Потом Аль бросил паука на пол, почти в центр залы. Никколо снова оставил их наедине. Пачино улыбнулся:

- Третье правило касты баловней Смерти: в танце участвуют только двое. И твоим партнером буду не я, Марко. Теперь тебе будет приятно.

И за стеной раздалась барабанная дробь. В залу вошла босая, полуобнаженная девушка. И Марко оцепенел - девушка была хороша! Она была сочной, высокой, с аккуратной грудью, белая кожа её ясно выделялась в полумраке комнаты. И на лицо она была чудо как симпатична.

И вдруг барабанная дробь резко прекратилась. Аль Пачино голосом полным веселья и предвкушения предложил девушке показать себя.

И вновь начал играть барабан, и гитара и флейта. И даже пара негромких женских голосов постоянно поддерживала мелодию, повторяя напев «У-у-у-у-увап-вап».

Девушка улыбнулась Марко улыбкой смелой, задорной и возбуждающей, он знал такие улыбки и такие взгляды - она его хотела! Но сейчас она хотела танцевать. И она начала танец первой. Морозини не смог оторвать глаз. Это было совсем не то! Одно дело смотреть на парня. Совсем другое дело - смотреть, как танцует женщина. Марко застыл столбом и сразу понял - тарантелла это не пляска дикаря, это очень странный, но приятный глазу танец, и он может им любоваться очень долго.

Никто не дал ему времени на созерцание. Хозяин толкнул его в плечо и заметил негромко:

- Восьмое и последнее правило касты баловней Смерти: новичок обязан начать танец. Танцуй Марко, ты лучше танцуй. Раздави паука, - он указал на брошенного паука, и добавил абсолютно серьезно. - Мне твоя смерть не нужна. Посмотрим - насколько ты сам нужен Смерти.

И Марко очнулся и сначала робко начал, но девушка сразу вступила в танец и улыбалась так заразительно, и Пачино присел в кресло и стал играть на гитаре, отчего музыка зазвучала ярче, богаче и призывней.

И Морозини танцевал. Танцевал так, как никогда еще в жизни не танцевал. В голове его скоро помутилось, но он не успел ничего сказать, Пачино сам все заметил: «Танцуйте быстрей!» И музыка стала ускоряться - чуть-чуть, почти незаметно, но ускоряться. И потом Марко никогда так и не смог понять одного - как он выжил. Очень скоро он просто перестал соображать. Сам он танцевал просто, не было сил на большее, но славно вспышками перед глазами мелькала партнерша. Вот она выдавала настоящий огонь! Он многое запомнил. Он многое потом долго учил и повторял в одиночестве.

Никто так и не заметил ту, кто незаметно вошла в залу, остановилась на пороге и откинула капюшон плаща. Если бы кто-нибудь отвлекся от танца, он мог бы понять: насколько пугающей может быть красота. Незнакомка была очень красива, но было в чертах её лица нечто отталкивающее, настораживающее: глаза серели светлой сталью, но искорки золота, придавали им желтоватый оттенок - взгляд зверя - и по цвету, и по настроению. Незнакомка пришла не с добром - губы кривились в чуть презрительной, снисходительной улыбке. Она не хмурилась, но аккуратные брови чуть изогнулись, придавая взгляду и лицу особую строгость.

Она молча наблюдала за развлечением этих балбесов: один дурак, один полудурок и дешевая шлюха - куда катится Венеция! Она не стала их тревожить. Не пришло еще время. Молча развернулась, так и оставшись незамеченной, и ушла прочь. Только музыка осталась в памяти, навязчивый мотивчик из иных времен, который еще будет некоторое время портить ей настроение своим жизнерадостным оптимизмом.

Когда внезапно прекратилась музыка, Морозини ничего не соображал. Он продолжал танцевать в тишине, под насмешливыми, но полными призыва и обещаний взглядами девушки, пока голос Аль Пачино не прекратил эту часть развлечения: «Хватит! Я сказал: хватит!»

Марко упал на пол, ему было странно - и не плохо и не хорошо. Он себя чувствовал совершенно потерянным, и ничего не соображающим. Тарантиец вышел из залы, а девушка подошла к Морозини, и чуть повернула его, чтобы парень лег ровно на спину. А потом она присела перед телом венецианца и ловко сняла с него гульфик. Ей понравилось то, что она увидела. Когда она подошла вплотную к нему, Морозини снова почувствовал себя живым, почувствовал себя мужчиной - и она перенесла одну ногу над ним, и присела на его бедра. И поимела она его так, что Марко никогда, никогда в жизни не смог забыть эту случку, эту случайную женщину, партнершу по первой в жизни тарантелле - в ночь вступления в касту баловней Смерти.

Глава 4 Яд в меру - полезное дело. Ринат Аматов

Затея Зубрикова была проста, как лом - подсадить золотую молодежь Венеции на бионаркоту, на психологическую зависимость! И на основе общего тайного увлечения создать закрытую организацию - касту. Почему «любимчики Смерти»? А просто «Фаворити делла Морте» звучало круто. Опять же, молодость не понимает смертности, не верит в свою возможную скорую смерть, и легко бравирует этим, со всем оптимизмом решаясь на опасные выходки, чтобы всем доказать свои бесстрашие и мужественность. Балбесы - но такие славные в своей смелости и кураже молодости балбесы - с ними было приятно, а взрослые были серы, скучны и примитивны для восприятия Лешки. Не интересно и грустно с ними было.

Для исполнения своего коварства Зубрикову и понадобилась «апулийская легенда», по которой он имел корни в Тарантуме - месту, в котором апулийские пауки водились в неимоверных количествах. Легенда об их смертельном укусе уже жила.

Там все оказалось просто. На самом деле яд паука не смертелен. Ринатик все проверил и заверил: не смертельно. Но вот множество укусов могло и серьезно отравить человека. И в древности Тарантийские жрецы устраивали жертвенные обряды таким забавным образом: они запирали жертву в комнате, в которой этих пауков было очень много! А что оставалось несчастному? Правильно! Вопить от ужаса и бегать по комнатушке, давить этих ядовитых мерзавцев, и прыгать и скакать! Это отдаляло момент, когда яд от укусов добивал несчастного. Получалось, что, в-принципе, легенда была абсолютно честной и правдивой - будешь двигаться быстро и много - дольше проживешь. Но, скорей всего сами жрецы добивали изможденную жертву - приносили в жертву своим, апулийским и местным тарантийским богам. А всю вину история свалила на тихих паучков, которые просто жили по своим норкам и травили только животных.

Пауки были большие - шесть сантиметров это с мизинец величиной, заметные звери - черные, с сероватыми разводами, и мохнатенькие, жутковатые твари с длинными восемью лапками.

С их ядом ясность внес только глав-гиппократ Атлантиды легат Аматов. Все просто - как у пчелы, укусит - опухнет, поболит и перестанет. Но нервы попортит, если чего ненормального надумать. Для наведения жути легко все проверялось - животных тарантулы убивали проще!

Важным оказался момент, который Ринат добавил к описанию яда паука. Яд он крепость имеет, сила яда меняется. Зимой паучки спят в норках и яд не сильный, слабеет. А вот по весне они вылезают на охоту, и яд крепчает день ото дня. Нормальные обычные хищники, сами не нападают, но если вторгся на их территорию и стал наглеть - защищают свою норку и кусают. Летом яд тарантула становится самым опасным! Вот летом действительно болезненно кусают пауки: и головокружение и тошнота ощущаются реально - но двигаться надо. Реально помогает, кровь разгоняется, и легче становится. Хотя для некоторых опасно было быстро двигаться, это значило спровоцировать понос - такие вот они неприятности от отравления могли случиться - очнуться со штанами полными дерьма... картина калом, «Ты обделался!»

Вопрос о последствиях укуса опасного тарантула решался разно, мнения светил европейской медицины расходились. От головокружения они сразу сделали вывод, что яд вызывает безумие, помрачение в голове бедолаги - странную болезнь, которую назвали «Тарантизм». А вот смерть будет следствием болезни, и довольно скорым, что понятно - безмозглый человечек долго не выживет, найдутся желающие ему помочь и упокоить его с миром, а его наследство пригодится более разумным людям.

Глава 5 Два буффона, два бурлона это фига всем законам. Итальянская поговорка, приписывается Алю Пачино