– Ты моя мама. Причем итальянская мама... – рассмеялся Николас.
Шофер немного задержался, и мистер Бэнг подумал, не сесть ли ему за руль самому. Но в конце концов сааб подкатил к крыльцу, и он уселся на заднее сидение.
– В Кембридж по Newmarket Road, любезный, – промолвил он и погрузился в думы.
«Вот так... У повара заботы простые и неприметные, но для него они составляют смысл его жизни. Как подвесить в духовке утку, дотушено ли жаркое... Бросить бы все и посвящать целые дни обсуждению тонкостей различных кулинарных рецептов... Но это иллюзия. Если не бежать вперед что есть сил – обязательно окажешься позади. И зачем я отправился в город? Просто невозможно стало находиться дома. Мой кабинет – такой изысканный, такой роскошный, стал для меня камерой пыток. Эти несколько дней, пока падал курс акций, стоили мне трех лет жизни. Каково! За три дня я потерял целое состояние, которое иной человек не заработает за всю жизнь!»
При въезде в Кембридж машина остановилась на светофоре. Перед глазами мистера Бэнга оказалась вывеска туристического агентства.
– В Санкт-Петербург! – прошептал он и, ничего не сказав шоферу, вышел из машины.
ο
Петербург встретил своего блудного сына бессловесным мутным рассветом. На всякий случай Николай все эти годы сохранял российское гражданство, и поэтому ему не потребовалось визы, чтобы прилететь в родную страну. Такси мягко скользило по бесшумным спящим улицам. Он ехал домой, позвонив из аэропорта родителям и доведя обоих до сердечных приступов. За прошедшие двадцать лет сын виделся с ними только три раза, и то не он, а они приезжали в Британию навещать его.
Город за двадцать лет изменился и в то же время остался прежним. Николая внезапно охватило чувство небывалого, сказочного комфорта и покоя. Он дома. Он попытался представить, что этих двадцати лет вовсе не было, что он, дождавшись, когда сведут мосты, возвращается домой с вечеринки. Однако марево скоро развеялось. Все-таки по улицам родного города едет не Николай, а мистер Николас Бэнг. Он не мог сбросить с себя налет принадлежности к чужбине.
– По-русски говорите? – спросил таксист.
– А что вас заставило решить, что я не говорю по-русски?
– Выглядите, как иностранец... – был ответ таксиста.
– Вы считаете, мне следует переодеться, чтобы слиться с толпой?
Таксист оценивающе посмотрел на мистера Бэнга.
– Не поможет. У вас лицо не наше. Вас любой школьник-шпаненок раскусит... Так что если приехали сюда шпионить, лучше сразу идите на Литейный с повинной...
– Хорошо, я подумаю над вашим предложением, – отшутился Николай, хотя непроизвольно поежился. В этом таксисте просто клокотал дух гэбэшника.
Он замолчал и отвернулся к окну. Они свернули на знакомую с детства улицу. Оказывается, так просто. Сонным рассветом подъехать к своему дому. Комок подкатил к горлу. Ему захотелось плакать. В голове внезапно завертелась песня Галича...
«Вот и вернулся, – подумал Николай, когда такси остановилось во дворе родного дома. – Сколько раз мне снилось, как я возвращаюсь сюда... Я настолько задушил в себе эту тоску, что теперь кажется невероятным, что за двадцать лет ни разу не пришло в голову такой простой мысли – купить билет на самолет и прилететь... Чего я боялся? Старых разборок? Глупости... Столько воды утекло».
Вид дома, однако, убеждал Николая в обратном.
«Как такое может быть? Ничего не изменилось... Тот же облупленный вход в подъезд».
Расплатившись с таксистом, Николай взлетел по лестнице на четвертый этаж, мимолетно отметив, что в подъезде, как и тогда, как и всегда, воняло мочой.
Дверь открыла мама.
– Мама!
Он обнял ее. Она стала совсем хрупкой старушкой. Где-то на заднем плане появился сгорбившийся отец. У него в зубах красовалась неизменная «беломорина».
– Мог хотя бы предупредить! – заплакала мать.
– Молодец, что приехал... – заговорил отец слегка дрожащим голосом.
– Как вы тут живете? В подъезде вонь... Сколько раз я предлагал вам переехать... Ну, пусть не ко мне, так хоть на Кипр или Багамы...
– Мы из того рода грибы... где выросли, там и сгнием, – хрипло сказал отец.
– Ты не волнуйся, мы ни в чем не нуждаемся. Тех денег, что ты нам посылаешь, нам даже слишком много. Мы откладываем. Тебе останется!
– Бред, – пробормотал Николай.
– Давай за стол, – сказал отец. – Выпьем за встречу.
Мать налила ему тарелку борща. Борщ показался ему вкуснее, чем стряпня его виртуозного итальянского повара. Водка же была отвратительной.
– Где вы берете такую гадость? – спросил он, откашливаясь.
– Ничего, сынок... Это вкус отечества. Привыкнешь.
Отец был прав. Николай, выпив первую рюмку с отцом, больше не просыхал. Каждый старый знакомый заставлял его выпить, а когда Николай пытался отмахиваться, его называли зажравшимся буржуем. Водка странным образом начала руководить жизнью Николая. Он хотел разыскать Миру, она была главной и тайной целью его приезда, но водка уводила его от этого очевидного дела. Толька через два дня ему удалось вырваться из объятий школьных друзей, ставших солидными дядями, и отправиться к дому, где когда-то жила Мира.
Вот ее дом. Николай не раздумывая поднялся по лестнице. «Глупо конечно, и эти гвоздики... Кажется, она не любила эти цветы... А если откроет муж? Да и живет ли она здесь?»
За дверью послышалось шарканье тапок.
– Кто там? – спросил неприятный старушечий голос. Дверь оставалась в оцепенении и не собиралась отворяться.
– Извините... Мне нужна Мира.
– Так чего звонишь? И иди себе с миром. А то милицию вызову.
– Девушка по имени Мира... – Николай никак не мог припомнить фамилию Миры. – То есть женщина Мира...
– Женщин мира в телевизор показывают, а не за дверью высматривают. Нет тут таких.
– Она жила здесь. Когда-то. Ее зовут Мира. Я ее ищу.
– Никто здесь не живет. Я здесь хозяйка. И два сына у меня, есть кому защитить.
– Двадцать лет назад...
– Ты что, пьяный? Иди давай отсюда... – голос за дверью огрубел. – Еще через двести лет приперся бы. Людей беспокоить.
– Бабушка, милая, отворите дверь... Я вам денег дам... Мне нужно ее найти, понимаете?
– Сейчас... Как же... Нашел дуру. Сейчас сыновей позову, они тебе мигом по шее наваляют!
– Я из-за границы приехал. Вот только чтоб сюда прийти. Откройте, пожалуйста.
Видимо, старуха за дверью раздумывала. Наконец ехидно спросила:
– Я открою, а ты меня по темечку?
– Бабушка, я хороший... Видите, с цветами... Я вам сто долларов дам...
После короткого молчания голос зазвучал мягче.
– Покажи деньги!
Только теперь Николай заметил, что в двери есть глазок. Он помахал перед ним сотенной купюрой.
– Давай, милок, так сделаем... Дверь я тебе не открою. Ты просунь денюжку под дверь, а я скажу...
Николай не раздумывая подчинился.
– Ой, милок, – запричитал голос за дверью. – Давно дело было. Я сама тут еще не жила, мне соседки опосля нашептали... Ты как сбежал... Все вы, мужики, беглецы, а девки расхлебывай... Она вначале вены взрезала, спасли, в больнице лежала, а потом повесилась твоя евреечка... Нехорошая это квартира, нехорошая...
У Николая потемнело в глазах. Он не помня себя заколотил в дверь.
– Врешь, сука старая! Она не еврейка!