В ловушке смерти

Забрезжило утро, но луна стояла высоко. По белеющей во мгле горной дороге двигались тени. Путники беспокойно переговаривались тихими голосами.

– Я думал, что людей будет побольше.

– И я тоже. Многие не явились. Я полагал, что человек сто пятьдесят наберется.

– И половины нет!

– С людьми Гэндзаэмона и семидесяти не насчитаешь.

– Плохи дела. Развалилась школа Ёсиоки!

– Нечего жалеть о тех, кто не явился, – раздался голос из группы людей, шедших сзади. – Додзё закрыт, и многие разбрелись, чтобы прокормиться. Пришли самые гордые и преданные, а это важнее количества.

– Правильно! Представь, какую кутерьму устроили бы двести или даже сто человек!

– Ха-ха-ха! Отважные речи! Вспомните Рэнгэоин!

Двадцать человек открыв рот смотрели вслед Мусаси.

Гора Хиэй и соседние вершины спали в пелене облаков. Путники приближались к развилке, откуда одна дорога взбиралась в гору, другая – вела к деревне Итидзёдзи. Дорога была каменистой, с глубокими выбоинами. У развилки, раскинув ветви гигантским зонтом, росла сосна, под которой расположились несколько старших учеников школы Ёсиоки. Шел военный совет.

– Сюда ведут три тропы. Неизвестно, по какой придет Мусаси. Разумно разделить людей на три группы и поставить на каждой. Гэндзиро с отцом останутся здесь с десятком самых сильных наших учеников во главе с Миикэ и Уэдой.

– Местность здесь пересеченная, поэтому собирать всех людей бессмысленно. Надо расставить их вдоль трех троп и подождать, пока Мусаси не приблизится достаточно близко к месту боя, а затем окружить его.

Тени метались по дороге, некоторые самураи стояли неподвижно, опершись на копья. Они подбадривали друг друга, хотя среди них не было трусов.

– Идет! – раздался крик дозорного.

Тени замерли. По спинам воинов пробежал холодок.

– Ложная тревога! Это Гэндзиро.

– Смотрите, его несут в паланкине.

– Да он ведь еще ребенок!

Тусклый фонарь, раскачиваясь в такт шагов носильщиков, медленно приближался. Вскоре Гэндзаэмон уже выбирался из паланкина со словами: «Ну вот, кажется, все в сборе». Гэндзиро, мальчик лет тринадцати, вылез из другого паланкина. На головах отца и сына были белые повязки, хакама подогнуты. Гэндзаэмон велел сыну стоять под сосной. Отец потрепал мальчика по волосам:

– Бой от твоего имени, но сражаться будут ученики школы. Ты еще мал, твое дело – наблюдать со стороны.

Гэндзаэмон застыл под деревом, как кукла самурая на празднике мальчиков.

– Еще рано, – проговорил Гэндзаэмон. – До восхода солнца далеко.

Порывшись за пазухой, он достал трубку и попросил дать ему огня. Все видели, что он спокоен и держит себя в руках.

– Может, решим, как распределить людей? – предложил кто-то.

– Пожалуй. Каждый должен знать свою позицию. Что предлагаете?

– Боевое ядро остается под деревом. Остальные воины будут стоять через двадцать шагов друг от друга вдоль трех дорог.

– Кто на позиции под сосной?

– Вы и еще десяток учеников. Мы сможем оградить Гэндзиро и прийти на помощь бойцам на дорогах.

– Надо подумать, – произнес Гэндзаэмон. – По твоему плану на Мусаси смогут напасть не более двадцати человек.

– Правильно, этого достаточно для его окружения.

– А если он приведет подмогу? Запомните, он мастер выходить из самых трудных положений. В этом он, пожалуй, даже сильнее, чем в бою. Вспомните Рэнгэоин. Он может ударить по слабому звену в наших порядках, ранить троих-четверых и скрыться, а потом бахвалиться, что один справился с семью десятками учеников школы Ёсиоки.

– Мы не допустим клеветы!

– У вас не будет доказательств. В городе уже сплетничают, что Мусаси один бросил вызов всей школе Ёсиоки. Народ, как обычно, на стороне одинокого храбреца.

– Если он и на этот раз вывернется, нам конец, – произнес Миикэ Дзюродзаэмон. – Никакие объяснения не помогут. Единственное наше спасение – смерть Мусаси, сейчас не до выбора средств. Мертвые молчат.

Дзюродзаэмон подозвал четверых самураев, стоявших в стороне.

Трое были с луками, один с мушкетом.

– Мы обеспечили дополнительные меры обороны, – сказал он.

– А, дальнобойное оружие!

– Поставим их на возвышении или устроим на деревьях.

– Не обвинят ли нас в нечестных приемах?

– Плевать на молву. Наша задача – убить Мусаси.

– Если тебя не страшат сплетни, согласен, – быстро проговорил старик. – Если Мусаси захватит с собой человек шесть, им не уйти от стрел и пули. Пора по местам. Мусаси может напасть внезапно. Расставляй людей, командование поручаю тебе.

Темные тени рассыпались, как дикие гуси по болоту. Одни нырнули в заросли бамбука, другие спрятались за деревьями или слились с камнями на межах между рисовыми полями. Трое лучников заняли позицию на возвышенности, а один забрался на сосну. Пока он карабкался на дерево, дождь иголок сыпался на стоявшего внизу Гэндзиро. Отец заметил, что мальчик заерзал на месте.

– Уже волнуешься? Нельзя так трусить!

– Я не трус. Иголки за ворот попали.

– Терпи молча. Хорошая закалка для тебя. Попытайся запомнить все подробности боя.

– Перестань драться, болван! – раздался вопль с восточного конца дороги.

В зарослях бамбука стоял такой шум, что лишь глухой мог не догадаться, какая там куча людей.

– Страшно! – закричал Гэндзиро, прижимаясь к отцу. Дзюродзаэмон бросился на крик, понимая, что это ложная тревога. Сасаки Кодзиро дубасил одного из людей Ёсиоки.

– Слепой, что ли? Как можно принять меня за Мусаси? Я пришел, чтобы быть свидетелем, а ты набросился с копьем. Сумасшедший!

Люди Ёсиоки переполошились. Они подозревали в Кодзиро лазутчика.

Увидев Дзюродзаэмона, Кодзиро обратился к нему:

– Я пришел как свидетель, а меня встречают как врага. Если это твой приказ, придется мне с тобой сразиться. Мне нет дела до Мусаси, но за свою честь я постою. К тому же Сушильный Шест давно не пробовал крови, что-то я разленился.

Кодзиро походил на тигра, изрыгающего огонь. Его ярость поразила людей Ёсиоки, обманувшихся было фатоватой внешностью Кодзиро. Дзюродзаэмон решил не уступать строптивому юнцу.

– Ты правда рассердился. Ха-ха-ха! А кто звал тебя в свидетели? Не припоминаю. Мусаси попросил?

– Почему переполох? Когда мы ставили столб с объявлением в Янаги-мати, я сообщил враждующим сторонам, что буду свидетелем.

– Ну и что? Это ты сам придумал. Мусаси не просил, а мы тем более. Удивляюсь, сколько на свете выскочек, сующих нос не в свои дела.

– Это оскорбление! – бросил Кодзиро.

– Убирайся! – заорал, не выдержав, Дзюродзаэмон. – Здесь не балаган для представлений!

Посинев от злости, Кодзиро, мягко отпрыгнув назад, приготовился к атаке.

– Защищайтесь, негодяи!

– Подождите, молодой человек! – раздался голос подошедшего Гэндзаэмона.

– Сам жди! – прошипел Кодзиро. – Не лезь! Я вам покажу, что случается с людьми, которые меня оскорбляют.

Старик подбежал к Кодзиро.

– Прошу вас не принимать это недоразумение всерьез. Наши люди перевозбуждены. Я – дядя Сэйдзюро, он рассказывал, какой вы выдающийся фехтовальщик! Не обижайтесь! Приношу вам личное извинение за поведение наших людей.

– Спасибо на добром слове. Я был в хороших отношениях с Сэйдзюро и желаю успехов дому Ёсиоки, хотя и не могу выступить на вашей стороне. Я тем не менее не допущу, чтобы ваши люди оскорбляли меня.

Гэндзаэмон склонился в глубоком поклоне.

– Вы совершенно правы. Прошу вас, забудьте о происшедшем ради Сэйдзюро и Дэнситиро.

Старик решил любой ценой уладить неприятность, поскольку Кодзиро мог ославить их на весь Киото, рассказав о подготовленной засаде на Мусаси.

– Хорошо! Мне стыдно, что почтенный старец гнет передо мной спину в поклоне, – милостиво произнес Кодзиро.

Без тени смущения хозяин Сушильного Шеста начал хвалить и подбадривать людей Ёсиоки и поносить Мусаси.

– Я дружил с Сэйдзюро и знать не знаю Мусаси. Конечно, я на вашей стороне. Я видел много поединков, но трагедия вашего дома ни с чем не сравнима. Какой-то деревенский бродяга вывалял в грязи семейство, служившее военными наставниками сёгунам Асикаги!