Изменить стиль страницы

Капитан Уиллоби с готовностью взял ее, потому что жаждал компании, а все его знакомые покинули клуб, чтобы выполнить самые неотложные и крайне необходимые дела. Но когда он прочитал карточку, то нахмурился.

— Полковник Дюрранс! — сказал он и задумчиво почесал голову.

Дюрранс никогда в жизни не наносил ему дружеского визита, с чего бы ему отправляться в путь и делать это сейчас? Похоже, Дюрранс каким-то образом прослышал о его поездке в Кингсбридж.

— Полковник Дюрранс знает, что я в клубе? — спросил он.

— Да, сэр, — ответил официант.

— Очень хорошо. Проведите его ко мне.

Без сомнения, Дюрранс явился задавать вопросы, и потребуется дипломатия, чтобы избежать их. Капитан Уиллоби не собирался больше вмешиваться в дела мисс Этни Юстас. Пусть Фивершем и Дюрранс дерутся без его участия. Уиллоби не сомневался в своих дипломатических способностях, но не хотел напрягать их в этом конкретном случае и с подозрением разглядывал Дюрранса, вошедшего в комнату. Однако Дюрранс не собирался ничего спрашивать. Уиллоби поднялся с кресла и проводил гостя в свой пустынный угол.

— Закурите? — спросил он, и тут же опомнился. — Прошу меня простить.

— О да, я закурю, — ответил Дюрранс. — Можно наслаждаться табаком и не видя дыма от него. Если я выпущу сигару из рук, то сразу узнаю об этом. Но увидите, этого не случится, — он демонстративно зажег сигару и откинулся в кресле.

— Мне повезло найти вас, Уиллоби, — продолжил он, — потому что я в городе только один день. Я время от времени приезжаю из Девоншира на прием к окулисту и при возможности очень хотел встретиться с вами. В мой последний приезд Мазер сказал мне, что вас нет в деревне. Вы помните Мазера, я полагаю? Он был с нами в Суакине.

— Конечно, я помню его довольно хорошо, — сказал Уиллоби сердечно. Он стремился поговорить о Мазере в надежде, что в разговоре о Мазере Дюрранс позабудет о другом деле, вызывавшем его беспокойство.

— Мы оба люди любознательные, — продолжил Дюрранс, — и вы можете прояснить то, что нам интересно. Вы когда-нибудь встречались с арабом по имени Абу Фатма?

— Абу Фатма, — медленно произнес Уиллоби, — из племени хадендова?

— Нет, из племени кабабишей.

— Абу Фатма, — повторил Уиллоби, как будто впервые слышал это имя. — Нет, я никогда не сталкивался с ним, — и он умолк.

Дюррансу пришло в голову, что неестественно останавливаться на этом месте; Уиллоби, возможно, следовало бы добавить: «Почему вы спрашиваете?» или что-нибудь в таком роде. Но он хранил молчание. Собственно говоря, он размышлял, как же все-таки Дюрранс узнал про Абу Фатму, чье имя он сам услышал в первый и последний раз год назад на веранде дворца в Суакине. Ибо Уиллоби говорил правду. Он никогда не сталкивался с Абу Фатмой, хотя Фивершем говорил о нем.

— Мне еще любопытнее, — продолжил Дюрранс. — В 84-м году мы с Мазером были вместе в последней разведке и обнаружили, что Абу Фатма прячется в зарослях у форта Синкат. Он рассказал нам о письмах Гордона, которые спрятал в Бербере. Ах! Теперь вы припоминаете его имя.

— Я просто вытаскивал трубку из кармана, — сказал Уиллоби. — Но теперь вспомнил имя, когда вы упомянули письма.

— Их привезли в Суакин около пятнадцати месяцев назад. Мазер показал мне абзац в «Вечернем стандарте». И мне любопытно, вернулся ли Абу Фатма в Бербер и забрал ли их. Но поскольку вы никогда с ним не сталкивались, из этого следует, что он не тот человек.

Капитану Уиллоби стало жаль, что он так опрометчиво отрицал знакомство с Абу Фатмой из племени кабабишей.

— Нет, это был не Абу Фатма, — сказал он с неловкой нерешительностью.

Он боялся следующего вопроса Дюрранса. Он наполнил трубку, размышляя над тем, как следует ответить. Но Дюрранс вообще не задавал вопросов.

— Я удивился, — медленно произнес он. — Я думал, что Абу Фатма вряд ли вернется в Бербер. Ведь тот, кто взялся бы за это, рисковал жизнью, и поскольку Гордон мертв, даже без очевидных причин.

— Совершенно верно, — произнес Уиллоуби с облегчением. Казалось, Дюрранса удовлетворило, что Абу Фатма не забрал письма. — Совершенно верно. Поскольку Гордон мертв, никаких причин для этого не было.

— Я, кажется, сказал «без очевидных причин», — невозмутимо заметил Дюрранс.

Уиллоби повернулся и подозрительно взглянул на своего собеседника, размышляя о том, знал ли тот, в конце концов, о его визите в Кингсбридж и его мотиве. Однако Дюрранс курил сигару, откинувшись в кресле и уставившись в потолок. Казалось, теперь, когда его любопытство было удовлетворено, он потерял интерес к истории с письмами Гордона. Во всяком случае, он не задавал больше вопросов, чтобы не смущать капитана Уиллоби, да в этом и не было необходимости. Обдумывая возможный способ, которым Гарри Фивершем мог бы искупить обвинение в трусости в глазах Уиллоби, Дюррансу пришло в голову только одно — он забрал письма из разрушенной стены в Бербере.

Со времен последней вылазки никакая опасность не угрожала жителям Суакина. Огромные корабли для перевозки войск курсировали между коралловыми рифами в Суэц, и никто не зазывал их обратно. В белом дворце на Красном море Уиллоби рисковал только своим здоровьем. Не возникло ни единой возможности, когда Фивершем мог бы сказать: «Вы бы поплатились жизнью, если бы не я — тот, кого вы назвали трусом». И Дюрранс, перебравший в уме все новости и сплетни, доходившие до него в Вади-Хальфе или во время отпусков, начал размышлять: а может, беглец из Хартума, рассказавший ему свою историю у стен молчаливого разрушенного форта Синката в один сонный майский день, повторил её и в Суакине, а Фивершем услышал. Теперь он был убежден, что его гипотеза верна.

Недоверие Уиллоуби само по себе являлось достаточным подтверждением. Без сомнения, Этни проинструктировала Уиллоуби держать язык за зубами. Полковник Дюрранс был готов к сдержанности, он считал сдержанность ответом на свое предположение. Кроме того, натренированное ухо подсказало ему, что Уиллоби скован и осторожен в своей речи. Возникали паузы, во время которых у Дюрранса было полное ощущение, что он своими глазами видел, как собеседник с подозрением смотрит на него и задается вопросом, насколько много или мало ему известно. В его голосе звучали нотки осторожности и предупредительности, ненавистно знакомые Дюррансу, потому что именно так привыкла говорить Этни. Более того, Дюрранс расставил ловушки — например, его замечание «Я, кажется, сказал без очевидных причин» — и едва заметные движения или быстрый поворот показали, что Уиллоби попался в них.

Однако он не хотел, чтобы Уиллоби написал Этни и предупредил ее о том, что Дюрранс расспрашивал. Такую возможность он не исключал и постарался защититься от этого.

— Я хочу рассказать, почему хотел встретиться с вами. Это из-за Гарри Фивершема.

Капитан Уиллоуби обрадовался, что удалось избежать неловкого положения, и буквально подпрыгнул. Однако Дюрранс благоразумно не обратил внимания на волнение собеседника и торопливо продолжил:

— Что-то случилось с Фивершемом. Уже более пяти лет назад. Он что-то совершил, по-моему, или чего-то не совершил, во всяком случае, тайна тщательно хранится, он уволился со службы и не живет на прежней квартире. Вы теперь возвращаетесь в Судан, Уиллоби?

— Да, — ответил Уиллоуби, — через неделю.

— Хорошо, Гарри Фивершем в Судане, — сказал Дюрранс, наклоняясь к товарищу.

— Вы знаете об этом? — воскликнул Уиллоби.

— Да, потому что наткнулся на него этой весной в Вади-Хальфе, — продолжил Дюрранс. — Он пал довольно низко, — и он рассказал Уиллоби о своей встрече возле кафе в Теуфикье. — Не правда ли, странно? Знакомый идет ко дну за секунды, исчезая прямо на глазах, как будто провалился в подземелье в старом французском замке. Я хочу, чтобы вы отыскали его, Уиллоби, и сделайте все возможное, чтобы снова поставить его на ноги. Дайте знать, если наткнетесь на него. Гарри Фивершем был моим другом — одним из немногих настоящих друзей.

— Хорошо, — весело сказал Уиллоби. Дюрранс сразу же понял по его голосу, что его подозрения улеглись. — Я поищу Фивершема. Я помню, что он был вашим лучшим другом.