И посигналив на прощанье,

Михалыч надавил на газ.

В снега вели его терзанья,

в душе всё громче слышен глас.

На север к ледяным торосам,

где вечно правят маги льда.

К Гиперборейским злым колоссам,

кольцо звало его туда.

Ни что проблем не предвещало,

под музыку себе кати.

Но вот стена большая стала,

и не проехать, не пройти.

А на стене такие строки,

и не захочешь, а прочти.

«Отсель закончились дороги

и начинаются пути».

И правда, дальше было поле,

и ветер что гоняет снег.

Михалыч, пеший по неволе,

местами, преходя на бег,

всё дальше, углублялся в тундру,

всё глубже, погружаясь в снег.

Но словно крот пёр сквозь сугробы.

Лбом пробивая даже лёд.

К любимой лишь добраться, что бы.

И точно знал, её найдётся.

Но вот упёрся лбом во что-то.

С трудом но выбрался на снег.

Пред ним гигантские ворота

Открыты настежь, вход для всех.

Внутри великолепных залов

Глаз смущала белизна.

И хоббит знал, пора настала.

И где то здесь сидит она.

Вдали вдруг заскрипели двери,

Михалыч вскинул дробовик,

Но не чудовища, не звери,

Пред ним предстал чудесный лик.

- О, рыцарь мой, слегка мохнатый.

Своей отвагой спас меня.

И радостно в свои объятья

сгребла Михалыча пленя

А хоббита, пронзивший холод,

тепло души, сковал на миг,

и королевы дикий голод,

как злобной твари выдал крик.

Но в миг тоски его предсмертной,

рука нащупало кайло,

подарок магии бессмертной,

Врубаясь, в лёд легко вошло.

И словно детская игрушка,

рассыпалась колдунья в прах.

Не стало Снежной королевы,

лишь лёд на хоббита устах.

ЭПИЛОГ.

Прошли года, минули в дымке.

Михалыч прожил много лет,

лишь над камином в паутинке,

висит загадочный портрет.

Да в зимний вечер, коль не спится,

хоть у камина и тепло,

Когда пурга в окно стучится,

в руке сжимал своё кайло.