Я кивнула. Я видела, как это было с Верити, люди всегда хотели иметь отблеск её сияния и жизнерадостности для самих себя. Самой мне никогда не приходилось иметь с этим дело.
— Он хотел навестить друзей, а я хотел пойти вместе с ним. Он сказал нет, а я разозлился. Я сказал ему, что в нём нет ничего особенного, что он не лучше остальных, — взгляд Люка снова устремился вдаль, в место, куда я не могла за ним последовать. — Я сказал ему, что единственное, что делает его особенным — это Сосуд. Когда его найдут, он будет играть лишь второстепенную роль. Он обругал меня и сказал, чтобы я валил домой. И тогда я спровоцировал его, сказал, что если бы он не был всего лишь мальчиком на побегушках Сосуда, то и без него смог бы творить сильную магию.
— Поэтому он попытался? — спросила я.
— По близости была одна Лей-Линия — она всегда была нестабильной, мы знали, что нам не следует с ней играть — но он открыл её. И не смог с ней справиться.
Меня затошнило, потому что я знала, что будет дальше. За чем ему пришлось наблюдать.
— С ним случилось тоже, что с Ковальски?
— Грубая магия убивает Плоского почти сразу, — сказал он. — Дугу… особенно обладающую большим талантом… она съедает изнутри. Иногда на это требуется какое-то время. Но остановить это невозможно.
— О Боже. Люк…, - я сжала его руку.
— Доминик сказал, что это судьба. Что, если бы Тео был наследником, то не умер бы. Я наследник, поэтому выжил, а Тео должен был умереть. По крайней мере я думал так до сих пор. Так мне всегда говорили.
Неудивительно, что он так сильно доверял судьбе. Это была единственная возможность для него понять смерть брата.
Я переплела пальцы своих рук с его пальцами. То, что ему пришлось пережить, разрывало мне сердце.
— Ты не заставлял его открывать Линию. Он был достаточно взрослым, чтобы знать, насколько это опасно. Он мог бы сказать «нет».
— Я знал, что он так не скажет. Он был не из тех, кто обходил испытание на мужественность стороной. Особенно, когда вызов ему бросил его младший брат. Он сделал это из-за меня.
— Она ведь сказала, что финал предопределён, не так ли? Это значит, что наследником всегда должен был стать ты. Ты, а не он. Он умер бы в любом случае. Возможно, обстоятельства были бы другими, но это, так или иначе, случилось бы, — мне казалось так жестоко, говорить с ним настолько беспощадно прямо, но я не знала, как ещё заставить его послушать меня. — Ты не виноват.
— Тебе легко это говорить, потому что ты всё равно не веришь в судьбу.
— Это далеко не так просто! Я знаю, как это, жить за счёт других людей, Люк. Для этого мне не нужно сначала научиться верить в судьбу.
— Наверное нет, — пробормотал он.
Я попыталась ещё раз.
— Она не сказала, что ты виновен. Она сказала, что ты не должен равнять всю свою жизнь на пророчество. Может быть стоит подумать и о сердце.
Тогда он поднял на меня взгляд, и душевная боль, отразившаяся в его глазах, была такой сильной, что мне было сложно её вынести.
— А если это тоже самое?
Я не ответила. Дождь не прекращая капал, заполняя молчание между нами.
— Думаю, на один день правды было достаточно, — сказал он. — Давай позаботимся о скрывающем заклинании и отведём тебя домой.
— Спасибо, что рассказал об этом. Что доверился мне.
— Я доверяю тебе свою жизнь, Мышонок. Даже больше. Дай мне свою руку.
Я дала, заставив её не дрожать.
— Это часть будет болезненной, я права?
— Мне жаль, — он вытащил из Межпространства маленький, серебряный перочинный нож. — Тебе не обязательно смотреть.
Я отвела взгляд, и у меня получилось не вздрогнуть от острой боли. Люк начал говорить на языке Дуг, и магия поднялась и присоединилась, втянув защиту его слов глубоко в меня и распространившись, словно румянец, под моей кожей. Влажный воздух стал тяжёлым, почти невыносимым. Потом снова лёгким, но пальцы Люка всё ещё давили на то место, где прослушивался мой неровный пульс.
— Теперь можешь посмотреть.
Сам порез был крошечным, самое большее длинной в пол сантиметра и не глубокий. Вытекла одна единственная капелька крови, и Люк осторожно вытер её салфеткой.
— Теперь Сумрачные больше не способны выследить тебя, — сказал он.
— Но Антон.
— Да. Мне действительно хочется узнать, как он это делает, — он покачал головой.
— Тебе по-прежнему нужна защита.
— Ненадолго, — сказала я.
Глава 14
— С твоей подругой что-то не так, — сказал Колин, когда мы ехали домой. Люк высадил меня возле школы, где меня уже поджидал Колин. — Мне стоит беспокоиться?
— Ты всё равно будешь беспокоиться, что бы я не ответила, — подчеркнула я. — Она не хочет об этом говаривать.
Он заворчал, и во мне внезапно проснулось подозрение. — Ты проследил за ней до дома?
— Она знает мой грузовик, — сказал он. — Она бы меня заметила.
— Значит, ты рассматривал такую возможность?
Он слабо улыбнулся.
— Ты уверена, что то, в чём она замешана, не опасно?
— Без понятия. Но это не имеет значения. Она моя подруга.
Он насупился, но не стал дальше возражать, и мы остановились у моего дома.
— Не хочешь зайти? — спросила я.
— Там твой отец, — сказал он, — а Билли приказал следить за домом. Здесь немного тесновато.
Он поцеловал меня на прощание и подождал, пока за мной захлопнется входная дверь. Я два раза нажала на включатель возле входа, и он уехал, оставив меня наедине с мрачным домом и ещё более мрачными мыслями.
Я поднялась по лестнице, ожидая, что появится отец и поздоровается, но меня встретила тишина. Я просунула голову в спальню родителей. Было странно видеть следы пребывания моего отца в комнате, которая так долго была территорией матери. На ночном столике больше не лежало аккуратной стопки журналов с кулинарными рецептами, вместо этого там были журналы «Экономист» и криминальные романы. На комоде я увидела его кошелек и ключи, а дверца к встроенному шкафу была открыта и содержала его новый гардероб, приобретённый после тюрьмы, который не имел ничего общего с гардеробом бухгалтера. Он состоял из джинсов, футболок и фланелевых рубашек, таких новых, что ткань еще была совсем гладкой.
Ничего удивительного, что Колин не зашёл в дом. Он провел целый день, работая вместе с отцом. Это было больше, чем достаточно общения.
Мой телефон зазвонил, и я бросила взгляд на номер. Дженни Ковальски.
— Что?
— Ты не объявилась вчера. Что-нибудь нашла?
Мне понадобилась минута, чтобы вспомнить, о чём она говорит. Казалось, со вчерашнего дня прошла целая вечность. Но я подумала о защищенном паролем компьютере и безрезультатном обыске офиса моего дяди. О том, что меня почти подловили.
— Он сохранил все связанные с мафией делишки на своём компьютере, а я не знаю пароль.
— Может ты сможешь его угадать? Попробуй название улицы, на которой он вырос или его первое домашнее животное или что-то другое в том же роде. Нам нужна информация, чтобы обвинение было успешным, — объяснила она. — Ник говорит, что твой дядя и Форелли просто снова выйдут сухими из воды, если у нас не будет никаких неопровержимых улик. Тогда ничего не изменится.
— Я что-нибудь найду, — ответила я. Отопление отключилось и во внезапной тишине я услышала какой-то странно приглушенный голос отца. — Мне надо заканчивать. Я дам тебе знать, когда что-нибудь всплывёт.
Я протопала на кухню и увидела, стоящую на рабочей поверхности, форму для запеканки.
У моей мамы была сегодня какая-то церковная встреча, поэтому она приготовила нам еду. Она бы ужаснулась, если бы узнала, что свою порцию я быстренько съела над раковиной. В конце концов, не было никакой необходимости в проведении уютной семейной встречи.
Дверь к лестнице в подвал находилась прямо рядом с кухней. Защелка не работала, нужно было сильно потянуть дверь на себя, чтобы она закрылась, и отец, похоже, забыл об этом трюке, поскольку дверь была широко распахнута, пропуская слегка заплесневелый запах наверх и покрывая линолеум холодным воздухом. Голос моего отца доносился наверх, отзываясь эхом на лестничной площадке, и я остановилась перед ней, чтобы подслушать.