При словах Ёринаги что-то загорелось в остановившемся взгляде экс-императора.

– Ёринага, Ёринага, ты единственный человек, которому мне не страшно довериться! – вскричал Сутоку, и слезы беспрепятственно потекли по его щекам. – Я… мой сын… мы законные наследники трона, но нас отталкивают в сторону – хоронят заживо. Народ надеется, что я вновь взойду на трон… Ёринага, разве это не так, что скажешь?

Ёринага сидел закрыв глаза, словно размышляя. Ответ был готов. Какое-то время он хранил его в своей груди. Кто мог сказать Сутоку, что слова, сорвавшиеся с его губ, были по сути не чем иным, как выражением собственных честолюбивых замыслов Ёринаги?

Громко вздохнув, он наконец заговорил:

– Все дело во времени. Когда ваше величество решит, что время пришло, значит, тот момент предписан богами. Отвергнуть предложение богов – прогневить их. И другие императоры возвращались на трон, так по какой причине вы должны колебаться?

Ёринага чувствовал себя в высшей степени уверенно. Он не только знал наизусть освященную веками «Книгу перемен», но и не сомневался в своем влиянии на Тамэёси из дома Гэндзи.

Той ночью Ёринага открыл план возвращения Сутоку на трон. Из дворца с другого берега реки прибыли придворные и чиновники, получившие от Ёринаги инструкции для каждого. Заговорщики совещались всю ночь, а на следующий день, определив план военных действий и понимая, что сбор войска в этом месте мог возбудить подозрение и воспрепятствовать его передвижениям, Ёринага поспешил уехать в Удзи, чтобы приступить к осуществлению следующего этапа своего плана.

С восходом солнца начали грохотать большие колокола храма. Семь дней траура истекли. Весь день напролет звучали колокола, и бесконечное пение сутр странным образом смешивалось с ржанием лошадей. Ворота особняка Танака, однако, оставались закрытыми. Сутоку не появился даже на закате, когда совершались обряды, отмечающие конец строгого траура, и до советника Норинаги дошли слухи, направленные против Сутоку, и они зазвучали все громче. Опасаясь, что молва о заговоре может оказаться правдивой, он вскочил в седло и помчался к постели больного брата, придворного чиновника высокого ранга, чтобы спросить совета.

С трудом приподнявшись на ложе, брат Норинаги сказал:

– Как вы можете видеть, я не в состоянии просить аудиенции у прежнего императора, чтобы его отговорить. Я даже сомневаюсь, была бы от этого хоть какая-то польза. Уже может быть слишком поздно, но я советую вам быстро вернуться и убедить его величество сразу же принять постриг. По крайней мере, это обеспечит его личную безопасность. Мы же с вами не сумеем избежать этого бедствия.

Вернувшись обратно в особняк Танака, Норинага встревожился, поскольку обнаружил, что Сутоку и его окружение спешно собираются уехать во дворец в пригород Сиракава, находившийся недалеко от столицы. Он тут же решил отговорить экс-императора.

– Ваше величество, вам не подобает уезжать до истечения сорокадевятидневного малого траура. Более того, ходят слухи, что вы замышляете заговор против трона, и ваш отъезд лишь подтвердит то, что говорят люди…

Но Сутоку, улыбнувшись, отмахнулся от Норинаги и сказал, что тайно предупрежден об опасности, угрожающей его жизни. Пока он говорил, прибыл отряд тяжеловооруженных воинов, готовый его сопровождать, и Норинага получил приказ ехать вместе со свитой. Глубокой беззвездной ночью 9 июля начался медленный марш на Сиракаву. Факелы не зажигались, и процессия двинулась в путь в темноте под скрип и скрежет колес тяжелых карет и лязг оружия.

Вскоре после отъезда экс-императора из Дворца Ручья под ивой туда прибыла группа вооруженных воинов и захватила дворец. Асатори, смотритель Ручья, в смятении наблюдал за ними. Их лошади испачкали засыпанный белым песком двор, а воины чувствовали себя во дворце совершенно свободно, разгуливая по прекрасным залам и комнатам, грабя хранилища и даже вламываясь в женские помещения, откуда затем доносились испуганные крики жилиц. Однако когда воины, грубо покрикивая, разделись и полезли купаться в Ручей под ивой, а другие принялись пить из источника, зачерпывая воду ведром, Асатори не смог больше сдерживаться:

– Господа, пожалуйста, этим Ручьем нельзя пользоваться.

– Что такое? Почему это, несчастный? – промычали они, обращая на него не больше внимания, чем на пугало.

– Это Ручей под ивой, которым никто не может пользоваться, кроме его величества. Вон оттуда, где находится источник, течет Ручей. Прошу вас не подходить сюда.

– А ты кто такой, чтобы нам приказывать?

– Я сторож Ручья под ивой.

– Сторож? О, значит, ты присматриваешь за этим Ручьем, да?

– Моя задача – заботиться о Ручье и поддерживать чистоту его воды. Я своей жизнью отвечаю за Ручей.

От такого ответа воины покатились со смеху.

– Чепуха! В столице выпадает достаточно дождей, чтобы наполнить твой Ручей. Осмелюсь сказать, его величество пьет меньше Великого дракона и не сможет осушить Ручей!

– Вы грубые люди. Кто вы такие, кто впустил вас сюда и позволил устроить такой беспорядок?

– Беспорядок? Кто это беспорядочный? Нас направили охранять дворец. Нам приказал министр. Ступай и сам спроси у министра.

– Вы имеете в виду министра Ёринагу?

– Ёринага его зовут или как-то еще – это к делу не относится и нас не касается. По правде говоря, когда начнется война, здесь не будет ни дворца, ни Ручья под ивой. А пока у нас есть возможность подчистить хранилища и набить себе брюхо!

Нехотя Асатори побрел прочь. Солнечные блики на алебардах воинов и мечах вызывали у него трепет. Неподходящее было время для споров с этими неприветливыми вояками, которые без колебаний могли наброситься на него. Он ничего не мог поделать, лишь наблюдать за ними издалека. Вскоре Асатори увидел, как один воин влез на дерево и, прикрыв глаза от солнца, пристально смотрел на территорию дворца Такамацу, стоявшего неподалеку. И что-то, увиденное им, заставило его поспешно слететь вниз, а три воина вскочили на лошадей и куда-то поскакали.

Асатори прислонился спиной к стволу гигантской ивы, озабоченно думая о своем господине, прежнем императоре. Если разразится война, что сможет предложить ему он, Асатори, скромный сторож, кроме своей преданности и жизни? Он ничего не мог поделать, лишь оставаться здесь и охранять Ручей.

Летний ветерок играл длинными ветвями ивы; зеленая нить, которую мягко бросало из стороны в сторону, поглаживала щеку Асатори.

– Нам не хватает воинов, не хватает даже для защиты его величества, – заметил регенту советник Синдзэй.

Только прошлой ночью случился большой переполох от крика, поднятого придворными дамами госпожи Бифукумон, когда они заметили фигуру, примостившуюся, словно сова, на верхушке орехового дерева за окном. На возбужденные и негодующие выкрики прибежали стражники со своими луками и сбили с дерева несчастного – молодого монаха, признавшегося, что он подглядывал за дамами во время их туалета.

– Кое-что непременно нужно сделать, – сказал Синдзэй. – В такие моменты именно воины наиболее пригодны для подготовки заговоров. Не пора ли для повышения нашей безопасности вызвать сюда тех военачальников, которых рекомендовал его величество?

Регент ответил не сразу.

– Может оказаться, что это необходимо… – Он, казалось, колебался. Причина заключалась в том, что его брат Ёринага был известен как сторонник Сутоку, и регент знал, что скоро он должен будет заявить, чью сторону принял. Затем регент продолжил: – Советник Синдзэй, каких военачальников вы предлагаете императору для охраны?

– Это уже решено прежним императором незадолго до кончины. Был составлен список, который он одобрил.

– Мне не говорили о существовании подобного списка.

– В его существовании не приходится сомневаться.

– У кого он теперь?

– Его величество при жизни доверил его главе Левой стражи и Фудзиваре Мицунаге. После кончины его величества документ передали на хранение Корэкате, главе Правой стражи. Как я предполагал, госпожа Бифукумон должна была собственными глазами увидеть этот список, когда закончился период траура. Пожелания прежнего величества следует выполнить в точности. Не следует ли провести аудиенцию у императора?