Крик выудил его из объятий морфея. Он лежал весь мокрый от пота и дрожал. Нет, так нельзя. Поднявшись, Пит принял душ.
Теперь ему стало чуточку легче…
Пусть он и не верил в своё «возвращение», но ему было гораздо легче от осознания, что он искренне желает вернуться ей…
******
— Хеймитч, я не могу. Я схожу с ума. Боюсь, если я останусь, произойдёт что-то ужасное… Вдруг я причиню ей вред? Ты первый меня убьешь, и поделом. Мне нужно уехать… Так будет лучше.
— Кому? Тебе? Ей? Если ты считаешь, что лучше будет ей… Ты ошибаешься. Она без тебя пропадает.
— Но не пропала же, пока я был в госпитале…
— Она жила тем, что ждала тебя. Вечно пялилась на твои окна, драила твой дом и надеялась на чудо. Если теперь ты решишь уехать, это её сломает, помяни моё слово. Тогда уж точно Сноу посмеется над нами с того света. Она без тебя не жилец, парень.
— Ты ошибаешься. Я ей не нужен.
— Да, ну? Я видел то, что не видел ты.
— О чем ты?
— Когда ты был в плену… Она была… Как бы это сказать помягче-то. Не в себе, что ли. Шарахалась ото всех. Пряталась в чуланах да подсобках, ничего не ела и ни с кем не разговаривала… Ничего не напоминает?
— Гибель Прим…
-Именно, парень. Тогда, в 13-м, полет Сойки прервался впервые… Она только и делала, что рыдала. И все выпрашивала у Койн помилование для тебя. Умоляла спасти… Проклинала меня, ведь я обещал ей вернуть с Арены тебя… Но так уж вышло… — замялся Хеймитч словно оправдываясь.
— Не надо. Ты всегда ставил на неё. И я сам тебя об этом просил…
— Я тебе говорю, Пит, она без тебя не сможет… Пойдём, я покажу тебе одну запись… Она была сделана случайно. После налета на 13-й, когда ты нас предупредил, Койн приказала снять ответный ролик, — они прошли в гостиную и сели на диван.
— Так вот. У Китнисс началась истерика она кричала, что не может этого сделать, ведь тогда тебя убьют…
Ментор вставляет кассету и нажимает на пуск.
Пит вжался в диван, ни жив, ни мёртв. Она выглядит такой… Сломленной. Несчастной. Влюбленной?.. Нет. Это не правда. Просто все тот же долг перед ним — её спасли с Арены, его взяли в плен. Опять пресловутое чувство вины. И только? И только… И только. И только!
— Хеймитч. Это чувство вины и чувство долга передо мной. Ты же её знаешь…
— Дурень… Как ты не поймешь. Что нужен ей не меньше, чем она нужна тебе… Ты один мог понять и её боль и её страхи. А вот её любовь понять мозгов не хватает?
— Вот тут уж нет… Это у вас вечный тандем был. Вы всегда друг друга понимали без слов. А я вечно был третьим лишним. Дурачком. Так что ты лучше всех её понимаешь…
— Это другое. Мы просто очень похожи. Потому цепляемся и ругаемся вечно. В больших дозах мы друг другу противопоказаны, уж поверь.
— В любом случае, это все было до того, как я пытался её убить… До охмора. Теперь все иначе.
— Ты давай-ка, не руби с плеча. Утро вечера мудренее. Правда, и дрянее. А теперь иди-ка домой, дай мне посидеть одному…
— Скажи, лучше, что не терпится выпить.
— Это само собой, парень.
Пит выходит из дома наставника и направляется к себе. Дома он зажигает свет на кухне — все тот же безмолвный сигнал для неё — мол, у меня все нормально, жив пока. Подумав, поднимается на верх и открывает окно. Сегодня он напьется до чертиков и вряд ли доберётся до спальни. Но она знает, что он не спит с закрытыми окнами. Пусть думает, что все в порядке.
Прихватив бутылку виски, он спускается в подвал, в свою «нору».
Образ Китнисс с видеокассеты молчаливо следует за ним… Предательски крутится мысль — я ей нужен. Я ей нужен.
Я. Ей. Нужен.
И как издевательство — Был.
Возможно он был ей нужен когда-то… Не теперь. Слишком большая пропасть между ними.
Пита так и тянет к бутылке. Он понимает, что уже привыкает заливать свою боль алкоголем. Но по-другому не может…
Рассказ ментора никак не выходил из головы. Так ли все было на самом деле? То, что между ними была какая-то мистическая связь, он не отрицал. Он чувствовал её боль, как свою… Но что было «по ту сторону баррикад»? Он не имел представления…
Он всегда видел в ней нечто большее, чем окружающие. Но вот она… Он был никем. Трибутом. Союзником. Напарником. Мнимым женихом. Но по факту даже другом он не был. Другом был Гейл.
Нет. Он не верил ей. Больше нет. Слишком уж неправдоподобно все это. Она уже играла на камеру, когда изображала чувства к нему. И не раз. Его вдруг охватила животная злость. Хватит делать из него дурака. Он больше не поведется. Ментор всегда был с ней заодно.
Руки Пита сомкнулись на бутылке в предвкушении забытия и на долю секунды он представил, что это её горло…
14. Возрожденный Обескрыленный Мир. Выход… в жизнь
Китнисс долго думала, как ненавязчиво приблизиться к Питу?.. Но совершенно ничего не приходило в голову. Любой вариант казался слишком… назойливым.
А вот мозолить ему глаза просто так, ей не хотелось. Ну, не мастер она на подобного рода штучки…
Если что и говорит, то как есть. А если на разговор нет смелости или сил — молчит до последнего.
Бесцельно она бродила по своему дому, выдумывая несуществующий повод для встречи…
А что если просто признаться?
Пит… Я хочу, чтобы мы стали ближе, если это возможно. Если от моего присутствия тебя не вывернет наизнанку…
Бред.
В итоге жизнь так и текла, казалось, мимо жителей Деревни… Китнисс так и не решалась на какие-то действия.
Лето было в самом разгаре, когда Пит решился на поход в город… Не сказать, что он с удовольствием посещал центр дистрикта, но иногда его жутко тянуло на место, где когда-то располагалась пекарня его семьи… Сегодня в городе кипела работа — дистрикт восстанавливался…
Медленно, шаг за шагом…
Материалов особо не завозили, так что предприимчивые жители использовали вторичный материал — в развалинах находили много кирпича, бетонных плит и досок.
И костей. Но об этом он старался не думать…
Пит вдруг с горечью отметил, что людей в родном городе очень мало, большинство — незнакомцы… Многие из тех, кто спасся не захотели вернуться в это захолустье… И все же, мелькали и знакомые лица… Вот — каменщик, его дом располагался в противоположном от пекарни конце города. Пит знал его, так как периодически нужно было перекладывать печь, когда та выходила из строя. Тогда как раз отец обращался к нему.
А вот мистер Берк, учитель истории. Питу всегда казалось, что он с бо’льшим удовольствием рассказывал бы о восстании и Темных временах, чем о добыче угля…
Все-таки 12-й, который и во времена своего «расцвета» казался убогим, теперь выглядел израненным и не пригодным для жизни. Больно смотреть на разрушенные районы. Даже сохранившиеся дома выглядели мертвыми — хозяева или погибли во время бомбежки, или решили не возвращаться к истокам.
Сейчас горстка людей расчищала дорогу к площади, где когда-то стоял Дом Правосудия.
Пит решил, что тоже внесет свой вклад в строительство родного края. В конце концов, ему все равно нечем себя занять… Маленькая дорожка к площади была в итоге расчищена. Чуть дальше, за площадью, располагалась старая школа… Здание частично сохранилось, но до него руки еще не дошли. Может быть, потому что детей в Двенадцатом — раз, два и обчелся?.. Так и стояла она, полуразрушенная, навевая невеселые мысли.
Парень решил пройтись по развалинам. По развалинам своей Памяти, если быть точным. Может и не стоило, но ноги уже сами несли его к школе.
Первый этаж сохранился почти полностью. Он сам не понял, как оказался у кабинета музыки. Там он впервые услышал, как она поет… Сначала он почти ничего не помнил об этом, но врачи в 13-м услужливо показали ему видео с первых Игр, где в пещере он на весь Панем рассказывает, как влюбился в нее…
Дурак.
Теперь он помнил не только сам факт, но и часть эмоций, что испытал в пятилетнем возрасте на уроке музыки, когда она пела…