Позвонил Хальзову, но тот как раз примеривался к одному полуразвалившемуся зубу.

— А попозже? — не отставал я.

— Знаешь, жена сегодня возвращается из командировки. Надо как-то приготовиться…

Если бы она месяц отсутствовала или, скажем, возвращалась с Северного полюса, но ведь вся командировка — три дня в Коченево. К чему готовиться? Их, женатых стоматологов, не поймешь.

Наконец, мне пришло в голову искать отдыха для измученной тотальным одиночеством души в каком-нибудь питейном заведении. А за стеклом «Ауди» как раз проплывал «Пятьсот первый» бар. Кто не знает, «501» — это название такое в честь джинсов. Там все бармены ходят в коттоне с ног до головы. Вернее, на голове у каждого ковбойская шляпа, уж не знаю, из коттона или из чего. Почему-то мне кажется, что в этом месте зависают снобистски настроенные личности, которые всяко, то есть несомненно, отличат пятьсот первую модель от пятьсот второй. Сам же я, к стыду, не отличу «Левайс» от «Рэнглера». Для частного детектива это недопустимо. Шерлок Холмс, например, не то что джинсы, а даже и сигаретного пепла насчитывал двести сорок сортов, о чем в свое время не поленился написать монографию… А может быть, пятьсот второй модели в природе не существует? Точно так же после ТУ-104 сразу следует ТУ-134.

За дальним от входа столом в «501-м» за двумя кружками пива прятались две подружки не самой плохой наружности — одна в очках, попроще и посимпатичней, вторая — навороченная, в одноименных, то есть пятьсот первых или типа того, джинсах.

Как выяснилось на второй минуте общения, первая обучалась на предпоследнем курсе педагогического колледжа и звалась Ирой, вторая, Наташа, работала продавцом и, несмотря на престижную (или некогда престижную) профессию и узкие штаны, держалась запросто и первым делом сообщила, что никаких приятелей рядом с ней на данном историческом отрезке не существует. «Я одна», — сообщила она. И при этом, кажется, ничего такого не имела в виду. Серьезно, хорошие оказались девушки, зашли просадить стипендию на двух кружках пива.

Мы почти побратались. Я заказал им по шашлыку, а сам пил несоленый томатный сок без закуски, чем сначала вызывал удивление присутствующих за столом барышень.

— Вы, наверное, за рулем, — кокетливо интересовались барышни.

— За рулем, — с готовностью соглашался я, — но к томатному соку это отношения не имеет. Просто у меня сейчас работа такая, на которой без чистых мозгов нельзя. Вот я их и промываю помидорными выжимками.

Насчет работы я нагнал такого тумана, что они, возможно, решили, что я крутой магнат, владелец яхты и маленького острова в Тихом океане, но вероятнее всего — что я другой магнат, владелец помятых «Жигулей» и запущенной однокомнатной квартиры в Кировском районе.

Оказывается, до моего появления девушки обсуждали важную проблему из личной жизни. И я тут же с жаром подключился к этой проблеме.

Ире девятнадцать лет, из которых два последних года она беззаветно принадлежит одному человеку, который, теперь это уже совершенно ясно, ее не любит, но пользуется удобствами, тем более что ко всем прочим женским удобствам добавляется отдельная однокомнатная квартира. И вот этот хмырь приходит, когда захочет, а не хотеть он может и два дня, и неделю, и две недели.

Ситуация до боли знакомая. Разумеется, по фильмам.

Я так авторитетно и заявил:

— У тебя нет шансов победить его искусственно. То есть, нету смысла искать победы в области разума…

На этой формулировке у обеих собеседниц глаза расширились до бровей. Как видно, с таким лингвистическим уровнем им прежде сталкиваться не доводилось. Взять хоть Наташу, от покупателей ей, что ли, ждать таких откровений?

— …Вот что я имею в виду. Если ты думаешь, что для того, чтобы завоевать, точнее, вернуть утраченную любовь, нужно получше накраситься или укоротить и ушить юбку, то это чудовищное женское заблуждение всех времен и народов. Точно так же не вернешь и приготовлением курицы в фольге. Не вернешь нежностью, покорностью, готовностью к любым ласкам в любой момент и, наоборот, нарочитой холодностью. Точно так же не вернешь и более изысканными способами. Даже если заведешь себе любовника и потом будешь им размахивать, как флагом.

— Как же быть? — спросила завороженная Ира. — Неужели нет выхода?

У нее даже очки запотели от нарисованных мною мрачных перспектив. Наташа внимала мужским истинам, молча алея щеками.

— Есть! Застрелить данного хмыря, а потом застрелиться самой. Щучу. Есть еще вариант — разлюбить.

— А о чем я мечтаю вот уже два года?!

— И мечтай. Мечты — это наши воспоминания о будущем. Они же не откуда-то там в голове заводятся. Все уже было. Если мечтаешь, значит разлюбишь. Но возможно, это случится не скоро. Скажем, еще через год. Проблема в том, что насладиться вновь вспыхнувшей любовью своего приятеля ты не сумеешь.

— Почему?

— Очень просто. Потому что она, его любовь, уже будет тебе на фиг не нужна. Да он тебя просто достанет своей любовью. Ты не будешь знать, куда от нее убежать. О! Вот в чем проблема! В несовпадении чувств во времени… Но ясно одно: ты вылечишься от любви. Другой вопрос: хорошо ли это?

— Разве может быть два ответа? — вступила в диспут Наташа. — Для девушки очень важно, чтобы ее любили. Понимаете? Ее! А ей любить необязательно.

— Тогда вы девушки — странные существа. У мужчин все иначе…

Я мог развить и эту идею, и собирался уже это сделать, и вообще я был чертовски рад, что повстречал продавщицу с подругой, которые сами того не подозревая, убивали мое одиночество уже второй час. Но в это время спокойный гул голосов и мирный перезвон пивных кружек в «501-м» разрезала телефонная трель. Вся немногочисленная публика мгновенно притихла, а я подумал: если ты такой интеллигентный, что посещаешь такие недешевые заведенья, то по крайней мере убавь громкость своего аппарата, чтобы не смущать покой других интеллигентных людей.

Телефон продолжал взывать, но никто из присутствующих не собирался отзываться. Наконец, я сообразил, что звуки исходят из моего кармана.

— Да, — сказал я и не узнал свой голос.

С чего мне пришло в голову, что звонит Настя? Она и номера моего не знает. Да и мысли ее сейчас заняты другим.

— Серега, привет, есть новости, — раздался в ушной раковине голос моего милицейского друга Владимира Антуановича Михальцова. — Насчет Ширяева…

— Ага, — сказал я.

— Кемеровские ребята рассказывают вот что… Это, как ты правильно предположил, личность не просто сама по себе, а окруженная другими личностями… Короче, мне назвали еще трех ребят, с которыми общался твой Ширяев. Не знаю, насколько тебе это будет полезно… Записываешь или запоминаешь?

С салфетками на столе проблем не было, а ручка нашлась у студентки педагогического колледжа.

— Значит, так, — диктовал Михальцов, — твой друг наблюдался в компании редкостной кемеровской сволочи Алексея Владимировича Своровского, шестьдесят девятого года…

— Сва или Сво? — уточнил, я.

— Конечно, Сво-. От слова своровать. Этот. Сво, как ни странно, единственное, в чем замечен — так это по линии идээн — стоял на учете. Как выдающийся отличник народного образования. Зато не сидел, не судим. Но по данным — гад еще тот. А дальше думай… Второй дружок — Корнищев Илья Корнеевич, шестьдесят восьмой, тяжкие телесные — три года, спортсмен, в прошлом году в Новокузнецке задерживали на сходке, отпустили на следующий день. Третий кореш — Бердов Виктор Игоревич, семьдесят первый…

— Фамилия знакомая, — пробормотал я.

— Это у нас такой коммунист есть в Новосибирске, депутат.

— Кто?

— Да Бердов же. Я за него голосовал в Госдуму.

— Вот ты, Антуаныч, вроде, умный человек, а голосуешь за… — я хотел было сказать, за кого, но оглянулся по сторонам и решил не рисковать. Мало ли, что у здешних посетителей карманы оттопыриваются от эксплуатации человека человеком, вдруг кто-нибудь тайно занимается ленинизмом или симпатизирует… Обидится и полезет с кулаками на демократа.