— Давайте, товарищ капитан второго ранга, давите на «Пуск», ваше право первой ночи с этим агрегатом. — затягиваюсь я сигаретой, — с Богом!

— К черту! — Степанов подводит курсор мыши к кнопке и затаив дыхание нажимает. Даже на слух гул дизель-генераторов изменяется, они разгоняются, набирая обороты. На индикаторах столбик вырабатываемой мощности движется к 95 % отметке, переваливают за нее и останавливаются на цифре 97,2 %. Столбики отдаваемой мощности на антенных эффекторах чуть отрываются от нуля и начинают расти рывками. Выпрыгивает всплывающее окно и лазерный датчик-аналайзер начинает рисовать на нем нечто похожее на поставленную, на ребро линзу.

— Ну, — читаю графики, — форма поля почти идеальна, прерываю я молчание, за минуту тридцать пять набрана номинальная плотность…. Поздравляю вас товарищи, установка к полевым испытаниям готова. Отключайте, товарищ Степанов, нечего зря соляр жечь.

И что странно, питание антенного поля мы погасили, уже и дизеля вышли на дежурный режим, а по данным аналайзера маскировочное поле, за счет остаточных явлений, держалось еще почти минуту….

— Ну что товарищи! — я потер руки, — По поводу полного успеха положено шампанское, конечно, варварство, благородный напиток из граненых стаканов, Витя, вот ключи, в Термокинге ящик шампанского, возьми две бутылки. Алла, с девочек стаканы, празднуем.

Такое гадство, только мы разлили шампанское, как врывается товарищ Ким, с круглыми глазами. Вы видели корейца с круглыми как блюдца глазами? Я до этого тоже нет. Говорить не может, только мекает….

— Вы, вы-ы… — девочки ему остатки шампанского из второй бутылки налили, и стакан в руку сунули, выхлебал как лимонад. — Вы вырубили всю связь во Владивостоке…. Штаб флота до меня только пробился, они не сразу поняли чьи это штучки. Во всем городе нет сотовой связи, не работают телевидение, радио и мобильный Интернет. У вас, бляха-муха СЕВЕРНОЕ СИЯНИЕ над Владивостоком зажглось…, вы хоть на палубу выходили?

— Лейла, детка, дай-ка мне свои расчеты по форме поля? — беру распечатанный на принтере листок, смотрю…, мля, — Убить тебя мало, почему вертикальная шкала до двенадцати километров, беги к себе, сделай расчет на шкале в сто двадцать километров. Но, кажется, я уже знаю ответ….

— Интересно… — Василий Иванович взял у меня листок, и на двенадцати километрах поле почти не сужается и имеет достаточную плотность. Мы вполне могли зацепить этим гребнем по нижним слоям ионосферы и перевозбудить всю тамошнюю электронную братию. А, мне ваш агрегат нравится все больше, для целей маскировки, конфигурацию антенных эффекторов придется чуть менять…, к примеру еще больше наклонить верхний ряд панелей навстречу друг к другу…, но как устройство РЭБ… А нельзя ваши панели скомпоновать так, чтоб получился узкий пучок и направлять его, к примеру, в точку ионосферы над Лос-Анжелесом…, и им пакость, и нам, к примеру, приятно.

— Можно подумать…, но, потом, а сейчас нам с вами, надо пойти в свои каюты и написать рапорта о сегодняшнем испытании. Все равно, начальство не слезет ни с нас, ни с товарища Кима, пока не удовлетворит свое любопытство. Рапорта сдадим ему же. Пусть сам решает, кто и какой информации имеет допуск. А товарищу Одинцову, доложу сам.

Звонок, господи, а я уже собрался уходить. Снимаю трубку.

— Паша? — голос до боли знакомый всем россиянам. Делаю знак своим, чтоб все исчезли и не отсвечивали.

— Да, это я, Владимир Владимирович, Вы чудом меня застали. Нога уже была на пороге.

— Паша, у меня есть к тебе предложение….

— Знаю, но работать в этом гадюшнике, именуемом Вами правительством, не собираюсь. Ты же знаешь, как меня прозвали и за что, зол я и нерукопожатен?!

— Знаю, Паша, — вздохнула трубка, — мне докладывали, зовут тебя Полярный Лис и жутко плюются. Да я и сам от них тоже не в восторге. — Эх, товарищ Президент, разогнал бы ты их к чертям собачьим…, - я ухмыльнулся, — Дворковича, да в дворники.

— Паша, не все так просто…. Но ты же знаешь, что говорил классик, по похожему поводу… Это когда вчера было рано, а завтра будет поздно. Так вот, пока рано.

— И это знаю, Владимир Владимирович, впрочем, вернусь, поговорим…, хотя, всякое может быть. Лишь бы не стало поздно.

— Что так серьезно?

— А то я Вам не докладывал? Их генеральный, профессор Баграмян, дает нам семьдесят процентов….

— А остальное?

— А что угодно, от пустого пшика, до летального исхода.

— Может отменить?

— Ага, отменить! А с НАТО-й, не приведи господь, чем воевать будем? Нет у нас пяцотмильенов солдат с винтовками Мосина! Теперь через технику выкручиваться надо.

— Ну, удачи тебе, Паша! Ни пуха!

Кладу трубку, — К Черту, Володя, к Черту!

Подхватываю со стула большую спортивную сумку и чемоданчик с ноутбуком, — Господа и дамы, время не ждет! — в коридоре мои люди, три охранника и референт. Охрана, три коротко стриженных мускулистых парня. Обычно они носят исключительно строгие деловые костюмы, но сегодня, вся компания будто собралась на рыбалку.

Референт у меня посложнее…, Дашенька Спиридонова, капитан запаса ВДВ, комиссована по ранению после войны трех восьмерок. Экспансивная пуля раскромсала половину левого легкого. Подобрал, ее, как бездомного котенка, по просьбе приятеля из ее части. Выпихнули со службы с нищенской пенсией по инвалидности и выселяли из служебной квартиры. Паскудный Медведевский Табуреткин…. Поселил на квартире, послал на курсы секретарей-референтов, потом взял к себе. И вот она уже почти четыре года со мной. Вскочила, кусает губы…Рослая сероглазая блондинка, девяносто, шестьдесят, девяносто…. Нет, мы не любовники, скорее она мне вместо дочери, хотя, будь я на двадцать лет моложе — пал бы к ее ногам. А у нее в глазах собачья преданность и тоска…. Она уже выбрала и безнадежно…. Подобрал, обогрел, сказал ласковое слово, и вот результат. Старый, я для тебя, девочка, старый.

Дашу беру с собой, потому что она без меня засохнет, а мне этого не надо. Спускаемся на рецепшен, спортивные сумки, удочки…, рыбачить поехали…. У входа ждет черный «крузер», с краевыми номерами, прикрытие от местного Управления, едем.

В машине Дашенька плотно прижалась ко мне горячим бедром, туго обтянутым бледной джинсой. Чувствовалось, что ее бьет крупная дрожь.

— Что с тобой, Даша? — беру в свою руку ее ледяные, сжатые в кулак, пальцы. Рядом телок, тактично отвернувшись, смотрит в окно.

— Н-не знаю, — она понемногу успокаивается, — но тогда, под Цхинвалом, было так, же…. Чувство, что идешь прямо в засаду, на верную смерть…. Но, у нас был приказ и мы пошли.

— Теперь у нас тоже есть приказ, впрочем, если хочешь, можешь остаться.

— Ни за что, Павел Павлович, я только с Вами… — и вцепилась в мою руку как клещ. Ну, другого ответа я от нее не ждал.

В удаленной бухточке, у бревенчатого причала, нас ждал катер, Нас, это меня, Дашу и Вадима, одного из охранников. Остальные останутся здесь и будут весь месяц изображать рыбачий лагерь. Накрапывает мелкий дождик, это хорошо, за его пеленой не будет видно, что мы направились не к каменистым отмелям, а к маячащим на внешнем рейде военным кораблям. Я поплотнее затянул молнию на кожаной куртке, середина августа, а погода вполне осенняя.

— Застегнись! — показываю я Дашеньке на, расстегнутую до пупа, куртку. — Простынешь еще, а тебе это вредно.

— Ерунда! — раздраженно дергает она головой, но язычок молнии все-таки поднимает, до середины высокой груди.

Дождь, ветер, туманная дымка, затягивающая берег, неласково прощается с нами Владивосток. Смотрю на приближающийся серый борт с большими белыми цифрами «081». Наш новый временный дом на волнах. Устал я от временного, хочу постоянного. Но, таков долг моей службы.