Материнское наставление

– Мама, – раздался голос Гонноскэ. – Хватит бранить меня. Сама видишь, как я огорчен.

Гонноскэ плакал, слова перемежались всхлипываниями.

– Тише! Разбудишь его! – Голос матери звучал ласково, но твердо, таким тоном увещевают трехлетнего малыша. – Если тебе так плохо, – продолжала мать, – то выход один: взять себя в руки и совершить то, что диктуют правила Пути. Плакать бессмысленно, более того – и неприлично. Вытри слезы!

– Умоляю, прости мое позорное поражение вчера!

– Я вынуждена тебя ругать, но знаю, что все определяет мастерство. Недаром говорят, что человек слабеет, не встречая сопротивления. Твое поражение подтверждает это.

– Горько слышать такие слова от тебя. Я проиграл, хотя ты ободряла и помогала мне. У меня нет ни таланта, ни силы духа, чтобы стать настоящим воином. Придется оставить боевое искусство и стать крестьянином. Мотыга прокормит меня лучше, чем боевая дубинка.

Мусаси проснулся. Он удивился, что молодой человек и его мать всерьез восприняли вчерашнее столкновение. Сам он не вспоминал о стычке, считая ее досадным недоразумением с обеих сторон. «Поразительное чувство чести у них», – подумал Мусаси. Неслышно войдя в соседнюю комнату, он заглянул в щелку между створками фусума.

Мать Гонноскэ, освещенная утренним солнцем, сидела спиной к буддийскому алтарю. Сын склонил перед ней мокрое от слез лицо. Старуха схватила его за ворот и грозно произнесла:

– Что ты сказал? Превратиться в крестьянина? – Подтащив сына ближе к себе, старуха возмущенно продолжала: – Все эти годы я живу ради того, чтобы сделать из тебя самурая и восстановить семейную честь. Я заставила тебя прочитать множество книг и заняться боевым искусством. Другой заботы у меня нет. А ты хочешь взять мотыгу в руки? – Из глаз старухи потекли слезы. – Он побил тебя, ты обязан отомстить за себя, – продолжала она. – Он пока здесь. Когда проснется, вызови его на поединок, только так ты вновь обретешь веру в себя.

Гонноскэ, взглянув в лицо матери, грустно вымолвил:

– Будь я способен на такой шаг, мама, я бы не чувствовал себя законченным неудачником.

– Что с тобой? Тебя словно подменили. Где твоя воля?

– Вчера ночью, когда мы шли к пруду, я все улучал момент для нападения, но так и не смог. Я твердил про себя, что он всего лишь безродный ронин, но стоило мне посмотреть на него, рука моя отказывалась повиноваться.

– Ты просто думал как жалкий трус.

– И что ж? Знаю, в моих жилах течет кровь самураев Кисо, я не забыл, как молился двадцать один день перед богом Онтакэ.

– А ты не забыл, как поклялся перед ним, что создашь свою школу владения боевой дубинкой?

– Да, но вчера меня подвела гордыня. Я не ожидал, что кто-то умеет сражаться лучше меня. Вчера я понял свое несовершенство. Способен ли такой человек создать свою школу? Мы навсегда обречены на нищету. Не лучше ли сломать дубинку и заняться трудом!

– Ты выиграл все поединки. Как знать, может, бог Онтакэ преподал тебе урок вчера. Наказал за самоуверенность. Ты не сделаешь меня счастливее, отказавшись от дубинки. Когда ронин проснется, брось ему вызов. Если еще раз проиграешь, тогда и вправду следует навсегда отказаться от былых надежд.

Мусаси тихо вернулся в свою комнату и присел в задумчивости. Если Гонноскэ бросит вызов, придется драться, а значит, он выиграет. Гонноскэ умрет, оставив мать в безутешном горе. «Надо избежать поединка», – решил Мусаси.

Неслышно отодвинув сёдзи, выходящие на веранду, Мусаси выскользнул из дома. Деревья купались в лучах утреннего солнца. У сарая в дальнем конце двора корова щипала траву, радуясь лишнему дню отдыха. Мусаси про себя попрощался с ней, пробрался сквозь кусты на тропинку, бегущую через поле, и скрылся из виду. Туманная завеса спала, и гора Кома предстала взору от подножия до вершины. Причудливой формы облачка плыли по небу.

«Дзётаро еще мал, а Оцу слишком слаба, – рассуждал Мусаси. – Найдутся добрые люди, которые позаботятся о ребенке и беспомощной женщине. Пусть небеса решат, суждена ли мне встреча с Оцу и Дзётаро».

Пережитое у водопада потрясение привело Мусаси в смятение, но сейчас он обрел душевный покой. Мусаси понял, что нельзя в это солнечное утро думать лишь об Оцу и Дзётаро, как бы дороги они ему ни были. Он должен владеть собой и твердо следовать избранному Пути, который будет вести его и в этой, и в последующей жизни.

Мусаси пришел в Нараи вскоре после полудня. Это было бойкое торговое место. Мусаси миновал лавку, торгующую шкурами, затем еще одну, на прилавке которой лежали гребни из Кисо. Следующей была лавка, где продавали лекарство из медвежьей желчи. Мусаси решил заглянуть в нее. Вход в лавку украшала вывеска «Большой Медведь», под которой в клетке сидел живой медведь-великан.

Хозяин, пивший чай, обернулся на стук.

– Чем могу служить? – спросил он Мусаси.

– Как мне найти лавку, принадлежащую человеку по имени Дайдзо?

– Дайдзо? На следующем перекрестке.

Хозяин «Большого Медведя» с чашкой в руках вышел на дорогу и подробно объяснил, как пройти. Увидев своего помощника, который возвращался после выполнения какого-то поручения, хозяин подозвал его.

– Проводи господина к Дайдзо, – приказал хозяин. – Почтенный самурай не может терять время на поиски лавки.

Голова у подмастерья была бритой, только на лбу и на затылке торчало по клочку волос. Он бодро зашагал впереди. Мусаси понял, что Дайдзо пользовался уважением в округе.

– Вот она, – указал подмастерье на лавку и отправился восвояси. Мусаси ожидал увидеть обычное придорожное заведение, а перед ним был большой дом. Забранная решеткой витрина была пяти метров длиной, из-за дома выглядывали крыши двух амбаров. Двор окружала высокая стена, парадный вход был закрыт.

Мусаси нерешительно отодвинул сёдзи. В просторном помещении царил полумрак, пол был земляным, поэтому внутри сохранялась приятная прохлада. Мусаси почему-то подумал, что так должна выглядеть винокурня.

– Добрый день, – негромко обратился он к человеку за конторкой.

Мусаси объяснил цель своего прихода, и человек понимающе кивнул:

– Вы, значит, пришли за мальчиком.

Человек, оказавшийся приказчиком, предложил Мусаси подушку-дзабутон, пригласив сесть.

– К сожалению, вы с ним разминулись, – продолжал он. – Мальчик прибежал в полночь, мы как раз укладывали дорожные вещи хозяина, который отправлялся в путь на следующее утро. Насколько я знаю, разбойники похитили спутницу мальчика, и он просил о помощи. Хозяин пообещал ему сделать все возможное. Неизвестно, кто похитил женщину. Будь это местные разбойники, все решилось бы просто. Похоже, что это дело рук кого-то из пришлых, поэтому похититель непременно затаится подальше от тракта.

Утром хозяин разослал на поиски наших людей, но они вернулись ни с чем. Мальчика, убитого горем, хозяин взял с собой. Кто знает, может, в пути они услышат о похищенной женщине или встретят вас. Часа четыре как хозяин и мальчик отправились в дорогу. Досадно, что вы разминулись!

Рассказ огорчил Мусаси, но он понимал, что не застал бы Дзётаро здесь, если бы и вышел пораньше. Мусаси утешился мудростью о том, что для того, кто ищет, всегда остается завтрашний день.

– Куда отправился господин Дайдзо?

– Трудно сказать. У нас не совсем обычная лавка. Мы скупаем целебные травы, растущие в горах. Сборщики приносят их дважды в год, весной и осенью. Наш хозяин не слишком занят, поэтому часто путешествует – по храмам и святым местам, по известным горячим источникам и живописным уголкам страны. На этот раз он, кажется, собирался в Дзэнкодзи, потом по Этиго, а напоследок в Эдо. Точно не знаю. Хозяин никогда не говорит, куда отправляется… Еще чаю?

Мусаси досадовал из-за, потери драгоценного времени, но отказываться было неприлично. Принесли чай. Мусаси спросил, как выглядит Дайдзо.

– Вы его сразу узнаете! Ему пятьдесят два года, крепкого сложения, коренаст, лицо рябоватое. Справа на голове залысина.