Умение запоминать слова и цифры выручает порой и самих говорящих птиц, попавших в неблагоприятную для них ситуацию. У жительницы английского города Чигуэлл Мюриэл Хайд из дома улетел попугай. Беглец оказался в лесу. Там его подобрали супруги Фоггарт из соседнего поселка. Они принесли попугая домой, накормили. Отдохнув и освоившись, попугай заговорил. Он часто повторял шесть цифр — 223 723. Супруги догадались, что это номер телефона. Они позвонили и нашли хозяйку попугая. Так шесть дней спустя она вновь обрела утраченного было любимца.

Попугаи обычно воспроизводят любые слова независимо от того, на каком языке произносят их хозяева. Тут все дело решает национальная принадлежность и родной язык владельца, а попугай просто имитирует его слова. Одна учительница из Венгрии четыре года обучала попугая венгерскому языку. За это время попугай выучил более ста глаголов и двадцать семь грамматических правил. Он мог быстро и довольно правильно склонять знакомые глаголы.

Среди попугаев попадаются и настоящие полиглоты. Напомню, что полиглотами называют людей, знающих много языков (от греческого поли — много и глотта — язык). Попугаи становятся полиглотами в тех случаях, когда им приходится жить у людей разных наций, в разных странах. У одной сотрудницы московского зоопарка дома жил попугай Педро. И когда в дом принесли на воспитание маленького львенка Ринти, то попугай встретил нового жильца недружелюбно. Он сердился и кричал на львенка по-испански, по-латышски и по-русски. За свою долгую жизнь Педро побывал у испанцев, латышей и у русских и выучился произносить слова на трех языках.

Хуже, когда попугай «изучил» только один язык, а затем попадет к другому хозяину, который не знает языка той страны, где воспитывалась птица. Тогда и попугаю плохо — пока привыкнет к новым хозяевам, и людям в первое время трудно общаться с ним, кормить его и ухаживать за ним. Ведь у птицы выработались привычки получать пищу при определенных звуковых сигналах — словах, а тут новые люди, новый язык — что же тут поймешь. Поневоле загрустишь, как бы себя не угощали. В общем, подводит «национальная ограниченность».

В Южной Африке однажды конфисковали клетку с красивыми амазонскими попугаями. Птицы были сердитые, ко всем относились недружелюбно. К ним — по-хорошему, предлагают пищу, говорят по-английски ласковые слова, а у них подозрительный и недоступный вид. А главное — голодают. К счастью, там оказались два натуралиста. Они нашли в клетке размоченные кукурузные зерна, размяли их и протянули птицам, приговаривая на испанском языке: «Милые лорито, поешьте мазы, маза вкусная. Лорито, лорито!» (в центральной Америке и Мексике попугая называют лоро, а ласково, уменьшительно — лорито). Услышав знакомую речь, попуган подлетели к решетке, к людям, от волнения их золотистые зрачки сузились, хвосты распушились, перья на загривках взъерошились. Все они с восторгом повторяли «лорито» «лорито». Они стали есть из рук и позволили почесать их головки. Что значат знакомые, привычные слова!

Нередко попугаи, кочуя по морям, океанам и разным странам, сменяют много хозяев-моряков и усваивают от них не только обычные слова и выражения, но порой и явные ругательства. Все, кто читал книгу Р. Л. Стивенсона «Остров сокровищ», вероятно запомнили зеленого попугая, по кличке Капитан Флинт, принадлежавшего старому морскому волку, пирату Долговязому Джону — одноногому Сильверу. Этот попугай мог без передышки, однообразно, без всякого изменения голоса с невероятной быстротой повторять, как заведенные часы, одно и то же слово: «Пиастры! Пиастры! Пиастры!» И повторял до тех пор, пока Джон Сильвер не покрывал его клетку платком.

— Этой птице, — пояснил Джон юному герою книги Джиму Хокинсу, — наверное, лет двести. Попугаи живут без конца. Разве только дьявол повидал на своем веку столько зла, сколько мой попугай. Он плавал с Инглендом, с прославленным пиратом капитаном Инглендом. Он побывал на Мадагаскаре, на Мала-баре, в Суринаме, на Провиденсе, в Порто-Белло. Он видел, как вылавливают груз с затонувших галеонов. Вот когда он научился кричать «пиастры». И нечему тут удивляться: тогда выловили триста пятьдесят тысяч пиастров, Хокинс! Этот попугай присутствовал при нападении на вице-короля Индии невдалеке от Гоа. А с виду — сущий птенец... Но ты понюхал пороху, не правда ли, Капитан?

— Поворачивай на другой галс! — кричал в ответ попугай.

— Он у меня отличный моряк, — приговаривал Сильвер и угощал попугая кусочками сахара, которые доставал из кармана.

Попугай долбил клювом прутья клетки и ругался скверными словами.

— Поживешь среди дегтя — поневоле запачкаешься, — пояснял пират. — Эта бедная, старая, невинная птица ругается, как тысяча чертей, но она не понимает, что говорит. Она ругалась бы и перед господом богом.

Если допустить, что герой книги Стивенсона — пират Сильвер — образ собирательный, то все сказанное им о поведении попугая — сущая правда. Что касается долголетия попугаев, то тут Сильвер, или точнее — Стивенсон, преувеличил. При благоприятных условиях продолжительность жизни крупных и средней величины попугаев достигает 60 — 80 лет. Есть сообщения, что некоторые попугаи жили в неволе до 100 и даже до 120 лет. Попугаи мелких видов живут 15 — 25 лет.

Много любопытных наблюдений над говорящими попугаями провел Б. А. Симонов. Его попугай Ара, лучший из всех его воспитанников по способности разговаривать, на одной из выставок удивил своего хозяина неожиданным ответом на вопрос посетителя. Нередко посетители выставок почему-то обращаются к попугаям со словами-вопросом: «Попка — дурак?» Услышав такой вопрос Ара спросил: «Кто дурак?» И когда посетитель снова сказал: «Попка — дурак», попугай ответил: «Нет, ты дурак!». Интересно здесь то, что хозяева такому диалогу своего Ару не обучали.

Уральский писатель Борис Рябинин в одном из очерков книги «Друзья, которые всегда со мной», описал работу ветеринарных врачей с пациентами-животными. Однажды им пришлось лечить циркового попугая. У него один коготь разросся неправильно, загнулся и острым концом врос в мякоть. Это мучило птицу, попугай стонал при каждом движении, похудел, поскучнел. Пришлось отвезти его в ветеринарную лечебницу. Но как только ветврач прикоснулся к лапке, чтобы осмотреть ее, попугай принялся отчаянно сопротивляться, бить клювом и даже... неприлично выражаться. Но коготь все-таки вырезали. Для этого сварливого попку пришлось замотать в толстое одеяло, оставив только нос, чтобы не задохнулся. Сильную птицу держали двое мужчин. Когда операцию закончили, попугая отпустили. Он посидел немного, как бы в растерянности, потом отряхнулся, поправил перышки и неожиданно громко и четко произнес:

— Благодарю!.. Чтоб вас... так вас...

Хоть зажимай уши и беги! Любопытно, что на манеже никто никогда дурного слова от этого попугая не слышал. А тут он разошелся, очевидно копируя своего дрессировщика.

Случается, что новым хозяевам, купившим попугая у какого-нибудь моряка, нередко приходится краснеть из-за своих вновь приобретенных питомцев. Так получилось и с одной жительницей Киева, купившей в одесском порту попугая Пабло. За долгие годы странствий на многих кораблях по многим странам мира Пабло выучил четыре десятка фраз на аглийском, греческом, испанском и русском языках. Но, как оказалось, из всего его словарного запаса лишь несколько фраз можно было воспроизвести в печати. Остальные — сплошные ругательства, похабщина. Очевидно, прежние хозяева Пабло не были знакомы с мудрым изречением американского философа-ковбоя Уилли Роджерса: «Жизнь нужно прожить так, чтобы не было стыдно продать фамильного попугая первой сплетнице города». Новой хозяйке пришлось долго и терпеливо перевоспитывать Пабло и отучать его от сквернословия. Поначалу у него были срывы. Появление в доме гостей или шум воды, вытекающей из крана, вызывали у попугая воспоминания о пирушках прежних его хозяев-моряков или о шуме морских волн, и Пабло начинал сквернословить. Поистине верно, что «с кем поведешься — от того и наберешься». Постепенно Пабло избавился от дурной привычки, о чем и сообщал гостям хозяйки словами: «Пабло — очень хороший мальчик».