— Доклад от Веришкова. Станция не пострадала. Сгружены бортовой журнал и сенсорные логи, найдены двое живых людей…
— Нам везёт! — улыбнулся Шорл — Продолжайте.
— Шаттл вышел из строя во время взрыва, но во внутреннем ангаре обнаружились две рабочих «Зари». Шлюзы удалось реактивировать из командного центра, проблема транспорта не стоит. Взвод будет готов к отбытию через пять минут.
— Курс на станц… — начал Шорл, но его перебил оружейный офицер:
— Регистрирую чужеродные подпространственные искажения! Исходят от одного из неопознанных кораблей Идгу! Расстояние до источника помех двадцать девять тысяч, радиус зоны эффективного действия — восемьдесят пять тысяч.
— Эх-ты… — кашлянул Лайл — Плакали наши Медузы…
— Надо было сразу все запускать. — согласился Лийер — Ну ничего, ждать нам осталось недолго… Курс на станцию! Подбираем морпехов, и уходим!..
На этот раз, капитан увидел их первым, опередив на полсекунды даже всеведущего Гарса. Толстая изумрудная нить, протянувшаяся от края экрана к его центру, и стремительно терявшая чёткость на входе в фиолетовую сферу помех одного из вражеских кораблей… Это была подмога!
Всё последующее случилось быстро. Четыре имперских линкора, четыре авианосца, и восемнадцать эсминцев, вышли с дуги в девяноста пяти тысячах километрах от «Оскара», и соответственно, в восьмидесяти двух — от эскадры Идгу. Последние, ощутив всю безвыходность своего положения, помноженную на невозможность бегства, действовали с обречённым прагматизмом. Пролетев последние тысячи километров, вся вражеская армада, соединившись с жалкими остатками первой волны, бросилась в отчаянный поединок с «Оскаром». По прикидкам Гарса, у Идгу была пятиминутная фора, по истечении которой, подкрепление должно было войти в радиус оружейного огня, и стереть неприятеля в порошок. Идгу это понимали не хуже людей, и использовали отведённые им минуты на полную катушку, не жалея ни амуниции, ни самолётов, которые посылались в самоубийственные атаки целыми эскадрильями… Впервые за тот день, в душе капитана проснулось сомнение — «Выстоим ли?». Давно известно — самый опасный враг, это тот, кому нечего терять.
Что погано, отступать было тоже нельзя — по крайней мере до тех пор, пока не вернётся группа Веришкова с бесценной, будем надеяться, информацией. Вообще-то, Идгу не предпринимали особых попыток уничтожить станцию, мудро рассудив, наверное, что та может и подождать, пока они не разберутся с настырным авианосцем. А может, просто не видели в ней угрозы, благо всё имевшееся на «Зиаре» вооружение было кем-то предусмотрительно уничтожено. А может быть и третье, и пятое-десятое — кто их, нелюдей, разберёт? Уж точно не Шорл.
— Попадание в носовую часть! Управляемый снаряд, масса девятьсот семнадцать килограмм! Мощность щита упала до семи процентов!
— Хреново… — вздохнул Лийер. В его голос без спросу проникла нервная хрипота.
— Ещё два раза по столько, и ку-ку… — поддакнул Сивер — О! Зашевелились! — он радостно ткнул в тактическую схему. Транспортный шаттл отчаливал от станции.
— Вовремя… — каперанг замолчал, не закончив мысль. Шаттл был не единственным предметом, летящим в этот момент к крейсеру. — Чёрт… Слишком много…
Торпеды, снаряды, самолёты-камикадзе — кого тут только не было. На крейсер обрушился неистовый шквал смерти — Идгу бросили на карту всё. Пространство закипело от разрывов шрапнели ПКО, снования отвлекающих ракет-фантомов, и невидимого глазу полыхания электромагнитных бомб, предназначенных для «ослепления» неприятельских сенсоров — это было суровое космическое побоище, в котором ни одна из сторон не ограничивала себя уже ничем… Крейсер пропустил сразу пять ударов, и капсулообразное силовое поле, вспыхнув на прощание голубым светом, призывающе разверзлось, маня к авианосцу ядерные торпеды противника… Смешно, но даже могучая броня гигантского крейсера была бессильна против архаичной ядерной бомбы, а уж про современные хирстановые заряды, превосходящие своих проотцов на два порядка, не стоит и заикаться… Чтобы восстановить силовой щит, требовался большой изначальный заряд, но энергетические резервуары были пусты, и пополнялись слишком медленно и неохотно — большая часть энергии главных реакторов тотчас расходовалась зенитными лазерами, рельсовыми пушками, и прочими энергоемкими системами, в большом количестве имевшимися на борту, так что впрок не оставалось почти ничего. Счёт пошёл на секунды…
Конечно, никто на корабле не почувствовал страшного удара — гравкомпенсаторы сделали своё дело, даже капитанский чай не пролился, но часть правого бока на статусной схеме окрасилась в тревожный оранжевый цвет.
— Попадание тяжёлой торпедой в правый борт. — пояснил Ланз — Химический взрыв… Мощность — примерно две килотонны. Аблативная броня на носовой части правого авиаблока испарилась, но удар сдержан — повреждения незначительны.
«Всего лишь химический взрыв… Всего лишь химический взрыв…» — мысленно выдохнул капитан, но рассчитывать на такое везение и дальше было попросту наивно — увидев, что противник лишился силовой защиты, Идгу пустят в ход ядерное, а то аннигиляционное оружие — в этом можно не сомневаться.
— Расстояние до шаттла тысяча сто!
— Достаточно! Отходим! — не выдержал Шорл — Полный ход, вектор 40-190! Всем батареям, огонь по личному усмотрению!
Шорл поднёс к губам отставленный ранее стакан, и сделал большой глоток, отчётливо ощущая, как подрагивает рука. Слишком уж молниеносными были изменения, слишком быстро ситуация превратилась из нормальной — в закритическую… В любом случае, от него больше ничего не зависело — соединение, бросив мёртвую станцию на произвол судьбы, пробивалось к своим. Капитан-лейтенант Ланз сыпал пораженческими докладами. Попадание в правый борт. Попадание в левый борт. Потеря «Бодрым» силового поля. Выход из строя ракетных комплексов три и четыре… Ан нет, постойте! Была в его словах и толика оптимизма — потеря силового щита одним их крупных вражеских кораблей, множественные попадания в кормовую часть, внутренние взрывы… Лийер было поверил, что не всё потеряно, когда…
— Капитан Вислас с Бодрого: потеряли ход, повреждён второй реактор. Прошу разрешения покинуть корабль! — отчеканил связист.
Лийер думал недолго.
— Р-р-разрешаю! — прорычал он, глядя на офицера связи, как будто именно тот был единолично виноват в случившемся. Но неприятности только начинались.
— Регистрирую следы ядерного деления, дистанция тысяча триста! Множественные манёвренные цели! — доложил Ланз, уже без прежнего самообладания. Нервы начинали сдавать даже у самых-самых. — Дистанция восемьсот, попадание через три секунды!
Такую не допускающую двойного толкования формулировку, офицер выбрал явно неспроста… ПКО корабля не справилась. Торпеда ударила в заднюю, а точнее, пардон — в кормовую часть многострадального правого борта. Она была недостаточно велика, чтобы пробить броню, но и наружный взрыв такой мощности был страшен.
Под действием термоядерного жара, аблативная броня стала яростно испаряться, превращаясь в беловатый дымок, который тут же рассеивался в безграничном вакууме. Вообще, «аблативка» наносилась на боевые машины именно для этого — защитить их от запредельного термального воздействия, и испариться, не дав сталепластиковой броне расплавиться, и намертво приварить к корпусу все подвижные части: шлюзы, пусковые установки, пушечные турели… Но что могло сделать сантиметровое сталекерамическое покрытие против цепной атомной реакции? Неистовые лучи белого света прожгли аблатив, даже не заметив, и с жадностью принялись за механически более прочный, но гораздо менее термостойкий сталепластик… Итого, по окончании маленького ада, несколько гектаров поверхности авианосца оказались изуродованными до неузнаваемости. Кое где обшивка вспучилась, напоминая обгоревшую кожу мифического гиганта, кое где прогнулась, а местами, особенно вблизи эпицентра, и вовсе зияла уродливыми плавлеными дырами.
Но каперанг ничего этого видеть не мог. Здесь, в командном центре корабля, людей лишь несильно тряхнуло, и о серьёзности попадания свидетельствовали только загоревшиеся красные лампы, и техническая схема корабля, к которой прилагался длиннющий перечень разрушений и выведенного из строя оборудования. На лбу у капитана выступил пот, а сердце бешено заколотилось. С надеждой во взгляде, он обернулся к сенсорщику.