Юноша припадает к золотистому одеялу, целует раскинутые одежды — в них тепло ее плоти, отпечаток ее тела. Подняв глаза, Кристофер замечает на стене блестящий Тимуров кинжальчик — коковяку, как однажды он назвал его (госпожа тогда долго смеялась). Коковяка обвита засохшими розами. Не исключено, теми самыми которые он послал вместе с серебряным пятилатовиком? Кристофер осторожно снимает кинжальчик со стены и разглядывает: острый как бритва — почему Маргарита держит над самой постелью такое опасное оружие? Он едва успевает повесить ножик на место, как сзади с скрипом открывается дверь. Накинув на плечи купальный халат, входит Маргарита, от неожиданности вскрикивая и замирает на месте.

— Кристофер, — шепчет она. — Кристофер!

Госпожа не знает за что взяться.

— Как я выгляжу! — говорит она, кутаясь в свою роскошную накидку с пестрыми отворотами и манжетами и тщетно пытаясь прикрыть грудь. — О боже, да не смотрите вы! (На ногах у нее серебряные туфельки.)

— Мы были на «ты», — говорит Кристофер.

— Да, конечно… Но именно поэтому тебе нельзя смотреть, — сердится Маргарита.

— Ты прекрасна, как мечта, — говорит Кристофер (звучит высокопарно, чувствует он и заливается краской) — Я не могу сейчас найти точных слов, но я тебя обожаю (исправляет он свою оплошность)… Я вскарабкался по водосточной трубе и пролез к тебе через форточку (мальчишке мало взлома, хочет поразить ее чем-то большим).

— Сумасшедший! — дрожащим голосом прерывает его Маргарита (она раздосадована, купальный халат слишком короток: не прикрывает белые колени).

Кристофер застыл в блаженстве и смотрит.

— Не подходи! — кричит Маргарита. — Останься там же, где стоишь, я прошу, не подходи!

Но Кристофер не слушает, он уже возле нее. Глаза Маргариты широко распахнуты, зрачки потемнели, лицо бледное-бледное. Хорошо видны мелкие морщинки над переносицей и в уголках рта. Лишь губы горят, ярко-красные, чуть вытянутые, соблазнительные. Когда Кристофер дотрагивается до них, он чувствует, что госпожа дрожит.

— Ты так побледнела… — шепчет юноша. — Что с тобой?

Он нежно гладит ее лицо.

— Ты меня увидел такой, какой я не хотела тебе показаться. Некрасивой, больной, старой… Теперь можешь идти… Ты свободен, — глухим голосом говорит Маргарита.

— Нет! Для меня ты самая красивая, самая лучшая, самая благородная… Никуда я не уйду. Не смотри так, будто я причинил тебе зло. Без тебя я не могу. Будь моей!

— Ну тогда тебе самому за все отвечать, — говорит Маргарита, скидывая халат. — Бери меня! Это принесет мне смерть.

Обезумев, Кристофер поднимает Маргариту своими сильными руками и опускает на золотистое одеяло, целует и гладит нежную грудь, плечи. Милая, единственная! Маргарита гибка, как змея, она умеет дарить ласку, а Кристофер совсем неопытный юнец, ему бы ликовать, а у него от счастья на глазах выступают слезы, экий дурень!

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

На бульваре звенит трамвай… Госпожа лежит с закрытыми глазами, Кристофер вытянул руку, а светлая головка Маргариты покоится у него на плече. Время от времени с ее уст срывается стон, Кристофер просит, чтобы она так не делала — ему страшно слушать.

— Этот день будет для меня роковым, — влажным голосом отвечает госпожа, и ее начинает душить хриплый кашель. Кристофер обнимает ее, целует, но приступ не унимается… Когда наконец Маргарите удается совладать с кашлем, она говорит:

— Со мной гораздо хуже, чем вы все представляете. Мои легкие как сито.

В входную дверь звонят — Трампедах! Кристофер вскакивает, ищет свою одежду.

— Это не Трампедах, — говорит Маргарита со странным спокойствием и надевает серебряные туфельки.

— Антон?

— Нет. Антона я послала в Елгаву, он вернется только после обеда. Это другой; пойду поговорю, а ты сиди спокойно и жди меня.

Звонят второй раз. Дольше и нетерпеливей. Маргарита не торопится: поправляет волосы, подкрашивает губы, рассматривает себя в зеркало и, улыбнувшись, говорит:

— Скоро вернусь.

Кристофер поспешно одевается. Нужно быть готов ко всему. Он только что прочел «Три мушкетера», это вам не шутки! Может, придется дать отпор налетчикам?

Он слышит, как Маргарита открывает дверь, слышит какой-то голос… Мужской? Голос становится громче, госпожа вроде бы осаживает его, после чего до него долетает лишь бормотание и тихое воркование. Затем дверь захлопывается, раздаются легкие шаги — входит Маргарита. В руках у нее темно-красные розы.

— Мои последние розы, — говорит Маргарита и опускает цветы в бурую китайскую вазу, которая стоит подоконнике. — Я бы подарила тебе, но боюсь, ты не возьмешь. Их мне принес Олаф Заляйскалн.

— Олаф? — ревниво хмурится Кристофер. — На каком основании?

— На фундаментальном, — шутит госпожа. — На таком вот основании, что я позвонила ему и пригласила сегодня утром зайти ко мне. Послала Антона в Елгаву, а Янис Вридрикис вернется домой только поздно вечером. Прошлую неделю я встречалась с Олафом. Что ты скажешь на это, мой дуэлянт? — спрашивает Маргарита, поглаживая щеку Кристофера и его шрам, который он заработал в бою, сражаясь с Цалитисом на рапирах.

Кристофер, обессилев, откидывается на спинку кресла, руки его трясутся.

— Маргарита! Ты хочешь меня убить! Что ты за женщина?

— Беспутница!

— Что мне теперь делать? — восклицает он в отчаянии.

Маргарита опускается к его ногам, кладет голову ему на колени и говорит:

— Я хотела бы исповедаться… Выслушай меня…

Некоторое время стоит тишина, слышится лишь болезненное дыхание Маргариты.

— Я мучилась любовью к тебе уже тогда, когда стала ненавидеть, — начинает она через силу. — Ты смотрел на меня с презрением и с усмешкой… Но меня тянуло к тебе. Я догадывалась, что долго сопротивляться не смогу, наши души слишком близки. Затем — болезнь, отъезд… Надеялась: теперь-то забуду, но куда там! Я только и делала, что беспрерывно думала о тебе. Там был один альпийский стрелок. Хотела вскружить ему голову, отдаться и освободиться от тебя, но меня уличили и послали в Швейцарию. Когда я вернулась, то поняла, что ты становишься каким-то наваждением… Если так будет продолжаться, я снова попаду туда, куда однажды уже попала. У меня была только одна любовь, в молодости. Художник с красавицей женой. После этого я поклялась: никогда в жизни! В тот вечер в Межапарке я потеряла над собой власть. Но, вернувшись домой, решила: нет! Прекратить! Вокруг столько интересных мужчин. Меня обхаживают, каждый вечер домой провожает другой: по понедельникам и пятницам чаще всего Олаф, по вторникам чернявый график, по средам и субботам атташе посольства из соседнего дома, по четвергам один офицер, писаный красавец, он водит меня в фокстротдиле танцевать. У всех у них на уме — рано или поздно переспать со мной… Теперь с этим покончено: Олаф убежал, как сумасшедший. Я призналась ему, что принадлежала тебе… «Кристоф сидит в моей спальне и ждет, лучше идите… Мой дорогой соскучился…»

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

Так это началось. Дни, месяцы пронеслись в блаженстве. Маргарита перестала считаться с Трампедахом, чуть магистр за дверь, она бежала на улицу Акас, в темную и неприютную каморку Кристофера, к своему лопоухому медведю. То были часы наивысшего счастья, по которым они исстрадались за эти годы. После обеда Кристофер носился по урокам музыки — он набрал столько учеников, что для композиции не оставалось времени. Мальчишка хотел доказать, что может заработать кучу денег. Это были отчаянные и совершенно напрасные старания и Кристофер понял это весьма и весьма скоро. Оба мечтали о счастье, а мечты свои строили на песке, впрочем, их это не волновало, они были как дети. Трампедах знал, что у жены водятся поклонники, он дознался, что таковых великое множество, но большого тарарама не устраивал, необузданную ревность свою запрятал подальше, потому как тешил себя надеждой, что время уладит все сам собой: через месяц они уедут в Германию. Янис Вридрикис лишь требовал, дабы жена ночевала дома, распоряжалась слугами и руководила упаковкой имущества, да и сама не тянула волынку, а помаленьку собиралась в дорогу. На Наухеймских водах магистр рассчитывал вернуть утраченную мужскую силу — то была тяжкая утрата, даже укудик не помогал, а дух по-прежнему обуревал плотские желания. Воскресенья Маргарита обязана была проводить дома, таковы были установки — Янис Вридрикис желал вместе обедать, а затем он в кабинете разъяснял ей миф двадцатого века. Маргарита, мол, чистокровная немка, стопроцентная арийка, посему должна готовиться к новой миссии, коя будет возложена на нее в царстве Уриана-Аурехана.