Ждать, ничего не делая, было мучительно. Время словно остановилось.

Беспокойство за судьбу Олега росло. Озеров был почти уверен в том, что с другом что-то случилось. Иначе Олег давно дал бы о себе знать.

Когда ожидание стало невыносимым, Борис Федорович подошел к обрыву и прыгнул.

Спускался он быстро. Вниз тянул мешок с образцами, да и ранец был увесистый.

Оказавшись на дне шахты и сложив парашют, Озеров прежде всего внимательно осмотрел горловины туннелей — искал следы Олега.

Их не было.

«Не сообразил, что надо делать отметки, — рассердился Борис Федорович. — Как я его теперь найду?»

Он вытащил из кармана светящийся мелок и, нарисовав на стене стрелку, зашагал по туннелю, шедшему на юго-восток.

Он и не подозревал, что Олег углубился в другой проход. Делая на стенах отметки, Борис Федорович вскоре достиг берега Черной реки в том месте, где она поворачивала вправо. Перегнувшись через парапет, Озеров глянул вниз. Река текла почти беззвучно. Однородность темной поверхности создавала иллюзию неподвижности. Только пристально всматриваясь в воду, можно было заметить пузырьки и какие-то продолговатые зернышки, появляющиеся на мгновение в световом пятне от фонарика и снова исчезавшие.

«В какую сторону пошел Олег? — спрашивал себя Борис Федорович, наводя фонарь то на воду, то на рельсы и поддерживающие их кронштейны. — Где его искать? Если он достиг берега этой реки, то вниз по ее течению не пошел. Идя вниз, он углублялся бы в недра Венеры, а наша цель — выбраться поскорее на ее поверхность. Очевидно, Олег пошел вверх по течению. Следовательно, и мне лучше всего идти вверх… А вообще получилось нехорошо. Не следовало разлучаться. В одиночку мы заблудимся и погибнем. Будем тыкаться из стороны в сторону, пока не выбьемся из сил. Рассчитывали вернуться часа через три-четыре, а вышло…»

Озеров вздохнул и двинулся вдоль парапета. Перед ним на каменных плитах прыгало и как бы вело его вперед пятно света.

По мере удаления от реки туннель становился ниже и шире. Вскоре Олег смог дотянуться рукой до потолка, шероховатого, рассеченного продольными и поперечными трещинами. Через некоторые из них просачивалась вода. Большие прозрачные капли то и дело шлепались на платформу.

«Похоже на штольню, — думал Олег, поглядывая на изогнутые горные пласты, искрящиеся в лучах фонаря. — Очевидно, эта платформа выполняла когда-то роль ленточного транспортера. На нее нагружали куски руды, а она уносила их к речному причалу, где руду принимали суда».

Догадка эта подтвердилась.

Туннель заканчивалась тупиком. Впереди возникла черная отвесная стена. Платформа-конвейер, огибая барабан, ушла куда-то вниз.

Соскочив с нее, Олег тщательно осмотрел тупик, но прохода нигде не обнаружил. Боковые стены туннеля были истыканы неглубокими шестиугольными отверстиями и напоминали соты. По-видимому, здесь когда-то работали машины, рыхлившие пласты горных пород. Шестиугольные углубления были их следами.

Вспомнив просьбу Бориса Федоровича, Олег отколол от стены несколько разноцветных кусков, потом, вскочив на боковую ленту, двинулся в обратный путь.

У берега реки он сразу заметил светящуюся стрелку и догадался, что ее начертил Озеров.

Стрелка указывала вверх по течению.

— Разминулись, — с досадой прошептал Олег. Потом он быстро пошел вдоль парапета. Ему хотелось поскорее нагнать Бориса Федоровича, который, вероятно, опередил его минут на десять-пятнадцать.

Олег не опасался, что собьется с дороги.

Озеров чертил стрелки через каждые сто пятьдесят-двести метров. Если попадались боковые проходы или висячие мосты, интервалы между стрелками сокращались, путеводные знаки встречались чаще.

Несколько раз Олег подносил ко рту микрофон, но радиосвязь не возобновлялась. Тогда он стал звать Бориса Федоровича, сложив ладони рупором. Звуки разносились далеко. Эхо множило и искажало их. Казалось, что одновременно кричат пять-шесть человек и каждый растягивает гласные.

— Бо-о-о-р-и-и-с Фе-е-д-о-о-р-о-о-в-и-и-ч! — неслось над Черной рекой. — Гд-е-е в-ы-ы?

Наконец Олег услышал голос Озерова, а пройдя еще с полкилометра, увидел геолога, спешащего ему навстречу. Наконец-то снова вместе!

— Какого вы мнения обо всем этом? — спросил Олег, когда они рассказали друг другу о том, что видели. — Я, признаться, недоумеваю. Голова кругом идет.

— Какого? — Борис Федорович помолчал. — Трудно на основании разрозненных фактов делать выводы. Пока мне ясно только, что горная техника у венерян развита сравнительно высоко. Нелегко было расширить пещеры, пробить туннели, выпрямить извилистые проходы, проделанные подпочвенными водами. На это ушли века. Трудились тысячи, напряженно, не покладая рук.

— Но где они? Где? — воскликнул Олег. — Куда делись все эти строители? Почему мы до сих пор ни на кого не наткнулись? Мост разрушен, город оставлен жителями, во дворцах хозяйничают обезьяны, выработки заброшены, пневматические устройства для транспортировки руды, минералов, каменного угля остановились. Что случилось с теми, кто жил в кубах со срезанными вершинами, поднимался по винтовым лестницам на сторожевые площадки, управлял машинами, водил суда по реке?

— Что с ними случилось?

— Да, что?… — Олег повторил свой вопрос таким тоном, будто Озеров в состоянии был дать на него ответ.

— Я склонен считать, — сказал Борис Федорович, подумав, — что на Венере произошла война…

— И обе сражающиеся стороны уничтожили друг друга? Не могу поверить в это. Кто-то должен был уцелеть…

— Не утверждаю, что война привела к поголовному истреблению венерян. Вы не так меня поняли. Погибли не все…

— Но куда же делись уцелевшие?

— Минуточку терпения. Дайте мне высказать свою мысль… Была война. Кровопролитная, затяжная. Борьба велась с переменным успехом, но в конце концов сопротивление одной стороны было сломлено. После этого началась кровавая оргия победителей. Они вешали, топили, душили воинов противника, уцелевших после сражений. Вспомните, как расправлялись с побежденными римляне и гунны, какие груды костей оставляли позади себя орды Чингисхана, сколько ацтеков и инков истребили соратники Кортеса и Писарро… Вспомните, как вырезали армян турки и привязывали сипаев к дулам пушек англичане… Вспомните зверства гитлеровцев, которыми только в Майданеке и Освенциме было истреблено свыше пяти миллионов человек… Почему не допустить, что нечто подобное произошло и здесь?

— Из-за чего они дрались? Что не поделили?

— Возможно, что вскоре нам удастся ответить на эти вопросы. А если мы не проникнем в тайну Венеры, ее разгадают члены следующих экспедиций…

— Хорошо, — сказал Олег, — допустим, что на Венере происходила война и победители вырезали побежденных. Но куда же делись они сами?

— Покинули поле битвы, переселились куда-нибудь. Очевидно, после войны вспыхнула эпидемия и начался голод. Победители были вынуждены покинуть разоренную ими страну. То, что поценнее, забрали с собой, а машины оставили. Возможно также, что война имела характер гражданской… Все это, естественно, догадки. Я не настолько зазнался, чтобы считать себя непогрешимым… Новые факты, возможно, заставят меня изменить свою концепцию…

— Чудовищная эта концепция, Борис Федорович, — проговорил Олег. — Я надеялся, что на Венере нам не придется натолкнуться на следы разрушительных войн… А тут, кажется, тоже процветали колониальный разбой и расовая дискриминация… Разрушенные города, взорванные мосты… Да неужели природа наделила высших приматов разумом только для того, чтобы они изощрялись в способах уничтожения себе подобных?

В ответ на этот риторический вопрос Озеров только плечами пожал.

Некоторое время шли молча.

Потом Борис Федорович, наведя фонарик на горловину бокового туннеля, остановился.

— Нам чертовски везет, — сказал он, присматриваясь. — Очевидно, Олег Николаевич, мы с вами родились под счастливой звездой. Если зрение меня не подводит, мы наткнулись на венерянский пандус, винтовую лестницу без ступенек. Видите?