Конечно, Освальд понимал, что имеет дело не с человеком. Да и Скверна не могла не сказаться на живучести этой твари. Но бывший вор все равно надеялся нанести ей таким способом ощутимый урон. Надеялся хотя бы потому, что против демона Скарукса — предыдущего источника Скверны, с которым им пришлось иметь дело — такой прием оказался действенным.

Увы, на сей раз не сработало. Из пораженной глазницы пошел дым… нет, все тот же мерзкий белесый туман, что стелился над оскверненной землей. Оружие бывшего вора раскалилась не хуже сковороды на костре; таким же горячим сделался и защитный амулет.

Освальд инстинктивно подался назад, отдергивая руку… в которой осталась лишь бесполезная рукоять. Тогда как клинок не то растворился внутри чудовища, не то переплавился.

— Ах ты… паскуда адская! — чуть ли не всхлипывая, заорал разочарованный бывший вор и запустил в тварь рукоятью, словно камнем. Что ж ему еще оставалось-то?

А пронзенная глазница тем временем затянулась. Наглухо. Там, где только что был глаз, осталась лишь неповрежденная шкура, точно глазницы и не было.

При виде фиаско Освальда, опустился и меч в руке сэра Андерса.

Тем временем в схватку снова вступила Равенна. Из ее простертой ладони вырвалась ярко светящаяся змея молнии. И устремилась… нет, не к зверю. Но в сторону ближайшего к нему ствола мертвого дерева. Подрубленный ударом молнии, ствол обрушился на тварь, повергая и прижимая ее к земле. А в следующий миг загорелся: пламя заплясало по сухой древесине, стремительно подбираясь к шкуре чудовища.

— Вот это ты здорово придумала, — похвалил волшебницу обрадованный Освальд.

— Только вот… поджарится ли он? — с сомнением проговорил сэр Андерс, подходя к поверженной, придавленной древесным стволом, твари, — что-то не уверен.

Неудавшаяся атака бывшего вора не лучшим образом отразилась и на его боевом духе. Тем более что меч принадлежал рыцарю еще с юных лет, успев стать лучшим другом. Лишиться его по вине порожденного адской силой урода было бы куда обиднее, чем для бродяги-простолюдина — потерять свою железяку.

— Не будем ждать… проверять, — проговорил Сиградд, вскидывая секиру, — раз эту погань можно ранить, значит можно и убить. Главное… знать, куда бить.

Последняя фраза, не иначе, была камнем в огород незадачливого Освальда.

— Наверное, голова твари особенно сильно пропиталась Скверной, — так объяснила его неудачу Равенна. Или, скорее, попробовала объяснить.

Но Сиградд ее не слушал. Подойдя вплотную к чудовищу, он рубанул по задней лапе. Один раз, второй, третий. Точно дрова колол. Тварь смогла ответить лишь ревом… в котором, однако, помимо боли и бессильной злости слышалось что-то еще. Что-то, Равенне, например, напомнившее… зов о помощи?

Предположение оказалось верным: через миг-другой мертвое безмолвие оскверненной земли нарушил шум от множества хлопающих крыльев. И яростное многоголосое карканье.

Серое небо над владениями чудовища аж потемнело от полчищ ворон, слетевшихся на зов.

— Ого! — воскликнул Освальд, поглядев на чернеющую над ним живую каркающую тучу, — а я думал, птицы даже гадить на Скверну брезгуют.

— Смотря, какие птицы, — печально возразила Равенна, снова вспоминая битву за Веллесдорф и участие в атаке на деревню оскверненных летучих мышей.

Эти вороны, слетевшиеся на зов здешнего источника Скверны, оказались под стать летучим обитателям чердаков замка Веллесхайм. Когда птицы начали снижаться, Равенна, Освальд, Сиградд и сэр Андерс заметили, что их глаза-бусинки (обычно черные) светились красным огнем. По всей видимости, эти вороны заразились Скверной, кормясь на объедках от трапезы зверя. И оттого оказались подчинены его воле.

В отчаянии Равенна выпустила по крылатой рати несколько небольших молний. Пара ворон, обгоревшие, пали на землю, но это не отпугнуло остальных. И уж тем более не проредило их ряды хоть сколько-нибудь заметно.

Хлопая крыльями, вороны налетели на четверку людей, яростно тыкая их клювами, царапая когтями лап. Вынуждая закрывать руками лица, глаза. А об атаке — в том числе на оскверненную тварь — даже не помышлять.

Впрочем, к чести Сиградда, он изловчился-таки и сумел лишить зверя одной задней ноги.

Судорожно отмахиваясь и отворачиваясь от когтей, клювов и крыльев множества пернатых противников, Равенна лихорадочно соображала, ища способ отбиться. Во время достопамятной атаки летучих мышей волшебнице помогло заклинание «Песнь ночного леса» — с его помощью она сама призвала защитникам Веллесдорфа крылатую подмогу.

Вот только даже тогда, заблаговременно насытившись, Равенна потратила на «Песнь» все силы и свалилась без чувств. Теперь же волшебница не стала даже пробовать — понимала, что такого напряжения просто не потянет. Но что тогда?

Развернув ладони к черным супостатам, Равенна растопырила пальцы. Из рук ее вырвалось пламя, опалив и повергнув наземь нескольких ближайших ворон. Капля в море.

А на земле бился, придавленный к земле, чудовищный зверь. И корчился от боли — огонь, охвативший дерево, добрался, наконец, и до него. Но не похоже было, что тварь готовилась умереть. Напротив, пыталась вырваться, стряхнуть с себя горящее дерево — частично сгоревшее и оттого сделавшееся легче.

Что-то пролетело недалеко от Равенны, прорезав на миг тучу оскверненного воронья. Что-то большое, тяжелое… повернувшись, волшебница заметила упавшую на землю отрубленную лапу зверя. И восхитилась смекалкой, бдительностью и проворством Сиградда. Несмотря на непрерывную атаку пернатых бестий, у варвара дошли-таки руки позаботиться и о главном противнике. Вспомнил, не иначе, как другой источник Скверны — демон Скарукс — приладил обратно на плечи отрубленную голову. И не хотел, чтобы его труды, изувечившие лесное чудовище, пропали даром.

И надо сказать, эта судорожная попытка принесла плоды. Даже выкарабкавшись, наконец, из-под горящего ствола, зверь уже не имел шанса воссоединиться с отрубленной лапой. Потому что еще раньше, чем он обрел свободу, на лапу налетели, отвлекшись от посланцев мастера Бренна, сразу не меньше десятка ворон. И принялись жадно рвать клювами оскверненную плоть, точно это было самое изысканное лакомство.

Нечего сказать, повезло зверю с союзниками! Впрочем, от существ, порожденных или изуродованных силами Преисподней, и не стоило ждать иного.

А вот чудовище, похоже, было разочаровано таким поворотом — даже у отродья Скверны имелись чувства. Разочаровано, обескуражено. И потому не стало даже предпринимать новые атаки на четверку людей. Предпочло оставить их заботам ворон и убраться восвояси.

Неуклюже ковыляя, зверь двинулся прочь, недовольно бурча.

— Ах… демоны! — воскликнул заметивший эту попытку отступления, Освальд, — да он драпает ведь… тварь!

Не отрекаясь от все того же правила, что готовиться нужно к худшему, бывший вор не сомневался: отродье Скверны уходит не умирать в гордом одиночестве, но зализывать раны и восстанавливать силы. Возможно, со временем у него даже отрастет новая лапа, взамен отрубленной Сиграддом; снова прорежется второй глаз. Это если дать твари шанс — а никому из посланцев мастера Бренна не хотелось такого исхода.

Вот только как не дать чудовищу избежать заслуженной смерти? Как — если атака ворон не ослабевает?

Конечно, для начала нужно было избавиться от треклятых птиц с красными глазами. От птиц, которых слишком много, чтобы надеяться сладить с ними в открытой схватке.

Способ пришел в голову к Равенне так же внезапно, как мудреца, говорят, посещает великая мысль, а художника — муза. Волшебница даже чуток рассердилась на саму себя оттого, что не сообразила сразу. Ведь способ-то был поистине гениален в своей простоте.

Вскинув руки над головой, Равенна скороговоркой произнесла нужное заклинание. Привычная серая мгла, застилавшая небо, вмиг покрылась темными пятнами туч. Сверху сорвались первые капли: одна, две… пять, десять. А потом их стало просто много — сбился бы даже самый дотошный подсчетчик.