Или побоятся заезжать домой, а начнут претворять в жизнь мой замысел. Проедут город, минуют КПП, выберут безлюдный лесок, откроют багажник, откроют сумки…

Вот еще ради чего стоит жить. Жаль, что я этого не увижу. Счастливая и остроумная семья Клепиковых, открыв сумки, сильно удивится и тотчас перестанет быть счастливой. Потому что вместо денег в предназначенные для них сумки я щедрой рукой набросал… бухгалтерские бланки…

26

…А этот как здесь очутился? Я всегда говорил, что Новосибирск — большая деревня. Старый знакомый, тощий, как фонарный столб, кореец, с которым на барахолке я договаривался насчет пистолета… Поднял руку, останавливает тачку. Первым среагировал мятый, словно спохмелья, «жигуленок». Быстро сговорившись с водителем, кореец уехал по своим делам. Тоже крутится, хочет попасть в свою Африку. Небось, очередной ствол толкает.

Под палящим солнцем я дотащил добычу до Универсама и забросил в кузов «шиньона», где, готовые к дальней дороге, лежали еще две небольшие спортивные сумки с вещами, на первое время, необходимыми для жизни в Африке. Вблизи «Лебедя» суеты пока не наблюдалось. В «Коале» не заметили ограбления. Подруга буденовца могла поднять крик, что, дескать, чуть не убили… Но пока поверят, пока сообразят. А когда все откроется в «Коале», первым делом начнут искать Клепиковых — и бухгалтерша испарилась, и ее мужика видели в кафе с подозрительной ношей. Меня, конечно, тоже видели, но Клепикова знают лучше.

Я чувствовал себя превосходно. Нигде ничего не болело. И совесть не болела, а также не наблюдалось ни следа страха. А вот еще говорят, что убийц в первое время тошнит от содеянного… Только одна неприятная неоформившаяся мысль мешала радоваться жизни. Я попытался заглянуть в глубину своего сознания и, не найдя ничего по-настоящему тревожащего, вновь успокоился.

Движок работал надежно, кузов поскрипывал, как обычно. Я ехал за Катей.

Отягощенные мелкими заботами, по улицам шли загорелые девушки, юноши, женщины и мужчины, старички и старушки. Жизнь всех пешеходов полна пошлости и скуки, но они этого не сознают. А те, кто случайно сознает, ничего не может поделать.

Я чуть не проехал на красный свет. А тут еще впереди метрах в ста от перекрестка милиция устроила засаду. Не хватало с полным кузовом денег и двумя пистолетами нарваться на разборки. Сзади коротко заверещало тормозами. Вот ведь что мучает — не внутри, а снаружи. Пыльный желтый «Хундай» давно маячит в зеркальце заднего обзора. Кому я нужен? Клепиковы удаляются в противоположном направлении… Отвалили на моих глазах. И еще я видел…

Ах ты, блин! Через окна кафе я видел корейца. И он не просто «голосовал» на дороге… Вот Клепиковы укладывают сумки в багажник, закрывают крышку, с разных сторон одновременно садятся в «Волгу»… А чуть впереди уже стоит «Хундай»… Клепиковы садятся, а из «Хундая» выходит кореец. И я его вижу, но только не прямым зрением, а периферическим, потому что главное внимание отнимают Клепиковы. «Волга» проезжает мимо, кореец поднимает руку, ловит частника и уезжает за… сумками.

Как ни крути, получается, что мафия, продавшая «Беретту», знает про ограбление. Выходит, отпустив мне оружие, они потом не спускали с меня глаз. Зачем? Предположили, что неизвестный покупатель затеял ограбление века? Нереально. А следить просто так — глупо. Правда, в последнее время я довольно часто болтал про ограбление. Не конкретное, а вообще… Особенно с Филимоновым. Но мало ли, кто о чем болтает. Мог Филимонов кому-то проговориться?..

«Хундай» шел сзади, как приклеенный, и не особенно скрывался. Может, водитель догадался, что его расшифровали? Я проехал по Гоголя, по Челюскинцев, у вокзала свернул на Ленина… К Кате, на улицу Революции, можно было проехать более коротким путем. Но, чтобы пораскинуть мозгами сопоставить факты и придумать новую картину мира, требовалось время.

Улица Революции — странный оазис тишины и покоя в центре города. Машины появляются редко, пешеходов мало. По утрам по улице спешат в фешенебельную десятую школу фешенебельные ученики в дорогих кроссовках и фирменных джинсах. Но теперь лето, каникулы… Жаркий полдень.

Я остановился у Катиного дома со стороны улицы. «Хвост» замер сзади метрах в тридцати. Стараясь, чтобы движения выглядели неторопливыми, я выбрался из машины и зашел за угол дома. Если люди из «Хундая» решат забрать деньги, им потребуется время, чтобы вскрыть замок. Там у меня не сейф, конечно, но все же пришлось в свое время принять меры предосторожности, я ж товары возил.

Скрывшись за углом, к изумлению отдыхавших на лавочке старушек я перешел на бег и вскоре оказался на той же улице, только уже в арьергарде событий. Из машины никто не выходил. Похоже, там один водитель. Силуэт просматривается через заднее стекло. Курит, стряхивая пепел на асфальт.

…Даже если в последний момент он и заметил мою крадущуюся фигуру в зеркале, все равно ничего не успел предпринять. Я приставил глушитель к кудрявой голове, и мужик превратился в статую с зажатой между пальцами сигаретой. Незнакомый тип лет двадцати пяти, цыганской наружности, уж не Милин ли сынок часом? В шортах и безрукавке. Главное, что незнакомый, а я уж приготовился бог знает кого встретить…

— Эта штука, — сообщил я, тыча глушителем под цыганское ухо с пустой дырочкой для серьги, — любит и умеет убивать. Ох, некрасиво получится — вся машина в мозгах. Усвоил? Если да, медленно кивни. Медленномедленно, чтобы я от неожиданности не вздрогнул.

Как в замедленной съемке, цыган изобразил понятливость.

— Скажешь правду, отпущу. Сколько человек в квартире у девушки?

— Наверное, двое, но точно не знаю.

Честно говоря, я всего лишь предположил, что в Катиной квартире может быть засада. И так уж ляпнул — на всякий случай, на пушку взял, а пушка сработала так, что я сам чуть не присел. Не умею вести допросов, тем более в походных условиях. Вопрос следовало сформулировать иначе. А теперь, как говорится, возможны варианты. И самый гнусный, если Катя — предательница. Двинулась по неверному пути Клепиковой и задумала облапошить несчастного пенсионера. А слежку приставила из страха, что я с деньгами улизну в свою Африку без нее. Мог я так поступить? Мог. И сейчас могу плюнуть на все сомнения и исчезнуть, раствориться в шуме морского прибоя и шелесте пальмовых листьев. Черта с два плюну. Влюбленные всегда карабкаются на скалу любви до конца, хоть и понимают, что падение с вершины может оказаться смертельным. По крайней мере будет больно. Не мог я ее бросить, не бросив еще один взгляд и до конца все не выяснив. Я снова спросил почти наугад:

— Сердцев там?

— Я не знаю фамилий…

Я ткнул глушителем так, что у него лязгнули зубы.

— Правда, не знаю!

— Не вопи, скотина, не на футболе! — приказал Я. — Давно меня водите?

— С утра. И вчера силе.

А ведь правда, если призадуматься… Недаром «Хундай» показался мне до боли знакомым.

— Для чего? То есть какова задача?

— Следить и сообщать о перемещениях.

— Кому сообщать?

— Толяну. Его Толяном зовут. Одного там Толяном зовут. Телефон на бардачке записан. Вон видите.

Натурально, на светлой панели синим фломастером был записан шестизначный номер.

— Мобильный? — уточнил я.

Цыган кивнул.

— Тихо, падла! Я же велел не дергаться.

Столбик пепла с сигареты упал ему на голую ногу.

Цыган не шевельнулся.

— А второго как зовут?

— Жоржем.

— Издеваешься?

— Нет. Точно Жоржем.

— Француз, что ли?

— Да нет, русский.

— Ладно. Куда кореец ушел?

— Какой?

— Который с тобой ездил.

— Ну, видим, из кафе двое выходят, мужчина и женщина, с полными сумками, а сумки точно такие, как у вас была. Мы позвонили. Толян сказал, что у вас тут помощница работает, может, она, и сказал, чтобы Руслан, это тот, кореец, за ними следил, а я оставался на месте.

— Оружие есть? — наконец сообразил спросить я.