Начал плот изгибаться горбами. Между ставами не только что показалась вода, она стала бить оттуда ключами. Жуть! Поднялись ставы и полетели по воздуху. То поднимет их, то швякнет назад.

Биче-ол на переднем ставе так шибко вперед подался, будто метит лбом расшибить скалу.

Подняло и подбросило нас аж до самого неба!.. И швяк об валун! Валун здоровенный, волне его не перекрыть. Идут наши ставы не по воде — по камням. В брызгах, в пене… А на переднем ставе — маленький лоцман.

Летит большой Биче-ол на большую скалу, и как его только от става не оторвало?!

И вдруг плоты накрыло водой. Накрыло, а потом опрокинулось на плоты небо.

Мычит корова; известно, она животная, очень трудно ей осознать пороги.

Сделалось тихо.

Я оглянулся, а за плечами нашими водопад. Это мы водопад прошли, спустились вниз по его горбу.

— Ну что ж, — говорит отец Биче-олу, — лоцман ты или, может, не лоцман, а?

А Биче-ол смеется. Тихо. Без звука. Блестят зубы — это от солнца.

…Теперь уж нам до Кызыла близехонько — рукой подать. На бережках сидят, припухают сплавщики, рыбаки и охотники.

— Эй, Биче-Ол, — кричат с берега, — ты, кажись, лесины побил?

— Да нет, пустяк, — отвечает им Биче-ол. — Мой передний став маленечко со скалою поцеловался.

Биче-ол стоит на переднем ставе и смотрит на Енисей, как будто кто ему Енисей подарил.

— Иван!.. — (А отец в то время отхлебнул чуток из берестяной фляги и схватился яичком закусывать). — Ух, и хитер ты, Иван!..

— Я ль не хитер, — отвечает отец и жует яичко… — Я сына с собою взял не для того, конечно, чтоб его о скалу побило. Сыны у меня не лишние. Они у нас со старухой наперечет.

Доедает отец яичко и чистит второе. А Биче-ол к нему через ставы:

— Иван!.. Иван!.. — И больше ни слова сказать не может: растерял все слова.

— Да будет тебе! Садись, Биче-ол, и закусывай, — говорит отец.

И тут, хоть верьте, хоть нет, вдруг схватились они дубасить друг друга, как дети малые.

Нехорошо… Биче-ол, допустим, еще неженатый и молодой. А батя в годах, семейный и детный. Некрасиво: люди глядят.

— Ты бы лучше нас с коровушкой отвязал от ставов, — тихо так ему говорю. — Вам смех, а нам стоять привязанными не особенно интересно.

— Это верно, сынок, — говорит отец, — Я о вас позабыл: должно, мозги у меня со страху отшибло.

Так он мне объясняет, подмигивает и отвязывает нас с коровушкой от плота.

А впереди Енисей… Однако разве вы понятие имеете об Енисее! Ведь не вы сплавляли плоты… Не вы!

Блестит Енисей. Весь сомлел от солнца. От нашей одежи валит горячий пар.

Только-то. Вот и вся память о водопаде.