Осуги тоже склонилась в поклоне, за ней преклонили колени Гонноскэ и Дзётаро. Дзётаро, проделавший путь от Химэдзи для того, чтобы поговорить с Мусаси, смог сказать ему только слова прощания. Он утешал себя тем, что больше времени досталось Оцу.

Глубины

С подъемом воды течение в проливе усилилось. Теперь оно походило на стремнину в узком ущелье. Лодка, подгоняемая ветром, стремительно неслась по волнам. Саскэ гордился своим умением управлять лодкой и сегодня надеялся заслужить похвалу.

Мусаси сидел посредине, широко расставив ноги.

– Долго еще? – спросил он.

– Недолго при таком течении, но мы ведь и так опоздали.

– Когда будем на месте?

– Часов в десять.

– В самый раз.

Небо, на которое в этот день поглядывали и Мусаси и Ганрю, было цвета темной лазури, снежный гребень гор Нагато белой лентой тянулся по горизонту. Дома городка Модзигасаки и скалы на горе Кадзаси виднелись как на ладони. Склоны прибрежных гор были усыпаны людьми.

– Саскэ, можно взять?

– Что?

– Сломанное весло.

– Оно мне не нужно. А вам зачем?

– Оно подходящего размера, – пробормотал Мусаси, не вдаваясь в объяснения.

Измерив на глаз набухшее от воды весло с отломанной лопастью, он начал строгать его коротким мечом. Мусаси ни разу не поднял головы, чтобы взглянуть на народ, собравшийся на берег в Симоносэки. Для Саскэ, городского жителя, поведение Мусаси казалось холодным и бессердечным. Что это, самурайская манера накануне решающей битвы не на жизнь, а на смерть?

Мусаси кончил работу и стряхнул стружку с хакама.

– Есть что-нибудь накинуть на плечи?

– Вам холодно?

– Нет, просто брызги летят.

– Под сиденьем лежит одеяло.

Мусаси закутался в него. Достав пачку бумаги из кармана кимоно, он начал скатывать листы в бечевки. Накрутив их штук двадцать, Мусаси сплел из них две веревки. Это были бечевки для подвязывания рукавов кимоно во время боя. Саскэ слышал, что умение плести бечевки из бумаги держится в секрете и передается из поколения в поколение. Глядя на руки Мусаси, он не увидел ничего сложного в этом занятии. Ловкость и гибкость пальцев Мусаси, конечно, поражали.

– Это Фунасима? – спросил Мусаси.

– Нет, Хикодзима, один из островов, которые носят название Хахадзима. А Фунасима в километре к северо-востоку. Его легко узнать, он плоский и похож на большую дюну. Хикодзиму отделяет от Идзаки пролив Ондо. Вы, верно, о нем слышали.

– Значит, залив Дайриноура в провинции Будзэн к западу отсюда?

– Совершенно верно.

– Теперь я вспомнил. На этих островах Ёсицунэ выиграл свою последнюю битву против Хэйкэ.

Волнение Саскэ возрастало с каждым взмахом весла. Он обливался холодным потом, сердце учащенно билось. Он не представлял, как человек, едущий на бой, может спокойно говорить о пустяках.

В этом бою один умрет. Повезет ли Саскэ назад своего пассажира живым? Или это будет изуродованный труп? Невозможно строить предположения. Саскэ подумал, что Мусаси похож на белое облако, плывущее по небу. Мусаси не притворялся, он действительно ни о чем не думал. Единственным его ощущением была скука.

Мусаси смотрел на завихрения воды за бортом. Море здесь было глубоким, кипящим вечной жизнью. Вода не имеет формы. Человек, возможно, смертен, потому что облечен в телесную оболочку. Не начинается ли истинная жизнь там, где утрачивается конкретная форма?

Мусаси покрылся мурашками от нахлынувших предчувствий. Жизнь и смерть для него – пузырьки пены. Его разум воспарил выше жизни и смерти, но еще не обрел гармонию с телом. Каждая частичка его существа достигнет отрешенности, и тогда Мусаси воистину обратится в воду и облака.

Лодка плыла мимо острова Хикодзима, на котором находилось около сорока самураев, которые состояли на службе у дома Хосокавы и поддерживали Ганрю. Нарушив приказ Тадатоси, они за два дня до поединка переправились на Фунасиму. В случае поражения Кодзиро они приготовились исполнить акт мести. На острове их обнаружили Нагаока Садо, Ивама Какубэй и отряд, обеспечивающий охрану. Самураев выпроводили на Хикодзиму, но не наказали, потому что большинство служивых людей одобряли их поступок. Теперь эта группа внимательно следила за приближающейся лодкой. Самураи перебрасывались короткими репликами.

– Уверен, что это Мусаси?

– Должен быть.

– Он один?

– Да. Закутан в какой-то плащ.

– На нем, верно, легкая кольчуга, которую он прячет от посторонних глаз.

– Пошли!

Самураи сели в лодки, укрытые в бухте. Все были с мечами, но на дне каждой лодки лежали копья. Лодки не вышли в море. «Мусаси едет!» – прокатилось на Фунасиме.

Шум волн, шорох сосновых ветвей и бамбуковых листьев сливались воедино. Остров казался пустынным, несмотря на присутствие людей. По небу со стороны Нагато медленно плыло одинокое облако, бросая тень на траву и бамбуковые заросли. Тень исчезла, и вновь ярко засветило солнце.

Остров был маленьким. В северной его части возвышался холмик, поросший соснами, южная часть полого спускалась к морю.

Среди деревьев под навесом сидели официальные свидетели поединка и их помощники. Лица у всех были бесстрастными, чтобы не дать Мусаси повод обвинить их в предвзятости. Просидев два часа в ожидании Мусаси, они стали проявлять признаки беспокойства. За Мусаси дважды посылали лодку.

– Это точно он! – крикнул дозорный.

– Он ли? – спросил Какубэй, невольно привстав со своего места, допустив тем самым серьезное нарушение этикета. Являясь официальным свидетелем, он не имел права выражать свои чувства. Его волнение разделяли и остальные самураи, которые тоже вскочили со своих мест.

Какубэй, поняв свою оплошность, знаком приказал всем сесть. Его личное отношение к Ганрю не должно влиять на решения остальных свидетелей. Какубэй бросил взгляд в сторону занавеса, который Тацуноскэ повесил между дикими персиковыми деревьями. Там отдыхал Ганрю. Рядом с занавесом стояла деревянная бадейка с ковшиком. После долгого ожидания у Ганрю пересохло в горле.

Нагаока Садо сидел несколько выше в окружении стражи и помощников. Иори был рядом. Он побледнел, когда известили о прибытии Мусаси. Садо сидел прямо и неподвижно. Его шлем был слегка сдвинут набок. Садо негромко окликнул Иори.

– А, да, господин, – склонился до земли Иори и лишь потом взглянул на старого самурая. Мальчик не мог сдержать дрожи.

– Иори, – произнес Садо, глядя мальчику в глаза, – внимательно следи за всем, что сейчас произойдет. Не упусти ни малейшей детали. Учти, всему тому, что ты сейчас увидишь, Мусаси хотел научить и тебя.

Иори кивнул. Его глаза сверкнули, и он повернулся к морю. Ослепительно белая пена вскипела там, где волна разбивалась о риф. До берега было метров двадцать, так что мальчик не различил бы выражение лиц соперников. Садо имел в виду не техническую сторону боя. Иори предстояло увидеть самый драматический момент в судьбе самурая, когда он находится между жизнью и смертью. Увиденное мальчиком повлияет на его последующую жизнь.

Ветер пробегал волнами по траве, скакали зеленые кузнечики, маленькие бабочки порхали с травинки на травинку.

– Он уже здесь! – выдохнул Иори.

Лодка Мусаси осторожно огибала риф. Было ровно десять.

Ганрю поднялся и неторопливо направился к официальным представителям. Поклонившись им, он двинулся к берегу.

Лодка входила в маленькую бухту с тихой водой. Сквозь прозрачную голубизну виднелось дно.

– Где приставать? – спросил Саскэ.

– Греби прямо, – ответил Мусаси, сбрасывая с себя одеяло. Саскэ еле шевелил веслом, и лодка сбавила ход.

– Саскэ!

– Да, господин.

– Здесь мелко, подходить ближе к берегу не стоит. Можешь повредить днище, да и отлив вот-вот начнется.

Словно не слыша Мусаси, Саскэ уставился на ярко-красный плащ под тонкой сосной, росшей почти у воды. Мусаси тоже видел своего противника. Достав из-под пояса полотенце, он подвязал полосы. Затем передвинул ножны с коротким мечом на живот, а длинный меч положил на дно лодки и накрыл его тростниковой циновкой. Правой рукой Мусаси сжимал деревянный меч, сделанный им из обломка весла.