В час, когда мы сидели в управлении Вышневолоцкого текстильного комбината, ожидая гудка, возвещавшего конец смены, туда зашёл пожилой почтальон. Он выложил пачку газет, деловую корреспонденцию. Потом извлёк из сумки пачку писем, заблаговременно, должно быть, подобранных, аккуратно перевязанных бечёвкой, и торжественно положил на стол.
- Это ей, - сказал он, многозначительно постучав по пачке ладонью. - Сегодня что-то особенно урожайно, заграничные, между прочим, есть.
Кому «ей», он не пояснил. Но на комбинате уже привыкли к этому день ото дня нарастающему прибою писем Валентине Гагановой и девушкам её бригады.
Прикинув на руке пачку, секретарь партбюро. Варвара Ивановна только вздохнула и покачала головой:
- Сколько писем! Ох, прибавляется девочкам работёнки!
Я перебрал конверты. И откуда только не пишут сейчас в небольшой город Вышний Волочёк! Москва, Прага, Будапешт, Ленинград, Шанхай, Клуж, Рига, Минск, Киев, Хабаровск, Калининград - значилось на штемпелях. Есть письма из Братска, из Магадана, есть и из таких мест, названий которых даже и не отыщешь на самой крупной карте. Множество со штемпелями воинских частей.
Зная, что прибой этих писем означает больше чем простое желание поздравить прядильщицу с её почином, понимая, что во взволнованных простодушных строках выражен интерес людей труда к коммунистической сущности затеянного ею дела и желание поскорее осуществить её почин у себя, секретарь партбюро фабрики заботится о том, чтобы письма эти не оставались без ответа.
Валентина сама вскрывает конверты. Она сортирует письма на две категории и ставит на уголке конверта буквы «Д» или «Л». «Л» означает личное. В них разные незнакомые люди поздравляют девушку с успехом, рассказывают о себе, о своих делах, предлагают завести переписку. Эти письма Валентина передаёт для ответа девушкам. «Д» означает деловые - те, где спрашивают её, как организует она своё дело, просят совета, как перенести почин на ту или другую почву. Эти письма знаменитая прядильщица особенно ценит и, как бы ни была занята, отвечает на них сама.
После смены Валентина познакомила меня со своей перепиской. Что за прелесть эти письма - бесхитростный знак внимания незнакомых людей! Вскрывая разноцветные конверты, читая письма, девушки как бы ощущают тёплое, дружеское пожатие рук множества незнакомых людей, тянущихся к ним со всех концов советской земли и из-за всех её рубежей.
«Гордимся вами, дорогая и уважаемая Валя», - пишут военные моряки с Севера.
«Девушки, мы следуем вашему примеру и тоже ушли из передовых бригад в отстающие. Заверяем вас, мы их вытянем, и в том даём вам комсомольское слово», - это из письма комсомолок из текстильного города Иванова.
Старая учительница из города Кашина обещает: «На вашем примере я буду воспитывать в школьниках эту чудесную черту - помогать от души неуспевающим товарищам, даже если это на какое-то время потребует личных жертв. Это очень радостно - помогать тем, кто отстаёт».
«В вашей бригаде пророс росток коммунизма, и, как старый большевик, я взволнованно приветствую его», - пишет из Москвы участник боёв на Красной Пресне в 1905 году.
Читает Валентина эти письма и начинает почти физически ощущать свою необходимость всем этим людям из разных незнакомых ей городов и сёл. А ведь ощущение нужности людям - это, пожалуй, и есть самое надёжное мерило истинного счастья.
А письма всё идут и идут, и, кажется, нет им конца.
Рабочий из Кировабада пишет: «Моя дочка с 1940 года. Звать её тоже Валя. Учится. Я желаю, чтобы вы, Валентина, помогли ей воспринять все хорошие методы в работе».
Группа помощников мастеров из Таджикистана поздравляет: «Ты молодец, Валя, ты сделала хорошее дело. Многие у нас теперь работают по твоему примеру».
Ученицы 9-го класса мечтают в Воркуте: «Дорогая Валентина Гаганова, нам хочется после окончания школы приехать на вашу фабрику, работать у вас в бригаде. Мы не знаем, наверное, будет трудно, но трудности надо преодолевать. Жить, как вы, и походить на вас - наше заветное желание…»
Много писем с иностранными марками. В письмах, идущих из социалистических стран, приветы, восхищение, добрая радость и то же желание применить почин у себя. В письмах из стран капиталистических искреннее, подчас очень глубокое недоумение, непонимание, недоверие: как это можно отказаться от лучших условий работы и пойти на худшие, с высокооплачиваемого места на низкооплачиваемое? Зачем? Почему? Правда ли, что добровольно? Может быть, госпожа Гаганова - богатая женщина или у неё богатый муж и потому деньги для неё не имеют значения?
Показывая мне письма, Валентина обратила внимание на одно из них:
- Посмотрите-ка адресок. - В её светлых глазах так и посверкивали весёлые смешинки.
На голубом продолговатом конверте «стенгазетными» буквами было старательнейшим образом выведено: «СССР - Гагановой» - И больше ничего.
- Это, помните, как в чеховском рассказе мальчишечка адресовал: «На деревню дедушке». И самое интересное, что дошло.
Валентина смеётся, да так, что вырисовываются оба ряда крупных, ровных её зубов.
- Из Румынии шло, нам тут его прочитали. Какой-то сапожник пишет, хочет тоже в отстающую бригаду переходить и советуется, как это сделать. Я ему ответила, да вот беда, имя такое, что не поймёшь, мужчина он или женщина… Мы тут с девушками старались так написать, чтобы-и так и этак правильно вышло.
Неведомый румынский корреспондент, работающий, как явствовало из письма, закройщиком на обувной фабрике, с необыкновенной теплотой поздравлял вышневолоцких девушек. Он. писал, что у него на фабрике, являющейся самым: большим обувным предприятием Румынии, давно и с успехом используется опыт Лидии Корабельниковой и что некоторые из его друзей получили в своё время от славной москвички письменные советы, как им лучше использовать её метод.
Корреспондент сообщал, что фабрика их - одно из передовых предприятий в стране, что сам он давно уже фрунтаж (что соответствует русскому слову «ударник»). Но есть ещё, конечно, и отстающие бригады. И вот, узнав из газет о том, что произошло на Вышневолоцком комбинате, он решил повторить опыт товарища Валентины и теперь ждёт от неё ответа, как это лучше сделать.
Дальше шли чисто технические подробности раскройного дела. В письме этом чувствовалось желание поскорее применить новейший советский опыт, чувствовался такой интерес, такая любовь к нашей стране, что и сам адресат, и вся его славная бригада, и я, случайный читатель этого письма, были растроганы.
На цветистой марке я рассмотрел название города отправления: Клуж. Мне довелось когда-то воевать в тех далёких краях, и я живо вспомнил этот город, расположившийся в лощине между горами.
МУЛЬЦУМЕСК - ВАЛЕНТИНЕ ГАГАНОВОЙ!
Несколько месяцев спустя довелось мне попасть в Румынию. Я сразу вспомнил об этом письме и очень заинтересовался тем, что было дальше. Удалось ли неведомому корреспонденту, писавшему вышневолоцкой девушке, осуществить свою мечту?
Клуж - большой город. На обувной фабрике, носящей имя Яноша Гербака - коммуниста-сапожника, замученного когда-то в страшной тюрьме Дафтане, - несколько тысяч рабочих. К тому же имя автора письма, «не то мужчины, не то женщины», затерялось в памяти. Но мне повезло: среди здешних писателей оказался молодой новеллист Шандор Хусан. Сын рабочего-обувщика, сам обувщик по профессии, автор трёх сборников новелл из жизни румынских тружеников, он не меньше, чем я, заинтересовался этой историей.
- Фабрика, конечно, большая, но ведь корреспондент написал, что хочет последовать почину Гагановой. Наверное, уже и последовал; стало быть, его должны знать.