Я увидела себя в своем же теле, которое лишь немного отличалось от нынешнего облика. Длинные волосы волнами струились, накрывая всю спину. Габриэль, с собранными в хвост волосами, выглядел так же, как в моем воспоминании, он был рядом, держа меня за руки, сплетая наши пальцы. Мы находились в храме с высоким сводчатым потолком, подпираемом колоннами. Под ногами черный мраморный пол, что так контрастировал с моим белым нарядом, как у Псигелии. В больших каменных чашах горел огонь, и его пламя отражалось на полу. Это был храм ордена Тьмы. Я была уверена в этом.

— Нам отведено было жить тысячи лет, — продолжала Псигелия, — и, в конце концов, суждено поддаться инстинктам, как и остальным первородным. Желание стать матерью, этот женский инстинкт, так сильно взыграл во мне, что я отдалилась от возлюбленного. Когда пришло время покинуть телесную оболочку и отправиться в мир Света в очередной раз, я уговорила остальных обмануть Сизаморо, и когда тот покинет твердый мир вслед за мной и вновь вернется, не говорить, где я.

Картинки сменялись, словно я смотрела кино в очках виртуальной реальности с полным погружением в происходящее. Настолько полным, что не просто видела, но и чувствовала.

— Выбрав человека, я скрылась, выстроив свой храм, и осуществила задуманное, родив множество дочерей.

Я увидела плачущую себя, а Габриэль, нежно обнимая меня, пытался утешить — великая Богиня оставила меня.

— Живя в уединении, я отгородилась от остального мира, — продолжала она, — когда Сизаморо вновь вернулся, первородные выполнили мою просьбу и не открыли мое местонахождение, но рассказали, почему я не желала встречи с ним.

— Ты разбила ему сердце, Псигелия, — с горечью произнесла я.

— Я знаю. Когда, не выдержав долгой разлуки с любимым, я поняла, что желание вновь увидеть его стало нестерпимым, то сняла выстроенный заслон и ужаснулась: израненный ми, представший передо мной, был словно его сердце, обожженное ревностью и обидой, Но было уже поздно.

Подо мной была выжженная земля, превратившаяся в черную пустыню, я словно парила над ней, пролетая над высушенными руслами рек и черными скелетами деревьев, среди них прятались чудовищные звери. В морях плескались твари с огромными пастями, захватывающими в себя целые корабли.

— Не посоветовавшись со мной, остальные приняли решение насильно отправить Сизаморо в мир Света. Пока я жила в уединении, разгорелась ужасная война. Знай я, к чему все приведет… Но, несмотря на нашу вездесущую магию, человеческое тело делает нас слабыми. Так глупо, из-за ревности и тоски, не сумев принять верное решение, мужчины чуть не погубили мир. Остальные первородные, напуганные мощью Тьмы, что вся поддалась Сизаморо, запретили мне возвращать его, грозясь погубить моих дочерей. Я вернулась в свой храм, не желая жить по новым правилам. С тех пор я не показывалась никому. Только мои дочери знают, где меня найти. Теперь мир изменился, и истины все искажены в нем. Но все стремится к балансу, и скоро он будет восстановлен.

Перед глазами все потемнело, и изображения прошедших событий заволокло темнотой. Я почувствовала, как тело мое вновь приняло вертикальное положение, и вода отступила.

Псигелия все еще стояла передо мной.

История меня увлекла, я будто пережила часть этих событий вновь, но не понимала, к чему она мне ее поведала. Я собиралась покинуть этот мир, и что с ним случилось в прошлом, меня, мягко говоря, не волновало. Да, мне было жаль Сизаморо, и я прочувствовала его боль, ведь великая Богиня и меня оставила. Но ко мне, живущей здесь и сейчас, это уже не имело отношения.

— Псигелия, ты вернешь нас в мой мир? — напрямую спросила я, хотя судя по всему, задавать вопросы вслух не требовалось.

— Если вы того желаете… — загадочно улыбнулась она.

Великая Богиня царственно направилась к берегу, с легкостью ступая по воде.

— Пойдем, дитя мое, — поманила она Канью, направляясь к выходу из пещеры, где вдалеке виднелся свет.

Я подобрала наши вещи и направилась следом.

Эрвин стоял, как всегда, во главе овального стола, сегодня члены совета выглядели мрачнее, чем обычно. Даже когда они узнали о смерти Гонкана, их лица были не столь печальны. Эрвин понимал причину такого настроения. Половина совета, так же, как и он сам, желала отменить казнь, другая, напротив — оставить все как есть.

Они уже подошли к концу обсуждений, и теперь осталось верховному хранителю подвести итоги, высказав свое мнение.

— В каждой второй семье случалось такое несчастье, когда близкий человек невольно обращался к Тьме, и мы были жестоки и беспристрастны к каждому, будь то ребенок, не научившийся управлять своей магией, или старик, не помнящий себя. Всех мы судили одинаково, не учитывая причин совершенного преступления, а лишь за проявление Тьмы внутри. Но неужели мы не в состоянии решить, кто заслужил смерть, а кто имеет право на жизнь и заслуживает шанса измениться. Отнимая жизни, мы лишаем каждого обратившегося к Тьме, случайно или намеренно, возможности принести пользу нашему сообществу магов и людей. Я уверен, что великие духи оставили в наших руках магический мир, созданный ими, не для того, чтобы мы слепо следовали правилам, написанным очень давно, когда жизнь была совсем иной. Я верю, как и все, что великие духи никогда не ошибаются. А значит, они выбрали меня неспроста, ведь им ведома судьба каждого из нас. Мы больше не должны бояться Тьмы, мы должны научиться контролировать ее, управлять ею. Нас слишком мало живет в этом мире, и каждая жизнь ценна, каждая душа имеет право на ошибку и возможность ее исправить. Так давай те же поможем исправиться душам, ступившим на тропу, ведущую к Тьме. Я предлагаю отказаться от казни, как за обращение к Тьме, так и во всех остальных случаях.

Никогда еще слова молодого верховного хранителя не звучали столь величественно, эхом отражаясь от каменных стен. Никогда Эрвин не говорил так эмоционально, всегда холодно рассчитывая каждое слово. Но не сегодня. Сегодня он отвоевывал жизнь Каньи. Во чтобы то ни стало он спасет ее от нелепой смерти, найдет способ, он уже готов пойти на обман и пойдет на большее, если это поможет.

Он знал эту юную прелестную девушку совсем недолго, но, наверное, еще при первой встрече понял, что прожить жизнь без нее — это впустую потратить время. Он будто видел сияние, исходящее от нее, словно великие духи указывали ему на нее. И он был уверен, что судьбой им предначертано быть вместе.

Шепотки между членами совета еще не прекратились, но не это привлекло внимание Эрвина. Новый член совета. Представитель Огненных гор. Он был мрачнее остальных и не участвовал во всеобщем обсуждении, будто уже все решил.

На прошлых обсуждениях Гонкан, да пребудет Свет в его душе, был за отмену казни, ведь среди магов Огненных гор случаи обращения к Тьме были не редкостью. Маги его территорий лучше других управляли огнем, их кузни считались самыми лучшими. Но огонь — стихия опасная, и Гонкан понимал важность отмены казни для своего народа.

Эрвин мало знал о новом представителе, он был моложе остальных, примерно того же возраста, что и Рейнорд Делагарди. До этого момента он был уверен, что маги Огненных гор на его стороне и по всем подсчетам голоса должны разделиться, тогда у Эрвина будет право последнего голоса. Но сейчас нехорошее предчувствие посетило верховного хранителя.

Обсуждения, наконец, закончились, и в зале воцарилась тишина.

— Голосуем, поднимите руки, кто за отмену казни, — произнес Эрвин, и его слова прозвучали жестко, совсем не так, как ему свойственно, но вряд ли кто-то это заметил.

Одна за другой руки поднимались вверх. Три… Не хватало еще одной. Маг Огненных гор смотрел куда-то вдаль, будто еще не решил, как проголосует.

Эрвин не на шутку разозлился и старательно пытался не продемонстрировать свои эмоции совету, но взглядом сверлил нового члена совета. Теперь уже все внимательно смотрели на нерешительного мага.