Изменить стиль страницы

Старшина подозвал нас.

- Вот что, товарищи, - сказал он. - Надо проникнуть к Ольшанскому. Узнаем, как там у них дела, и свой боезапас пополним.

Пойти решил сам Бочкович. Сопровождать его вызвался Иван Дементьев.

Ночь стояла темная и холодная.

- Что передать нашим друзьям? - спросил Бочкович.

- Большой привет от всех нас, - сказал Хакимов.

- А от них несите боезапас, - добавил Павлов.

- Так и сделаем, - ответил старшина.

Тихо кругом. Идет дождь. Фашисты молчат. Почему-то у них даже прожектора выключены. Мы сидим у разрушенной двери, смотрим в темноту и думаем каждый о своем.

Ждем Бочковича и Дементьева. Идут. Совсем близко. В темноте мы их не видим. Но это они.

- Вернулись, - сказал Бочкович и тихо добавил: - Нет наших товарищей…

Мы снимаем шапки. Я слышу, как стучит сердце.

- Проверить и доложить, сколько у кого патронов, - произнес старшина.

Я уже давно проверил: два патрона и две гранаты «Ф-1». У остальных - того меньше. Счастливее всех Дементьев. У него девять патронов и четыре гранаты.

- Что будем делать?

Некоторое время все молчали.

- Попробовать прорваться к Советской Армии и вместе с ней войти в Николаев, - предложил Павлов.

- А Куприянов, Медведев? Ведь они идти не могут, - возразил Иван Дементьев. - Оставаться!

- Согласен, - сказал Хакимов.

- Михаил прав, - Никита Гребенюк помедлил и добавил: - Другого выхода нет.

Все согласились.

Бочкович сказал:

- Кто за предложение Дементьева?

Поднялось семь рук.

- Ясно. Принято. Прошу отдыхать на своих боевых местах.

Никто не опал. Каждый думал. Ныли раны. Невыносимо хотелось пить. А еще больше - жить. Ведь я так мало видел, так мало сделал…

Ночь тянулась бесконечно долго. Где-то слышалась стрельба, она была похожа на раскаты грома - то утихала, то начиналась снова. Может быть, наши перешли в наступление? Но стрельбу мы слышали и вчера…

- Бегут! Уходят! - громко закричал Хакимов.

- Миша, тряхни головой, отгони сон и не пугай людей, - спокойно посоветовал Никита Гребенюк.

- Идите сюда! Поглядите! - не унимался Хакимов.

И мы все подтянулись к двери. Нет, мой боевой друг не бредил. В сероватой мути можно было хорошо рассмотреть движение фашистских солдат. Да и уханье артиллерии усилилось.

- Ура! Наши! - закричал Куприянов.

- Подожди радоваться, - остановил его Бочкович. - Надо сначала разобраться.

Но чего разбираться? Наши войска вели бой на окраинах Николаева. Это началось наступление советских войск, в результате которого должна быть освобождена Одесса и весь Крым. А наш десант явился своеобразным предвестником, первой ласточкой, возвестившей жителям Николаева о близком и радостном дне…

Гитлеровцы удирали без оглядки. Артиллерийская канонада усилилась.

Мы обнимали друг друга, целовались.

В порту появились советские бойцы. Они бежали к конторе, к нашему сараю. Ни о чем нас не расспрашивали, а подхватывали на руки и, перешагивая через трупы, выносили на улицу.

Здоровый, чернявый боец поднял меня и, словно ребенка, посадил на плечи. Я взвыл, солдат перепугался:

- Что с тобой, морячок?

- Больно! Ранена… - стиснув зубы, я назвал своим именем место, которое мучительно болело.

- Извини, дорогой.- Он опустил меня на землю, присел. - Устраивайся на спине. Вот так.

Я положил руки на его шею, и он поднялся.

Так же бережно несли Куприянова. Остальные шли сами.

- Эка вы намолотили их. Поди, штук до тысячи валяется, - говорил боец. - Да и мы им дали жару. Теперь побегут до самого Берлина…

Вначале нас разместили в ближайшем домике, а потом перевезли в госпиталь. Нас всего десять. Пятеро - Кузьма Шпак, Николай Щербаков, Иван Удод, Алексей Куприянов и я - находились в тяжелом состоянии. Михаил Хакимов, Ефим Павлов, Иван Дементьев, Кирилл Бочкович и Никита Гребенюк хотя и ранены, но считались «ходячими».

Одиннадцатый Юрий Лисицын.

Где остальные? Что с ними?..

Пришел к нам командир батальона майор Кота-нов. Он рассказывал о своих боевых друзьях, о том, что всех нас представили к званию Героя Советского Союза…

Погибших десантников хоронили на высоком берегу Ингула. Проводить героев в последний путь пришли жители только что освобожденного города и воины Советской Армии.

Я был .прикован к койке, не мог видеть эту печальную картину. Миша Хакимов ходил туда. Вернувшись, он сидел у моего изголовья и долго рассказывал. Мы все собрались вместе, вспоминали. Каждому хотелось сказать что-то хорошее об Ольшанском, Головлеве, Волошко, Корде, Чумаченко, о своих боевых друзьях.

Потом мы жестоко мстили врагу за них…

Шестьдесят семь pic_15.png
Шестьдесят семь pic_16.png

«БАРРИКАДЫ»

Батальон морской пехоты вместе с войсками 3-го Украинского фронта участвовал в освобождении Румынии и Болгарии. Особенно жаркий бой пришлось выдержать у селения Жебрияны близ города Вилкова. Здесь погибли наши боевые друзья Кирилл Бочкович и Иван Дементьев. Мы стояли, склонив головы у братской могилы, и слушали речь майора Котанова.

- Дорогие моряки! Друзья! Вы прошли большой и трудный путь войны. Вы молоды и красивы, сильны и мужественны. Вы будете вечно жить в сердцах нашего народа. Герои бессмертны!..

И снова в бой. Мы высаживались с кораблей в Констанце, Варне, Сулине. Помню солнечный гостеприимный Бургас. Здесь гитлеровские войска оказали нам незначительное сопротивление. Мы не имели в своих рядах ни убитых, ни раненых. Но зато, когда возвращались на отдых, жители города встретили нас… «баррикадами». Дорога и улицы, ведущие в порт, оказались перекрыты… столами, на которых стояли вина всех сортов и различные закуски. Военный порядок в батальоне нарушился. Федор Евгеньевич Котанов разыскал организатора этой встречи. Едва Кота-нов подошел к одному из столов, как мужчины и женщины подхватили его на руки и стали качать. Встав на ноги, майор обратился к хозяевам:

- Мы от души благодарим вас за теплую встречу, но люди мы военные и пить нам не полагается.

Но не тут-то было. Болгары взяли нас в такое «окружение», из которого выйти не удалось.

- Братик, сюда!

- За победу! За дорогих русских освободителей!

Сколько каждому из нас досталось поцелуев - трудно сосчитать.

Зря Федор Евгеньевич Котанов тревожился: моряки оказались на высоте. Несмотря на обилие вин, никто из нас лишнего не выпил. Мы дорожили честью советского воина-освободителя.

В Бургасе стояли около полутора месяцев, окруженные искренними, добрыми, гостеприимными жителями. Нас называли братьями. Стоило советскому воину появиться в кафе, как его тянули за все столики. На улицах, в кинотеатре - словом, всюду нам оказывали внимание, проявляли о нас заботу. И когда был получен приказ о перебазировании батальона в Констанцу, откровенно говоря, никому из нас не хотелось расставаться с нашими дорогими хозяевами. Прощаясь, они говорили нам:

- Братья! Дружба на века!..

В Констанце мы провели зиму, весну и отпраздновали День Победы. Здесь расстался я с моим дорогим другом Мишей Хакимовым. Он получил краткосрочный отпуск домой, в Баку.

- До свидания, Коля! -Миша крепко обнял меня.

- До скорой встречи, дружище! Возвращайся.

Без Миши я сильно скучал, чувствовал себя одиноким и с нетерпением ждал его. Но так и не дождался. В июле 1945 года боевые корабли Черноморского флота увезли нас в Севастополь, и не успел я как следует осмотреть руины героического города, как тоже уехал в отпуск.

Я ехал на полтора месяца к отцу в Мичуринск…