– Я прошу… прошу позволить… – всхлипывал он, – торговать мне… вот на этой русской земле… – Он показывал пальцами на песок, а глазами из-под опущенных ресниц незаметно косился на губернатора.

Муравьев охотно разрешил Гао Цзо торговать в русских владениях по Амуру. Он благосклонно относился к простому китайскому народу, желал оживленной торговли с соседями и пользовался всяким случаем доказать это.

Амур был возвращен России. Гао-отец торговал на свободе. Вскоре он умер, но сыновья продолжали его дело, изобретая все новые способы выжимать барыши из гольдов.

За последние годы на русском Амуре появились и другие торговцы. Некоторые из них служили прежде маньчжурским чиновникам и ездили сюда. Явились также несколько новых торгашей из Маньчжурии. В большинстве это были уголовные преступники, в свое время сосланные в Маньчжурию. Видя, что русский народ по большей части трудовой и русские купцы торгуют с гольдами мало и неумело, все эти пришельцы быстро поделили между собой гольдские деревни. Люди особого склада, беспощадные и хищные – некоторые сами бывшие хунхузы, – они еще больше наглели там, куда их прежде не пускали маньчжурские чиновники.

Одним из таких торгашей, явившихся в Россию, был Синдан, человек жестокий, завистливый и сильный.

Все торговцы несли семье Гао богатые подарки, называя покойного Гао Цзо «указавшим правильный путь к счастью и процветанию».

Однажды весной Гао приехал на Додьгу. Он увидел столбы огня и дыма. Вся релка была в дыму и пламени. На ней, корчуя пни, ссекая кочки и разрывая землю, копошились бородатые мужики в длинных рубахах. Ветер крепчал, временами несло снег, по реке шли грозные волны, а вокруг на островах полыхало сплошное море огня – переселенцы запалили луга, чтобы лучше росла трава. Пламя ходило на островах огромными волнами.

Гао напряженно думал, возвращаясь в парусной лодке в Бельго: «Они умеют работать артелью и помогать друг другу. Мы точно так же могли бы делать свое общее дело!»

Гао пригласил к себе торговцев, обосновавшихся на устьях речек. Он рассказал им о своих намерениях. Все были в восторге. Чтобы легче было жить и торговать, решили составить общество с тем, чтобы поделить должников, а в свои владения больше никого не пускать. Гао избрали председателем общества и главным судьей. Он предложил устав общества, и все признали его. Для исполнения приговоров избрали палачей. Общество завело «палки-законы», нечто вроде скрижалей, с надписями, за что и сколько раз бьет каждая. Осенью и перед Новым годом члены общества съезжались в Бельго для заседаний и развлечений.

С русскими старались жить дружно, выказывать уважение. На гольдов смотрели, как на свою собственность. Некоторые богатые старики гольды, вроде Денгуры, помогали торговцам. Денгура даже ездил сам в Сан-Син на ярмарку, побывал у чиновников, которые когда-то ездили грабить на Амур, уверял, что гольды радовались бы их возвращению и что все население по Амуру недовольно, что русские рыбу пугают пароходами.

Общество установило почтовое сообщение между лавками. Курьер с надписью на жезле: «Не задержит ни снег, ни ветер» – созывал всех членов общества на внеочередные собрания. Гао Да-пу стремился извлекать из организации наибольшие выгоды.

– Ты, Гао, велик, как и твой отец, – говорили торговцы своему председателю. – Ты оправдаешь свое имя когда-нибудь: «Гао – высокий, Да – большой, Пу – магазин».

Светило солнце. Купцы в ярких халатах и богатых шубах нараспашку прогуливались по берегу. Со всего Нижнего Амура они съехались на праздник Нового года к семье Гао. Праздничные дни прошли в делах: судили гольдов за непочтение к хозяевам, обсуждали устав, спорили.

– Ай, какая хорошенькая дикарка! – восхищались гости, завидев Айогу, проходившую с ведрами мимо лавки.

– У вас в Бельго много красивых женщин. Сюда надо приезжать почаще.

– Нет, нет, – поспешил сказать Гао Да-пу. – Эта женщина недоступна. Это жена Удоги. Он крещен был еще при Муравьеве, служил проводником первого сплава. У него русская медаль. Его дочь замужем за Бердышовым.

Гао не желал никаких ссор с русскими.

– Надо действовать по-другому, – сказал он.

На дверях и на стенах лавки наклеены красные праздничные иероглифы счастья. У входа висит большой фонарь с цветными бумажными лентами, множество малых фонариков украшает фанзу внутри.

«Десять тысяч лет, десять тысяч денег», – обещают пирующим надписи на бумажках.

Синдан, сидя в углу, держал толстую палку и что-то вырезал на ней ножом.

– Синдан, ты хозяин речки Горюна! Мы не мешаем тебе!

Старший Гао подумал, что даже русские, убив Дыгена, помогли Синдану, его избавили от вымогателя. Вот уж и подлинно: «И и чжи и!»[49]

– Мы должны быть сплочены, – продолжал Гао. – С этой целью мы составили общество торговцев, определили границы владений каждого и его должников. Но мы сами ссоримся! – воскликнул он и тут же помянул, что его сосед пытался купить меха у должника семьи Гао.

Щуплый Ченза молчал.

«Что я могу поделать против таких пройдох, как Гао? Назло мне выбрали этого ловкача председателем общества!»

Однако он встал и любезно обратился к председателю:

– Чтобы нам хорошо жить и торговать, надо укротить бродягу, наполовину превратившегося в гольда Ваньку. И это должен сделать председатель. Он должен придумать, как это сделать.

– Да, Ванька – бродяга и хунхуз!

– Неужели мы ничего не можем поделать с ним? – воскликнул Ян Гуэй, один из братьев Чензы. – Ведь его ненавидят русские и не считают своим. Ты сам говорил нам об этом, председатель!

– Лучше не трогать Ваньку! – вдруг выпалил добродушный толстяк Гао Да-лян.

– Чего бояться? Он убил Дыгена. Кровь за кровь! Есть повод – надо зарезать Ваньку и тех дикарей, которые ему помогали! – воскликнул четвертый брат Чензы.

Бердышова ненавидели все за то, что он родня гольдам, заступается за них, хитер. Да к тому же каким-то образом разузнал про существование тайного общества.

– «Мы, свободные торговцы…» – стал читать Гао устав общества. – Надо, чтобы гольды вступали в наше общество и обязывались продавать меха только нам. Угощать их ханшином при вступлении и показывать палки, чтобы клялись и знали, что отвечать придется кровью. Так поступают купцы с бедняками в обществах у нас на родине.

Запишем так: «Всем известно, что в Китае существуют пять семейных и общественных отношений. Лица, их исполняющие, клянутся, заключая союз, завязывать дружбу. Народившиеся вместе готовы вместе умереть».

Возьмем пример с трех тай-юаньских старцев, которые в древние времена, заключив союз, заставили всех мудрых людей уважать себя. Да живет тай-юаньская законность тысячи лет, а мы, ее последователи, хотя бы по сто!

– Хао, хао! – вскричали торговцы.

Все поняли, что председатель советует встать на путь совместной борьбы против Бердышова и сообща осторожно мешать его торговле.

– Я признаюсь, что виноват перед тобой, – Ченза в восторге обнял Гао Да-пу. – Какой ты умный, сын достославного и мудрейшего!

Все стали утирать глаза, вспоминая старого Гао Цзо.

– Но как жаль, что ты не нашелся, когда Ванька выбрасывал нас из фанзы Покпы! – пробормотал сквозь слезы растроганный Ченза.

Все восприняли это как острую шутку и засмеялись.

– Иван становится наглым!.. Надо скупать меха у его должников, ссорить его с покупателями, – продолжал Ченза.

Недавно пятый из Янов хотел обмануть Бердышова. Иван жил в стойбище Омми, ожидая прихода охотников. Все знали, что трое гольдов несут много мехов. Ян задумал опередить Бердышова и выехал навстречу им в тайгу. Иван узнал об этом, нагнал Яна и выстрелил дробью по его собакам. А спустя несколько дней он выгнал главу дома Янов из фанзы Покпы.

– Это вызов! – в неистовстве кричал младший Ян. – Мы зарежем Бердышова! Я готов убить его собственной рукой!

«Мои друзья не видят в русских того, что вижу я», – думал Гао.