно, но я не слишком стар, чтобы узнать товарища.

— О-откуда вы знаете? — спросил я.

Он хмыкнул.

— Наемники подлые. Солдат будет смотреть в глаза, убивая. Он не рад этому. Твои глаза показали мне, какой ты.

Я кивнул сглотнув, и сказал:

— Благодарю за совет.

Мужчина склонился:

— Воспринимай это серьезно, сынок. То, что творится в этом доме, превратило бы мои кости в воду, если бы я думал об этом чаще, — он огляделся, проверяя, не слышат ли нас, и мои вены стали льдом. То, что делал мужчина в тюрбане, смогло запугать такого мужчину, как начальник рабов.

На второй неделе я смог лишь забрать немного веревки и поискать на стене удобное место. Когда мне сказали посчитать новые поставки, я заметил острый и хороший клинок из Азии, который проверял начальник рабов, и сказал о нем.

Он тут же приставил клинок к моему горлу и потребовал рассказать, что я знал о нем. После череды вопросов и быстрой истории о семье матери из далекой земли, фраз на разных языках, он спросил, что я знал об оружии.

К счастью, я был учеником Кадама и знал много о мечах, больше, чем люди вокруг. Я спросил, могу ли показать владение мечом, и он согласился, следя за мной. Меня быстро окружили наемники с луками и стрелами, и он дал мне оружие.

Я показал движения, нашел ящик, в котором его привезли. Я взял другой меч, закрутил оба в воздухе и начал сложный танец, используя техники, что оттачивал годами. Закончив, я поклонился и протянул мечи начальнику рабов.

Он взгляну на другого, кивнул ему забрать мечи. Когда их убрали в ящик, он отдал указания, и мне дали другое оружие. Я сделал колесо, прижал клинок к шее одного из мужчин раньше, чем он выстрелил стрелой, срезал косичку с головы другого.

Приносили много оружия, я показал умения с каждым, и меня перевели к другим рабам, я проверял оружие на дефекты и тестировал силу клинков. Радуясь моей работой до этого, начальник рабов относился ко мне как к верному помощнику, а не к рабу, особенно, когда вся поставка оказалась с изъянами.

Я слушал дельцов, говорящих на их языках, понимал, что они хотели обмануть нас на деньги, а еще придерживали лучшие мечи. В результате приносили мечи лучше, заключали сделки выгоднее, и начальник рабов давал мне дополнительные порции и монетку за старания.

К концу той недели начальник рабов отвел меня в сторону:

— Ты ценен для меня, — сказал он сразу. — Я бы хотел взять тебя с собой обсудить покупку. Ты понимаешь оружие лучше всех, ты знаешь языки. Ты пропадешь из виду, когда уедешь со мной, и это на руку нам обоим, — он поежился, посмотрев на крышу над стеной. — Если докажешь ценность, — продолжил он, — у тебя будет больше свободы. Может, будешь спать без цепей. Больше еды. Удобная постель. Если попытаешься убежать или все испортить, попросить спасти тебя, то потеряешь руку или голову, там уже я сам решу. Понимаешь?

Я выпил чашку воды.

— Понимаю, — сказал я.

Он хмыкнул, и мы вернулись к работе.

Выбраться из цитадели было приятно, но я все время думал о том, что оставил Анамику в плену. Я помог начальнику рабов, мы заключили сделку в нашу пользу. Шли дни, его доверие ко мне росло. Когда мы вернулись, он сдержал слово и дал мне удобную постель для сна, много еды и воды, и мои цепи остались в прошлом.

Прошел месяц, я медленно двигался к свободе, и одним утром меня разбудил грубый мужчина, ткнувший рукоятью между ребер.

— Что такое? — спросил я.

— Хозяин хочет видеть тебя.

— Сейчас?

Я протер глаза, выбрался из кровати и обулся. Мои запястья сковали, руки завели за спину. Я застыл. Что-то было не так.

— Куда мы? — спросил я.

Ответа не было, меня вытащили наружу. Шестеро других мужчин встретились с тем, кто схватил меня, они окружили меня и повели к вратам. Я заметил начальника рабов неподалеку. Он посмотрел мне в глаза, когда я проходил мимо с каменным лицом. А потом взглянул на дом за стеной.

Я выдохнул и слабо кивнул в понимании. Мужчина в тюрбане обратил на меня внимание. Я расправил плечи и шел с мужчинами через врата, смотрел, как они запирались, а потом на того, кто держал ключ. Я заметил, куда он его спрятал.

Детали отвлекали от боли, что придет. Рен ужасно страдал в руках Локеша, ему сердце из груди вынимали. Я могу вытерпеть боль.

В доме убрали ковер, и под ним оказался люк. Петли заскрипели, когда его подняли. Один спустился и взял фонарь со стены, а другие толкали меня за ним. Через пару минут мои глаза привыкли к полумраку, и я пожалел, что смог видеть.

В погребе у каждой стены были клетки, по одной на ребенка. Некоторые спали. Другие тихо плакали. У многих были бинты на руках или ногах, и я подумал о руке начальника рабов снаружи. У одного мальчика была повязка на глазу. Все дети были истощены и обезвожены.

Мы шли мимо, а они отодвигались как можно дальше, сжимались, пропадая в тенях, если могли. Я искал Анамику, но не видел. Если сюда призвать богиню Дургу, она убила бы всех мужчин и спасла бы детей, нашла бы им дом, скорее всего наш, или вернула их родителям.

Я сжал кулаки. Одно дело пытать взрослого, но детей? Я поклялся, что убью мужчину в тюрбане перед уходом. А я уйду. И заберу с собой Ану. Меня отвели в комнатку сзади и усадили на стул. Мои ноги были скованы цепями, соединенными с полом.

Мужчины оставили меня, забрали с собой свет, и я подумал о доме. Он был полон роскоши, а под полом был темный секрет. Болезнь, что разъедала сердце дома как гниль. Это не было видно, пока не уберешь слои, но, сидя в темноте, слушая шорох мышей, тихие всхлипы детей, я ощущал, как зло осязаемо пульсирует вокруг меня.

Не знаю, как долго я сидел там, пока свет не пронзил тьму. Тяжелые шаги приблизились, рыдания детей не было слышно. Шаги подошли к двери моей комнаты, и дверь медленно открылась. Вошел мужчина в тюрбане. В этот раз тюрбана не было, и я заметил, что его круглая голова почти лысая. Длинные тонкие волосы были убраны со лба, покрытого потом.

Наемник пришел с ним, опустил лампу и встал снаружи, закрыв за собой дверь.

— Вот мы и встретились, — глаза мужчины блестели с интересом.

Я молчал, он склонился и прижал пальцы к столу между нами. Я не понимал, что он такой толстый. Он был в слоях ткани на аукционе. Конечно, он жарился на солнце. Он заерзал на стуле, лениво снял накидку.